«Саул». Гендель - Коски
«САУЛ»
Георг Фредерик Гендель
Глайндборнский оперный фестиваль, Великобритания
Постановка - Барри Коски
В тихом английском имении Глайндборн, близ провинциального городка Льюс уже 82 года проходит грандиозный музыкальный фестиваль. Владелец имения в первой половине ХХ века очень любил оперу и часто организовывал любительские оперные постановки. Женившись на оперной вокалистке, Джон Кристи, именно так звали собственника, решил вывести свою забаву на профессиональный уровень. Так в 1934 году здесь состоялся первый форум классической оперы. Зал на 300 мест за несколько десятилетий превратился в одну из лучших площадок Англии на 1200 зрительских кресел. Словом, все здесь располагало к радостному, большому празднику и ничего не предвещало беды.
Пока в 2015 году на сцене этого милого детища не случилась премьера оперы Генделя, где дебютировал в Глайндборне известный проказник, интендант берлинской Комической оперы Барри Коски. Вышел громкий скандал, названный изданием Телеграф "нокаутом, вдохнувшим новую жизнь в произведение".
Барри Коски в интервью оправдывался, как ребенок: "В этом жанре не существует предписаний, что следует ставить, а что нет. Если Вам интересно узнать, чем на этот раз вас готов удивить постановщик, Вы просто должны идти смотреть и радоваться каждому сюрпризу".
Благочестивая драматическая оратория Генделя в трех актах Саул (1738) превращена инфант-терриблем берлинской Комической оперы Барри Коски на сцене Глайндборнской оперы в масштабное шоу о поучительном уроке последних дней жизни известного короля Лира, решившего устроить экзамен родным и близким на силу их любви к себе. За что и поплатился.
Точнее, у самого Генделя ни слова о шекспировских страстях. Так режиссер Коски читает генделевский сюжет о сложных отношениях возможного преемника Давида с первым царем израилевым Саулом, прошедшим путь от зависти до ненависти к утрате статуса и жизни. В основе либретто - Первая книга Царств Библии. Коски же перенес время действия в век XVIII, эпоху позднего Возрождения, когда и было создано Генделем сие сочинение.
Из Библии мы узнаем, что помазанный на царство Самуилом Саул был высок и умен, и не было никого из израильтян красивее его. Но, удаляясь от Бога, Саул становился мрачен и грустен, подчиняясь духу зла в рабстве растущих зависти и гнева. Видя, как Саул становится неуправляемым, Самуил короновал другого сына израилева - Давида, которого Саул попытался убить, но не смог. Ибо удача покинула дом Саула и поселилась в делах Давидовых. Давид побеждает великана Голиафа и Саул вынужден отдать ему в жены свою дочь. Необузданная ярость Саула утихала лишь от звуков чарующей музыки, исполненной даровитым Давидом. Не сумев пережить смерть сына в бою и разъедающую душу зависть, прямо на поле битвы Саул кончает жизнь самоубийством.
У Генделя Саул - бас, а Давид - контртенор. Гендель строит противостояние этих партий в жанре высокого церковного канона, воспевающего промысел Божий: низкое траурное и высокое божественное. Оратория по мотивам столь поучительного сюжета развивала темы похоронного церемониала (от марша до гимна), так как по сюжету главный герой и его сын гибли в пламени страстей. Но Коски добавляет в действие такое количество живительных красок, что просто топит грусть в декадентской радости утраты, пестрой, суетной и наполненной самовлюбленностью и даже нездоровым эротизмом. Вместо байроновских грусти и отчаянья в ожидании "грозного часа" Коски устраивает пиршество расставания с земными ценностями прямо в месиве графитового песка, похожего на засыпавший нашу реальность пепел ада.
При этом сценический текст над-сочинён режиссером так, что обнаружились "новые" смысловые линии оратории, а музыкальная ткань заметно пополнилась несуществующими речитативами, возгласами, ударами, паузами и выкриками. Не испытывая никакого смущения, Коски устроил настоящие танцы на костях.
