Михаил Барышников: «Бродский сидит в кафе и поднимает шляпу»
В театре своего родного города Риги известный танцор и актер Михаил Барышников рассказывает о дружбе с поэтом Иосифом Бродским. Идея родилась в голове режиссера Алвиса Херманиса.
Интервью с Михаилом Барышниковым
- Иосиф Бродский сказал, что он не очень любил читать перед другими людьми стихи, так как они передают невысказанное качество иметь очень частный, интимный опыт. А вы решили поделиться его стихами в настоящее время в Новом Рижском театре с публикой.
- Конечно, в спектакле "Бродский / Барышников" есть большая проблема! Это самая важная и самая личная работа в моей жизни. Более важная, чем вся моя танцевальная карьера или остальные театральные проекты. Потому что это наиболее уязвимая и интимная работа, потому что с Иосифом мы были близкими друзьями. Идея Алвиса Херманиса выражалась в том, что я не играю для зрителей, и даже избегаю зрительного контакта. Это акт воссоединения с Бродским. Театрализованное путешествие через стихи из всех его творческих периодов. Когда Херманис позвонил со своим предложением, я не смог отказаться.
- И стали работать вместе?
- Мы уже были знакомы, я видел его работы. Первые репетиции прошли в Цюрихе. Он привез домашние заготовки и, как режиссер, точно знал, чего хочет. Пробы были короткими, потому что он человек семейный, но работает очень интенсивно. Я немного скептически отнесся к сокращению репетиционного процесса, так как хотел поработать над звуковым - музыкальным строем стихов. Но Алвис сказал: "Ваше тело и есть музыка."
- Стихи вращаются в основном вокруг темы смерти.
- Бродский был одержим смертью, как до него - Рильке, Милтон и Гете. И он боялся, что не сможет решить достаточно большую поэтическую задачу, прежде чем умрет. Тогда он много курил, где бы ни находился.
- Когда вы впервые прочли Бродского?
- Когда мне было шестнадцать лет, в Ленинграде. Читать его было запрещено, имя Бродского было запретным и скандальным, он только что был приговорен к принудительному труду, а позже изгнан из страны. Моя школьная подруга Ольга Еврейнова показала мне шесть его стихотворений, и я был покорен с первого прочтения.
- До встречи в США в 1974 году вы ранее не встречались?
- Да. Хотя у нас были общие друзья в Ленинграде. Я сказал ему, как старому знакомому: "Есть много вещей, о которых мы должны поговорить." Мы быстро подружились и оставался друзьями до его смерти в 1996 году.
- Несмотря на то, что он не был поклонником балета.
- Он не был даже поклонником театра. Но большинство моих друзей были балетными. Тем не менее, мы говорили обо всем и об искусстве. Мы оба были любителями музыки, обожали фотографию и кино. И, конечно, мы говорили о книгах и женщинах. Мы спорили о политике. Он был консервативным, а я - либерал. Он восхищался Рейганом, я дружу с Клинтоном и сейчас поддерживаю его жену Хиллари! Мы много говорили о России.
- В Латвии многие из ваших друзей снова боятся большого соседа...
- ...и я их очень хорошо понимаю!
- Намерены показать спектакль «Бродский / Барышников" в России?
- Нет, конечно, нет! Но я рад, что Иосиф Бродский там популярен.
- Должно быть, потому что он находился в конфликте с Советской властью?
- Бродский имел четкую моральную позицию, уважал человеческое достоинство. И открыто выражал собственное мнение - вот почему он покинул школу уже в пятнадцать лет, работал на заводе, ездил в геологические экспедиции и читал, читал, читал. Он сам выучил английский и польский языки. Даже без академического образования он стал невероятно образован, преподавал в Йельском университете и Гарварде.
- Он был старомодным человеком?
- Он вышел из среды старых профессоров, таких, как Стендаль, носил твидовый пиджак, очки для чтения, авторучку.
- Он был пессимистичен?
- Только по отношению к самому себе, а к остальным - нет. В стихах и эссе значительно выразилось пессимизма и скептицизма. Но он также верил в красоту человеческого духа. Во власть поэзии.
- На одной вашей совместной фотографии вы смеется и он улыбается.
- Иосиф обладал большим чувством юмора. Нам нравилось иронизировать друг над другом, он любил, когда я шутил над ним. Мы много смеялись.
- Бродский однажды сказал, что поэзия лучшая защита против пошлости человеческих эмоций. Вы согласны?
- Да, но для меня это может быть поэзия в танце или музыке. А для Бродского - спасение в истинной поэзии, в самом священном духовном опыте.
- Где вы чаще представляете Иосифа Бродского, когда вспоминаете о нем?
- Сидящим в маленьком кафе в пригороде Нью-Йорка. Улыбаясь, закуривает, приподнимает большую шляпу, как у раввина, и помахивает. И говорит "мяу". Он любил кошек и обращал на них внимание постоянно. И он любил сидеть после работы со стаканом виски и разговаривать с людьми. Он притягивал своей особой харизмой других, таких, как Билл Клинтон. Иосиф всегда был окружен людьми. Но в глубине души он был одиночкой.
- Еще до спектакля "Бродский / Барышников" вы публично читали Бродского. В сериале "Секс в большом городе" в сцене с героиней Кэрри вы прочли строки его стихотворения "Шесть лет спустя". Это была ваша идея?
- Да, конечно.
