Умер Ури Авнери - израильский журналист, политик и идеолог. Он относился к редкому типу людей, выдвигавших и отстаивавших правильные идеи вопреки всем и продолжавших упрямо их отстаивать даже тогда, когда они становились нерелевантными и явно неосуществимыми. Его личность будет предметом изучения наших далеких потомков. Возможно, через тысячу лет, когда люди отдаленного будущего станут вспоминать нынешний Израиль, самой знаковой фигурой для них будет именно он. Про Моше Даяна, Голду Меир и Яира Лапида вряд ли вспомнят.
Ури Авнери, тогда Гельмут Остерман, родился в Германии. Его отец был банкиром среднего уровня достатка, хорошо разбиравшимся в политике, и когда нацисты пришли к власти, понял, что оставаться там нельзя. Семья Остерманов стала одной из первых, воспользовавшихся возможностями соглашения "Хаавара", заключенного между Еврейским агентством и нацистским руководством в августе 1933 года. Уже в октябре этого года семья прибыла в порт Хайфы, видимо, на одном из пароходов, отправлявшихся из Гамбурга под звуки оркестра, исполнявшего "Атикву" и "Хорста Весселя". Так это тогда обставлялось.
В Израиле отец Авнери не захотел становиться еврейским рабочим и попытался заняться бизнесом, но с евреями у него, видимо, что-то не пошло так, как с немцами, и он в течение года потерял всё привезенное с собой состояние. В дальнейшем семья купила прачечную и жила весьма скромно, пока не начала после войны получать немецкую пожизненную ренту в качестве людей, переживших Холокост.
Старший брат Гельмута погиб во Вторую Мировую войну во время службы в британской армии. Гельмут поменял несколько имен, пока не стал Ури Авнери.
Молодой Ури начал работать с 14 лет, вначале техником по радио, а потом секретарем в юридической конторе. С 1937 по 1942 год он был членом организации "Эцель", но впоследствии покинул ее, потому что не был согласен с антиарабским настроем ее членов и руководства. Ури был против англичан, но уважал арабов. В дальнейшем он говорил, что понимает палестинских террористов, потому что "в юности сам был террористом". С несколькими друзьями он сформулировал основные принципы идеологии "кнаанизма".
Сейчас очевидно, насколько правильной была и, по большому счету, остается эта идеология. Ее смысл в том, что евреи, собравшиеся в Палестине, представляют собой новую нацию, связанную с евреями галута, возможно, исторически, но стоящую на принципиально иной идейной и экономической основе. Примерно как американцы по отношению к англичанам. Основой новой общности должны были стать язык иврит и "почва" - история и самосознание семитского региона, неотъемлемой частью которого она является. Кнаанизм настаивал на решительном отказе от так называемого "еврейского взгляда на мир" и превращении евреев в нормальный народ. Сейчас мы видим, что альтернативой кнаанизму является клерикальная реинкарнация еврейского местечка, и Израиль чем дальше, тем больше напоминает большое местечко со всеми описанными в классической литературе на идиш "прелестями" жизни в нем.
Интересно, что Моше Фейглин во время одной из своих бесед с Авнери сказал ему: "Ури, ты любишь арабов потому, что ты ненавидишь евреев". Авнери, по словам Фейглина, нечего было ему возразить. Он действительно не любил наследие еврейского галута, закономерно приведшее его носителей к Холокосту, и предлагал достойную альтернативу. Жалко, что эта альтернатива осталась невостребованной.
Правильной была и идея "двух государств для двух народов" в Палестине, отстаивавшаяся Авнери с начала 50-х годов прошлого века, когда ее не поддерживал никто, кроме него. Именно потому, что он мечтал о ее реализации, Авнери дружил с Арафатом. Он понимал, что никто кроме Арафата не сможет возглавить палестинское государство, мирно существующее рядом с Израилем, даже если будет хотеть этого, как в свое время Абу-Мазен. Но когда началась Вторая интифада, Авнери обвинил в этом Израиль, не предложивший палестинцам соглашение, обеспечивающее создание жизнеспособного государства, а не Арафата, выбравшего путь вооруженного противостояния. Авнери не понял, что его концепция уже стала нереализуемой утопией, и продолжал отстаивать ее до самого конца вопреки очевидной реальности. Это не отменяет того факта, что если бы в 2000 году Авнери гипотетически стал руководителем Израиля, раздел на два государства состоялся бы. Но кто бы его туда пустил?
