Взять все да и поделить.
Эта реплика Шарикова регулярно используется гражданами, как просто недалекими, так и недоделанными "атлантами" в качестве краткого пересказа марксистской идеологии. Так как они с этой идеологией не знакомы, им остается ссылаться на литературное произведение. Причем, даже эту короткую повесть они осилить не смогли.
Всё это уже было разобрано 100500 раз до меня, но воз и ныне там. Только за позавчерашний вечер мне в комментах это написали два совершенно разных человека.
Давайте же разберемся, кто, кому и что там говорит.
Итак, для начала давайте присмотримся внимательно к профессору Преображенскому. Кто он такой, какие у него взгляды?
Это некое научное светило. Но это светило предпочитает светить самому себе. У него частная практика и он оперирует дома только тех, кто может платить - богатых престарелых извращенцев. Попутно, судя по намекам, промышляет подпольными абортами.
Он не монархист, он презрительно относится к помещикам. Помните: "Холодными закусками и супом закусывают только не дорезанные большевиками помещики"? Он презрительно относится и к большевикам и к простому народу.
- Да, я не люблю пролетариата...
Простой народ он считает мразью и даже к Ломоносову относится с презрением, так как он из крестьян:
...Объясните мне, пожалуйста, зачем нужно искусственно фабриковать Спиноз, когда любая баба может его родить когда угодно. Ведь родила же в Холмогорах мадам Ломоносова этого своего знаменитого. Доктор, человечество само заботится об этом и в эволюционном порядке каждый год, упорно выделяя из массы всякой мрaзи, создает десятками выдающихся гениев, украшающих земной шар.
А кого же он уважает? А вот кого:
Спрашивается, кто их попер? Я? Не может быть. Буржуй Шаблин? (Филипп Филиппович ткнул пальцем в потолок.) Смешно даже предположить. Сахарозаводчик Полозов? (Филипп Филиппович указал вбок). Ни в коем случае!
Уважает он себя любимого и буржуев. Сам он до буржуинских высот не поднялся и миллионов не нажил - так, беспринципный барыга средней руки. Но жить среди них ему нравилось.
Он презирает большевиков, но отлично ладит с коррумпированными представителями власти. Об этом в повести есть два ярких упоминания. Первое - когда Преображенский звонит крупному чиновнику и требует защитить его квартиру от уплотнения. Второй - когда некий представитель органов - такой же пациент Преображенского, как и первый - предупреждает его о доносе, написанном Шариковым, но хода делу не дает. Хотя всё, что написано в доносе - правда.
Время, описанное в повести - начало НЭПа. Только что отгремела Гражданская война, страна лежит в разрухе. Но для Преображенского никакой разрухи нет - он-то "в шоколаде":
- Разруха, Филипп Филиппович!
- Нет, - совершенно уверенно возразил Филипп Филиппович, - нет. Вы первый, дорогой Иван Арнольдович, воздержитесь от употребления самого этого слова. Это - мираж, дым, фикция. - Филипп Филиппович широко растопырил короткие пальцы, отчего две тени, похожие на черепах, заерзали по скатерти. - Что такое эта ваша «разруха»? Старуха с клюкой? Ведьма, которая выбила все стекла, потушила все лампы? Да ее вовсе не существует! Что вы подразумеваете под этим словом? - яростно спросил Филипп Филиппович у несчастной деревянной утки, висящей кверху ногами рядом с буфетом, и сам же ответил за нее: - Это вот что: если я, вместо того, чтобы оперировать, каждый вечер начну у себя в квартире петь хором, у меня настанет разруха. Если я, посещая уборную, начну, извините меня за выражение, мочиться мимо унитаза и то же самое будут делать Зина и Дарья Петровна, в уборной начнется разруха. Следовательно, разруха не в клозетах, а в головах. Значит, когда эти баритоны кричат «Бей разруху!» - я смеюсь. (Лицо Филипп Филиппович перекосило так, что тяпнутый открыл рот.) Клянусь вам, мне смешно! Это означает, что каждый из них должен лупить себя по затылку! И вот, когда он вылупит из себя всякие галлюцинации и займется чисткой сараев - прямым своим делом, разруха исчезнет сама собой. Двум богам нельзя служить! Невозможно в одно и то же время подметать трамвайные пути и устраивать судьбы каких-то испанских оборванцев! Это никому не удается, доктор, и тем более людям, которые вообще, отстав от развития европейцев лет на двести, до сих пор еще не совсем уверенно застегивают собственные штаны!
