***
Но никто ничего не скажет,
С зюйд-зюйд-веста подходит гроза,
Впрочем, курс ее тоже неважен,
Одинокая стрекоза
Замерла в предвкушении влаги,
Но в Валгалле не будет дождей.
И никто не шепнет бедолаге:
«Улетай, улетай поскорей!»
Будет жесткая серая сеча,
Где не видно ни сабель, ни лиц,
Где мешается взгляд человечий
С окровавленным пеплом ресниц.
Нет покоя берсеркам в Валгалле,
Бисер капель предвестных - обман.
Те же хищные рысканья стали,
Тот же яростный запах от ран.
Улетай, стрекоза, и за нами
Хоть кого-нибудь как-то отправь!
Ты же видишь своими глазами
Во сто крат приближенную явь.
Я-то знаю, что будет, я столько
Прожила здесь, грустя и смеясь,
Ну а ты под шершавой осокой
Только этой весной родилась.
Но никто ничего не скажет,
И уже - никакой стрекозы.
Это смута эфирная, жажда,
Это так... ожиданье грозы.
С зюйд-зюйд-веста подходит гроза,
Впрочем, курс ее тоже неважен,
Одинокая стрекоза
Замерла в предвкушении влаги,
Но в Валгалле не будет дождей.
И никто не шепнет бедолаге:
«Улетай, улетай поскорей!»
Будет жесткая серая сеча,
Где не видно ни сабель, ни лиц,
Где мешается взгляд человечий
С окровавленным пеплом ресниц.
Нет покоя берсеркам в Валгалле,
Бисер капель предвестных - обман.
Те же хищные рысканья стали,
Тот же яростный запах от ран.
Улетай, стрекоза, и за нами
Хоть кого-нибудь как-то отправь!
Ты же видишь своими глазами
Во сто крат приближенную явь.
Я-то знаю, что будет, я столько
Прожила здесь, грустя и смеясь,
Ну а ты под шершавой осокой
Только этой весной родилась.
Но никто ничего не скажет,
И уже - никакой стрекозы.
Это смута эфирная, жажда,
Это так... ожиданье грозы.