Видео-отрывок из спектакля
Click to viewТрадиционным тут оказалось лишь начало, когда увертюру исполнили при опущенном занавесе. Одиноко, пугающе, смотрела на зал отрубленная голова великана Голиафа, расположенная по центру авансцены. Взлетевший занавес открыл усеянную черным гравием площадку и лежащего возле своего трофея юного, будто сошедшего с пасторального гобелена, пастушка Давида, испачканного кровью побежденного противника. Следом резво поднятый задник открыл длинный сервированный стол, будто сошедший с гравюр XVI века, вокруг которого ожил и засуетился хор, поющий осанну герою. Будто по контрасту с застывшим выражением ужаса на отрубленной голове, хор куролесил и бузил.
Никакого воздержания и поста. Стол ломится от яств. Львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, молчаливые рыбы превращены в еду и ароматно благоухали. Меж огромных снопов фруктов, трав и цветов запеченные в ананасах и яблоках косули, кабаны и свиньи ждали своих едоков все полтора часа, пока шел первый акт оперы - бравурный, пестрый и праздничный. Цветной мир барочного кошмара, где все жизни, совершив печальный круг, угасли, после антракта сменился черно-белой картинкой пост-атомной-катастрофы.
Во второй части на сцену выполз ужас надвигающейся смерти. Саул должен был получить по заслугам. Занавес открыл кабинетный орган в окружении горящих свечей. Его соло скорбно отвечал из оркестровой ямы камерный оркестр из виолончели, баса, теорбы и клавесина. Праздность будто сменилась скорбью, но навязчивое ощущение подмены осталось. После настоящей вакханалии вокруг отрубленной плоти великана в первом акте ожидание перевертыша было введено в закон.
Изящная поэзия либреттиста Дженнинса не увлекла режиссера и во втором действии, потому потрясающий генделевский хор предстал и здесь набором страстных индивидуальностей. При этом фигуративную функцию хор исполнял отменно. Чистая картинность любого замирания убеждала сентиментальную публику пустить слезу от застывшего "кадра вечности", который был насквозь шуточным и фальшивым. Но публика порой бывает такой дурой, что готова умиляться чудовищной пошлости!
Коски дезориентировал столкновением эклектичных деталей, превращающих все серьезное в фикцию, подделку, симулякр. Так мрачно настроенный Гендель был отправлен нервно курить в сторонку. Велико ли дело положить на лопатки мертвого композитора?! Все здесь было пронизано истерической манерой повествования. Все - фарс, от начала и до конца.
Хореограф Отто Пихлер и его шесть танцоров устроили забойные танцы с выкидыванием коленцев, лавируя вокруг раскатывающейся по сцене отрубленной конечности Голиафа в сцене пира из первого акта и во время траурного бдения предстоящего смертельного боя, когда на сцене появлялись и исчезали десятки серых личностей в чаду дрожащих свечей. И даже тут звучащий скорбный мотив использовался тривиально for dancing.
Пафосно и комично Кристофер Первс в роли Саула изображал муки ума, будто в продолжение его роли Лепорелло в моцартовском "Дон Жуане" на сцене берлинской Комической оперы. Первс умеет строить такие рожи, которые и в гневе, и радости напоминали едкие карикатуры в стиле агитационных плакатов ХХ века. Саул Первса - из плеяды больших цирковых силачей, готовых защищать невинно обиженных девочек и спасать щенков/котят от непогоды. Трудно представить, что такой силач смог увидеть в тщедушном контр-теноре Давиде заговорщика, способного покуситься на трон и власть. Нужно иметь особое чувство юмора, коим, очевидно, только Коски и обладает. Не так легко поверить в думу тяжкую, мучающую Саула длинных два акта и приведшую его к самоубийству. Вот где на помощь приходит аллюзия на судьбу короля Лира, медленно впадающего в безумие. Музыкальная партия Саула скроена Генделем из речитативов и ариозо, но солист изредка искажает вокальную линию как бы в виду временного помутнения сознания. И такому сумасшествию начинаешь верить. Остаться в своем уме от таких сочиненных режиссером видений почти невозможно.