Первая легендарная встреча Авнери с Арафатом состоялась в осажденном израильтянами Бейруте в 1982 году, в разгар Первой Ливанской войны. Тем, кто до сих пор жалеет, что Авнери после этой встречи не казнили как предателя и не упекли на всю жизнь в тюрьму как нарушителя запрета на встречи с представителями ООП, я скажу, что Авнери действовал с согласия и ведома высшего израильского руководства и, по-видимому, лично командовавшего израильскими войсками, осаждавшими Бейрут, Ариэля Шарона. Об этом свидетельствовал и Авнери, и другие израильские политики.
Авнери поддерживал дружбу с Арафатом до конца жизни последнего, и чем иллюзорнее становилась возможность мирного соглашения с палестинцами, тем радикальнее был политический активизм Авнери. Он верил, что если предложить израильтянам готовый и приемлемый для палестинцев документ, израильтяне его поддержат и в массе переметнутся из правого политического лагеря в левый. "Надо предложить израильтянам яркую мечту", - писал он. Но так не бывает, и консенсусные варианты урегулирования чем дальше, тем больше переставали устраивать и израильтян, и в еще большей степени палестинцев. Сейчас фактически никто на палестинской улице не согласен на "два государства". Молодежь требует интеграции палестинцев в Израиль на условиях полного гражданского равенства.
Ури Авнери был частью поколения создателей государства, для которого не было стеклянных потолков. Он мог бы стать кем угодно, вплоть до премьер-министра, если бы действовал в рамках национального консенсуса и в мэйстримных политических рамках, как, к примеру, Шимон Перес. Но он выбрал другой путь - стал основателем свободной журналистики в Израиле. Девизом его журнала "Этот мир" было: "Без страха и лицемерия". В качестве журналиста Ури Авнери является для меня образцом.
Пишут, что Авнери никогда не был "экономическим левым". Это не совсем так. Он стал одним из первых людей, защищавших участников протестов в Вади-Ниснас и Вади-Салиб в Хайфе, жителей "маабарот", "Черных пантер", вообще выходцев из восточных общин в Израиле, подвергавшихся системной дискриминации. Он поддерживал все дискриминируемые меньшинства, пока они были реальными, а не виртуальными, типа радикальных феминисток и ЛГБТ. Однако после развала социалистического лагеря и СССР Авнери, посетив страны Восточной Европы, пришел к выводу, что государственный социализм неизбежно порождает национализм и фашизацию. Поэтому он выбрал последовательный либерализм, еще не испоганенный тем, что на него налипло за последние десятилетия. А чисто экономическая тематика просто не интересовала Авнери - она была ему "параллельна".
Сегодня я почитал некрологи в ведущих газетах и токбэки под ними. Ивритоязычные изральтяне разделились - одни ценят то, что сделал Авнери, другие пишут: "Так ему и надо, предателю. Жаль только, что долго жил". Русскоязычные токбэкисты почти все согласны с последними. Что можно сказать по этому поводу? Один мой знакомый написал в связи с судьбой Наджибулы и Афганистана, которым он руководил: "Народ, поступивший с Наджибуллой так, как он поступил, заслуживает той жизни, которой он живет". Вот и Израиль, так оценивающий Авнери, заслуживает того, что с ним будет, причем уже не в очень отдаленном будущем.
Сегодня, когда Авнери умер, так называемая левая идея в Израиле умерла окончательно. Она просто не имеет больше никакого смысла, а в будущем левые тусовки у нас станут чем-то вроде тусовок монархистов в современной России - сборищем ностальгирующих по несостоявшейся реальности фриков.