Обратите внимание, с каким презрением он говорит о народе своей страны и с каким придыханием о "цивилизованных европейцах". Всего через два десятка лет эти цивилизованные европейцы будут жечь живых людей в амбарах и миллионами уничтожать в лагерях смерти.
Т.е. перед нами дистиллированный либерал, социал-шовинист - личинка Чубайса.
Теперь давайте про "взять и поделить".
Разговор в столовой:
- Вы бы почитали что-нибудь, - предложил он, - а то, знаете ли...
- Уж и так читаю, читаю... - ответил Шариков и вдруг хищно и быстро налил себе полстакана водки.
- Зина! - тревожно закричал Филипп Филиппович. - Убирай, детка, водку. Больше уж не нужна. Что же вы читаете? - В голове у него вдруг мелькнула картина: необитаемый остров, пальма, человек в звериной шкуре и колпаке. «Надо будет Робинзона...»
- Эту... как ее... переписку Энгельса с этим... как его, дьявола... с Каутским.
Борменталь остановил на полдороге вилку с куском белого мяса, а Филипп Филиппович расплескал вино. Шариков в это время изловчился и проглотил водку.
Филипп Филиппович локти положил на стол, вгляделся в Шарикова и спросил:
- Позвольте узнать, что вы можете сказать по поводу прочитанного?
Шариков пожал плечами.
- Да не согласен я.
- С кем? С Энгельсом или с Каутским?
- С обоими, - ответил Шариков.
- Это замечательно, клянусь богом. «Всех, кто скажет, что другая...» А что бы вы со своей стороны могли предложить?
- Да что тут предлагать... А то пишут, пишут... конгресс, немцы какие-то... Голова пухнет. Взять все да и поделить.
- Так я и думал, - воскликнул Филипп Филиппович, шлепнув ладонью по скатерти, - именно так и полагал...
Итак, Швондер дал Шарикову марксисткую литературу, "чтобы тот развивался". Кто такие Энгельс и Каутский? Энгельс - друг и соратник Маркса. Каутский - видный немецкий социал-демократ, марксист, редактор 4-го тома "Капитала". Но Шариков-то "не согласен" ни с Энгельсом, ни с Каутским! Не согласен он потому, что ничего в этой переписке не понял: "конгресс, немцы какие-то... Голова пухнет."
Тут самое время спросить любителей этой цитаты: Вы сами-то читали повесть?" Тут же прямым текстом говорится, что "взять и поделить" не только никакого отношения к марксизму не имеет, но и прямо ему противоречит! - Шариков же "не согласен" с марксистами.
И с какого перепугу любители цитаты считают Шарикова большевиком? Никакой он не большевик. Вот кто он:
- Но кто он? Клим, Клим! - крикнул профессор, - Клим Чугункин! - Борменталь открыл рот. - Вот что-с: две судимости, алкоголизм, «все поделить», шапка и два червонца пропали. - Тут Филипп Филиппович вспомнил юбилейную палку и побагровел. - Хам и свинья... Ну, эту палку я найду. Одним словом, гипофиз - закрытая камера, определяющая человеческое данное лицо. Данное!.. «От Севильи до Гренады...» - свирепо вращая глазами, кричал Филипп Филиппович. - А не общечеловеческое! Это в миниатюре сам мозг! И мне он совершенно не нужен, ну его ко всем свиньям.
Т.е. Шариков на деле - Клим Чугункин! Алкаш, рецидивист, вор, люмпен без профессии. А еще он - творческий интеллигент! Помните, чем он зарабатывал? Игрой на балалайке в кабаках!