Необычна и невеста Давида. В мифе царь расценивал свой подарок, как сеть супружества для скорой погибели Давида. Возмущение Мелхолы на решение отца у Генделя на сцене превратился в немую картину встречи влюбленных глаз в полной тишине. У кроткой Мелхолы (Софи Беван) здесь дрожал голос и тупился взор от неподдельного волнения. А гнев закипал у другой героини, ее старшей сестры Меровы (Люси Кроу), которую обещали в супружницы тому же герою, но поступились словом, сделав ее ядовитой и опасной, в противовес Мелхоле, "женщине глазами Бога", чистой, невинной и готовой разделить с супругом любые тяготы его судьбы. К финалу спектакля и Мелхола сходит с ума, держа в руках отрубленную главу отца.
Сын Саула, Йонафан тоже в формате Коски оказался нетрадиционен. В исполнении американского лирического тенора Пола Эпплби - Йонафан мягок и скромен, несмотря на яркую героическую фактуру и стать. У Генделя - это преданный друг. У Коски - страдалец с гомоэротичными переживаниями по отношению к Давиду, напоминающими заботу опытного педофила о своей будущей жертве. Библия и Гендель не дали преступлению свершиться. Йонафан пал смертью героя в бою, став поводом для самоубийства Саула. Но неприятный осадок остался.
И даже образ Давида выглядел откровенно эоантропом. Несмотря на подчеркнутые режиссером мизансцены в партии Давида, цитирующего канон изображения Христа, перед нами холодный и рассудительный герой, раздумывающий над вопросом, кого же выбрать: предложенную в жены Мелхову или сладкого друга Йонафана. Отбросив думы о российских активистах, на всякий случай вспомнил, что в Европе верующих трудно оскорбить. Но Коски очень старался и даже окружил библейского героя экспрессивным решением хора - напомаженными метросексуалами в коротких штанишках и их пышногрудыми подругами - матроны, желающими балагурить, предаваться утехам и шалить.
Предпоследним перевертышем стала некромант и чревовещательница Ведьма Аэндорская в исполнении Джона Грахам-Холла. Тот самый, вылезший между ног сидящего в одних трусах на горе пепла Саула на самом первом фото в публикации. У Генделя ее партию исполнял тенор. Но Коски пошел дальше и его вещунья оказалась седовласым стариком-гермафродитом, тоже в трусах, но с большой, неприкрытой женской грудью. Этот пугающий (ая) женщина-муж, будто вскормил (а) своим молоком младенца Саула, а теперь навестил (а) воспитанника, чтобы вызвать на разговор дух Самуила, некогда короновавшего Саула. Что у Генделя вещунья и делает. В спектакле же обе партии - Саула и Самуила - исполнял главный герой, не забывая при этом посасывать ведьмину грудь. Парадоксально решенная сцена хоть и шокировала, но вызывала неожиданно сильную эмоцию.
Финальная картина похорон Саула и Йонафана, где разрывалось сердце от плача дочери Мелхолы с отрубленной головой отца в руках, завершилась мощной финальной точкой. Из мрака появлялся первосвященник (Бенджамин Хьюлетт) в гриме адского клоуна и просил собравшихся "не плакать" так, будто речь шла не о трауре, а о грядущем всеобщем конце.
Тут бы всем испугаться не на шутку. Но кто-то хлопал и кричал: "Bravissimi".
Трейлер
Отрывок репетиции
Интервью с постановщиком
«САУЛ»
Глайндборнская опера, Великобритания
Музыка - Георг Фредерик Гендель
Либретто - Чарльз Дженненс
Постановка - Барри Коски
Дирижер - Айвор Болтон
Сценография - Катрин Леа Таг
Хореограф - Отто Пихлер
Художник по свету - Йоахим Кляйн
Действующие лица и исполнители:
Саул/Тень Самуила - Кристофер Пёрвс
Давид - Йестин Дэвис
Ионафан - Пол Эпплби
Мелхола - Софи Беван
Мерова - Люси Кроу
Авенир/Первосвященник - Бенджамин Хьюллетт
Аэндорская волшебница - Джон Грэхем-Холл
Оркестр эпохи Просвещения
Хор Глайнборнского фестиваля
Премьера - 2015
Продолжительность - 2 часа 35 минут с антрактом
Официальная страница спектакля
Фото - Билл Купер