Ранен навылет. Под Москвой. Декабрь 1941…
Еще маленьким я спросил своего папу, что за дырочка в груди и большой шрам на спине.
"Да, - говорит, - немецкая пуля зашла спереди и вылетела со спины вместе с кусочком тела.
Главное, - остался жив".
Саму уже историю я подслушал, когда он курил у печки со своим соседом, который также попал на фронт в составе Уральского лыжного батальона, специально сформированного для защиты столицы. Они были хорошо вооружены - у всех винтовки, снабжены лыжами и теплыми овечьими полушубками, шапками-ушанками. Когда их эшелоны подъехали к Москве, налетели фашистские самолеты. Они не растерялись, открыли огонь из винтовок и подбили штурмовик. Мой папа и наш сосед были в разных эшелонах и с удивлением рассказывали наперебой одну и ту же историю с разных точек зрения.
В батальоне у отца было семьсот бойцов. Выйдя на рубеж обороны, они закрепили свои позиции не рытьем мерзлой земли, а складывая трупы вместо бруствера. После первой же атаки потеряли большую часть батальона, а после второй - их осталось 17. Перед третьей - он написал заявление о приеме в партию. Возможно, считал, что смерть - неизбежна.
Не помнит, кто первым поднялся на третью атаку, но помнит удар в грудь. И проблески сознания, когда его тащила юная санитарка, нашедшая его по поднимающемуся морозному пару из дырки в груди среди трупов: «Брось меня, я уже мертвец». Но она упорно тащила его, пока не взорвалось мина неподалеку и не пришел на подмогу еще один наступающий батальон на прорыв.
Его донесли до санитарного поезда, который курсировал между Москвой и Ленинградом, и отец часто напевал свою любимую песню про Бологое, что между двумя столицами. Более года он провалялся по госпиталям без особых надежд на выздоровление. Под конец его привезли на родину к его матери, моей крутой бабушке. Но его приняла моя мама, с которой они были близко знакомы еще до войны. Она завела коз и поила отца молоком и делала из молока лечебный кумыс. Отец встал на ноги, опираясь на палку, - у него оказался задетым еще позвоночник.
В селе пухли от голода дети в детском доме, и он, возглавив этот дом, потратил свои кровные на закупку семян картофеля. Немного взбодрившись от подросших весенних трав, дети перекопали большой пустырь за околицей и посадили по глазку картофеля. Уже ближе к осени в первый раз наелись за несколько лет войны.
А осенью 1943 года отцу снова пришла повестка. Его нашли по заявлению и приняли в партию, присвоили офицерское звание политрука, видимо, владел языком. На поезд провожал его самый младший брат 1926 года рождения. Платформы на станции Мурсалимкино Златоустовской железной дороги тогда не было, как, впрочем, и потом, - он не смог сам забраться в вагон. И его брат с кем-то из мужиков подсаживал на своих сцепленных руках, толкая его потом сзади.
Попал он в осажденный Ленинград, в свободное время хотел осмотреть музеи, и даже ему удалось что-то увидеть.
В одном из боев снаряд разорвался слишком близко, и его, контуженного, списали вчистую.
Одно ухо так у него и не восстановилось. Но он был - жизнелюб.
В 1945-ом родился мой старший брат, знаменуя День победы. Сейчас ему семьдесят. И живет он теперь в том самом Санкт-Петербурге со своей младшей дочерью и внуками. А старшая дочь с внуком недалеко - в Риге. Старшая сестра с большой семьей - на родине Салавата Юлаева в Башкирии. Младший брат и младшая сестра с семьями - в суровом Челябинске, где отцу с мамой Советский Союз предоставил уютную квартиру за заслуги отца на Златоустовской железной дороге в честь 40-летия Победы.
Жизнь продолжается…
"Да, - говорит, - немецкая пуля зашла спереди и вылетела со спины вместе с кусочком тела.
Главное, - остался жив".
Саму уже историю я подслушал, когда он курил у печки со своим соседом, который также попал на фронт в составе Уральского лыжного батальона, специально сформированного для защиты столицы. Они были хорошо вооружены - у всех винтовки, снабжены лыжами и теплыми овечьими полушубками, шапками-ушанками. Когда их эшелоны подъехали к Москве, налетели фашистские самолеты. Они не растерялись, открыли огонь из винтовок и подбили штурмовик. Мой папа и наш сосед были в разных эшелонах и с удивлением рассказывали наперебой одну и ту же историю с разных точек зрения.
В батальоне у отца было семьсот бойцов. Выйдя на рубеж обороны, они закрепили свои позиции не рытьем мерзлой земли, а складывая трупы вместо бруствера. После первой же атаки потеряли большую часть батальона, а после второй - их осталось 17. Перед третьей - он написал заявление о приеме в партию. Возможно, считал, что смерть - неизбежна.
Не помнит, кто первым поднялся на третью атаку, но помнит удар в грудь. И проблески сознания, когда его тащила юная санитарка, нашедшая его по поднимающемуся морозному пару из дырки в груди среди трупов: «Брось меня, я уже мертвец». Но она упорно тащила его, пока не взорвалось мина неподалеку и не пришел на подмогу еще один наступающий батальон на прорыв.
Его донесли до санитарного поезда, который курсировал между Москвой и Ленинградом, и отец часто напевал свою любимую песню про Бологое, что между двумя столицами. Более года он провалялся по госпиталям без особых надежд на выздоровление. Под конец его привезли на родину к его матери, моей крутой бабушке. Но его приняла моя мама, с которой они были близко знакомы еще до войны. Она завела коз и поила отца молоком и делала из молока лечебный кумыс. Отец встал на ноги, опираясь на палку, - у него оказался задетым еще позвоночник.
В селе пухли от голода дети в детском доме, и он, возглавив этот дом, потратил свои кровные на закупку семян картофеля. Немного взбодрившись от подросших весенних трав, дети перекопали большой пустырь за околицей и посадили по глазку картофеля. Уже ближе к осени в первый раз наелись за несколько лет войны.
А осенью 1943 года отцу снова пришла повестка. Его нашли по заявлению и приняли в партию, присвоили офицерское звание политрука, видимо, владел языком. На поезд провожал его самый младший брат 1926 года рождения. Платформы на станции Мурсалимкино Златоустовской железной дороги тогда не было, как, впрочем, и потом, - он не смог сам забраться в вагон. И его брат с кем-то из мужиков подсаживал на своих сцепленных руках, толкая его потом сзади.
Попал он в осажденный Ленинград, в свободное время хотел осмотреть музеи, и даже ему удалось что-то увидеть.
В одном из боев снаряд разорвался слишком близко, и его, контуженного, списали вчистую.
Одно ухо так у него и не восстановилось. Но он был - жизнелюб.
В 1945-ом родился мой старший брат, знаменуя День победы. Сейчас ему семьдесят. И живет он теперь в том самом Санкт-Петербурге со своей младшей дочерью и внуками. А старшая дочь с внуком недалеко - в Риге. Старшая сестра с большой семьей - на родине Салавата Юлаева в Башкирии. Младший брат и младшая сестра с семьями - в суровом Челябинске, где отцу с мамой Советский Союз предоставил уютную квартиру за заслуги отца на Златоустовской железной дороге в честь 40-летия Победы.
Жизнь продолжается…