- Вы не удивляетесь своей телевизионной популярности?! Известно, что телевидение есть большая часть карьеры!
- Когда я бываю в Аргентине или Перу, меня действительно узнают как теле-медийного персонажа Александра Петровского. Теперь же только часть людей знают меня по театральным или балетным работам? Большинство знакомы с моим творчеством в кино, и то удаленно. При том, что я никогда сам телевизор не смотрю. Хотя этих нескольких эпизодов хватает на целый год.
- Известный в Нью-Йорке ресторан "Самовар" - вы основали, в частности, с Бродским.
- Идея Иосифа. Ресторан стал российским культурным клубом, местом встречи друзей. Там мы проводили много вечеров.
- Телевидение также помогло финансировать Барышниковский Arts-Center (BAC). Все десять лет его существования. Какие задачи решает BAC, что там происходит сегодня?
- Идея состоит в том, чтобы поддержать других артистов. Самый большой подарок для художника - иметь место, где он сможет реализоваться. Мы его предоставляем. Центр работает для очень молодых художников в начале своей карьеры. Конечно, все нуждаются в помощи, а мы работаем только в Нью-Йорке. Мы проводим мастер-классы, акции в области музыки, изобразительного искусства, хореографии, а также предлагаем помощь в организации показов на сцене собственногго театра.
- Когда театр в 2010 году присоединился к ним, вы пригласили Цурих Циммермана с де Перро и представили их работу Акт-Взаимосвязи.
- Я восхищаюсь обоими! Они невероятно талантливы, вызывают любопытства своими идеями, которые трудно классифицировать. Когда я увидел их в первый раз, был просто поражен.
- Это было на фестивале Пины Бауш, проводимом в прошлом году, когда ей исполнилось бы 75.
- Ее очень не хватает. Она открыла дверь для многих художников и имела большое сердце и острый ум. Мы были близкими друзьями. Пина была королевой немецкого театра.
- Кто открыл дверь для вас? Кто оказывал на вас главное влияние?
- Моя мать Александра, ей я обязан всем. Она была простой женщиной из так называемых "женщин с реки Волги", которая в 1946 на российских танках отправилась за моим отцом - солдатом. А в Риге они окунулись в культурный мир Латвии. Еще до того, как я познал себя, она открыла мне мир искусства, водила меня в музеи, оперу, театр. Она не знала латышского языка, я же знал очень хорошо, в Национальном театре я всегда переводил во время спектакля для нее, а на нас все время кто-то ругался (смеется).
- Как вы пришли в балет?
- Когда я впервые увидел детей, танцующих в "Докторе Фаусте", я очень и сам захотел. Моя мать тогда встретила бывшего танцора Большого театра, который руководил молодежным ансамблем. Если бы не моя мама, я бы играл в футбол.
- И каким был ваш первый спектакль?
- "Щелкунчик" в постановке Елены Тангиевой-Бирзниеце в Рижской опере. Для оркестра на большой сцене перед публикой я смог станцевать "Мечту Клары". Огромный опыт!
- А как прошли ваши последние годы в Риге?
- Я помню хореографическое училище в Латвийской национальной опере. И в театре. Моя мать умерла, когда мне было двенадцать лет, после чего я жил только с отцом и часто оставался один. С моим лучшим другом из школы я все еще продолжаю дружить, также с другими одноклассниками, Мишей Майским, Гидоном Кремером. У меня есть прекрасные и не очень приятные воспоминания. Словом, все шло своим чередом.
- Ваши последние два спектакля были поставлены Робертом Уилсоном.
- Работа с Бобом - ад. Чрезвычайно долгие, трудные дни репетиций. Длинные ожидания. И кропотливое рождения. На самом деле, с ним всегда слишком много всего. Сцены, как комиксы. Мне нравится играть в гриме типичной белой маски. Это будто другой человек, становится легко действовать на сцене. Тем не менее, мимика должна меняться четко.
- Вы, известный балетный танцор, на пике творческой карьеры вдруг стали драматическим актером?
- Я бы так не сказал. Я был актером на протяжении тридцати лет, и в этой роли я себя чувствую более комфортно. Но мне, как актеру, весьма не нравится роль аутсайдера. Я заинтересован в том, чтобы открыть на сцене новые горизонты, при том, что я не шекспировский актер. Я работаю только с теми людьми, которые могут использовать мои таланты на сто процентов.
- Что движет вас как художника?
- Любопытство, переживания, волнение. Динамика творчества. Я просыпаюсь каждое утро, полный вдохновения. Нервничаю, потому что всегда беспокоюсь во время работы над проектом. Чтобы сохранить себя в психической и физической форме, часто заставляю себя.
- Вам удается унять страх, что вам не хватит времени?
- Возможно. Когда вы становитесь старше, начинает казаться, что дни и недели обгоняют вас на двойной скорости. А потом вы просто получаете все эти заманчивые предложения. Со спектаклем "Барышников / Бродский" мы собираемся в Нью-Йорк, а затем в Тель-Авив, а далее несколько городов Западной Европы. Со спектаклем Боба Уилсона "Письмо к человеку" весной я отправлюсь в Мадрид. А еще я занят езе в двух новых проектах, невероятно экспериментальных. Еще есть работа Барышников-Арт-Центр. Мне очень нужно быть здоровым и держать мою нервную систему под контролем!Спасибо!
Интервьюировал Флориан Маасс. 22.11.2015, 05:30
Источник