И вот этот люмпен говорит о справедливости, как ее понимает - взять и поделить. Но большевики-то тут при чем? Большевики не говорили про "поделить". Поделить - это значит раздать в собственность. Т.е. у кого-то была одна большая собственность, ее отобрали и сделали много маленьких собственностей. Ну как в 90-х - отобрали большую общенародную собственность и поделили промеж себя всякие березовские, ходорковские, авены, мордашовы и прочие абрапаски с деримовичами.
Большевики же говорили о другом - об обобществлении средств производства (заводов и фабрик), транспорта, земли, недр, городского жилого фонда. Эти ресурсы должны использоваться не в интересах частника, а в интересах всего общества. Ну как воздух - его нельзя поделить. Он общий, им могут пользоваться все, но владеть им нельзя. В этом и кроется ключевая разница в идеях, которые недалекие граждане просто не понимают, а специально обученные - сознательно подменяют.
Так что же собирается делить Шариков-Чугункин? Да квартиру!
Вот же:
- Вы и способ знаете? - спросил заинтересованный Борменталь.
- Да какой тут способ, - становясь словоохотливее после водки, объяснил Шариков, - дело нехитрое. А то что ж: один в семи комнатах расселился, штанов у него сорок пар, а другой шляется, в сорных ящиках питание ищет.
- Насчет семи комнат - это вы, конечно, на меня намекаете? - горделиво прищурившись, спросил Филипп Филиппович.
Шариков съежился и промолчал.
Собственно, вокруг квартиры там вся история и разворачивается.
А является ли Преображенский владельцем этой квартиры? Ну, чтобы отобрать у него собственность и поделить.
Нет, не является! Еще в 1917-м весь городской жилой фонд был национализирован и рабочих начали переселять из подвалов и крысиных бараков, где они ютились десятками человек и часто спали по очереди, в отдельные комнаты в домах, ранее принадлежавших буржуям. При этом рабочие не становились собственниками жилья.
То, что Преображенский является съемщиком, открыто говорится в повести:
- Вот. Член жилищного товарищества, и жилплощадь мне полагается определенно в квартире номер пять у ответственного съемщика Преображенского, в шестнадцать квадратных аршин, - Шариков подумал и добавил слово, которое Борменталь машинально отметил в мозгу как новое: - Благоволите.
Филипп Филиппович закусил губу и сквозь нее неосторожно вымолвил:
- Клянусь, что я этого Швондера в конце концов зaстрелю.
Преображенский презирает большевиков, но не постеснялся вымутить себе семикомнатную квартиру у новой власти, в то время, когда масса народа еще живет в подвалах. Любые попытки уплотнения он воспринимает как покушение на свою собственность - ведь квартира является для него средством производства - он в ней деньги зарабатывает на частных операциях. И при этом, обратите внимание, он отказывает в жилплощади и Шарикову, которого сам и создал! Вот он создал существо, которое начало социализироваться, превращаться в человека. Шариков устроился на службу, привел домой женщину. И в общем-то, вполне справедливо претендовал на отдельную комнату. Но Преображенский, как типичный беспринципный барыга, не собирается брать на себя ответственность за собственные дела и поступки. Квартира ему намного дороже этого недочеловека. И в итоге, защищая квартиру, Шарикова просто и без затей убивают, превращая снова в собаку.
А большевик в повести ровно один - Швондер. Он, наверное, недостаточно образован и не слишком умен, но честен и искренен. Помните, как он был расстроен и возмущен, когда Преображенский подключил "админресурс" для защиты жилплощади?
- Это какой-то позор? - несмело вымолвил тот.
Так что, когда какой-то охранитель, либерал или бЪлодЪлЪцЪ цитирует вам слова Шарикова, выдавая их за суть марксизма - смело плюйте ему в лицо. Он либо просто безграмотен, либо сознательно лжет.
У меня всё по этой теме. :)
Всё это уже было разобрано 100500 раз до меня, но воз и ныне там. Только за позавчерашний вечер мне в комментах это написали два совершенно разных человека.
Давайте же разберемся, кто, кому и что там говорит.
Итак, для начала давайте присмотримся внимательно к профессору Преображенскому. Кто он такой, какие у него взгляды?
Это некое научное светило. Но это светило предпочитает светить самому себе. У него частная практика и он оперирует дома только тех, кто может платить - богатых престарелых извращенцев. Попутно, судя по намекам, промышляет подпольными абортами.
Он не монархист, он презрительно относится к помещикам. Помните: "Холодными закусками и супом закусывают только не дорезанные большевиками помещики"? Он презрительно относится и к большевикам и к простому народу.
- Да, я не люблю пролетариата...
Простой народ он считает мразью и даже к Ломоносову относится с презрением, так как он из крестьян:
...Объясните мне, пожалуйста, зачем нужно искусственно фабриковать Спиноз, когда любая баба может его родить когда угодно. Ведь родила же в Холмогорах мадам Ломоносова этого своего знаменитого. Доктор, человечество само заботится об этом и в эволюционном порядке каждый год, упорно выделяя из массы всякой мрaзи, создает десятками выдающихся гениев, украшающих земной шар.
А кого же он уважает? А вот кого:
Спрашивается, кто их попер? Я? Не может быть. Буржуй Шаблин? (Филипп Филиппович ткнул пальцем в потолок.) Смешно даже предположить. Сахарозаводчик Полозов? (Филипп Филиппович указал вбок). Ни в коем случае!
Уважает он себя любимого и буржуев. Сам он до буржуинских высот не поднялся и миллионов не нажил - так, беспринципный барыга средней руки. Но жить среди них ему нравилось.
Он презирает большевиков, но отлично ладит с коррумпированными представителями власти. Об этом в повести есть два ярких упоминания. Первое - когда Преображенский звонит крупному чиновнику и требует защитить его квартиру от уплотнения. Второй - когда некий представитель органов - такой же пациент Преображенского, как и первый - предупреждает его о доносе, написанном Шариковым, но хода делу не дает. Хотя всё, что написано в доносе - правда.
Время, описанное в повести - начало НЭПа. Только что отгремела Гражданская война, страна лежит в разрухе. Но для Преображенского никакой разрухи нет - он-то "в шоколаде":
- Разруха, Филипп Филиппович!
- Нет, - совершенно уверенно возразил Филипп Филиппович, - нет. Вы первый, дорогой Иван Арнольдович, воздержитесь от употребления самого этого слова. Это - мираж, дым, фикция. - Филипп Филиппович широко растопырил короткие пальцы, отчего две тени, похожие на черепах, заерзали по скатерти. - Что такое эта ваша «разруха»? Старуха с клюкой? Ведьма, которая выбила все стекла, потушила все лампы? Да ее вовсе не существует! Что вы подразумеваете под этим словом? - яростно спросил Филипп Филиппович у несчастной деревянной утки, висящей кверху ногами рядом с буфетом, и сам же ответил за нее: - Это вот что: если я, вместо того, чтобы оперировать, каждый вечер начну у себя в квартире петь хором, у меня настанет разруха. Если я, посещая уборную, начну, извините меня за выражение, мочиться мимо унитаза и то же самое будут делать Зина и Дарья Петровна, в уборной начнется разруха. Следовательно, разруха не в клозетах, а в головах. Значит, когда эти баритоны кричат «Бей разруху!» - я смеюсь. (Лицо Филипп Филиппович перекосило так, что тяпнутый открыл рот.) Клянусь вам, мне смешно! Это означает, что каждый из них должен лупить себя по затылку! И вот, когда он вылупит из себя всякие галлюцинации и займется чисткой сараев - прямым своим делом, разруха исчезнет сама собой. Двум богам нельзя служить! Невозможно в одно и то же время подметать трамвайные пути и устраивать судьбы каких-то испанских оборванцев! Это никому не удается, доктор, и тем более людям, которые вообще, отстав от развития европейцев лет на двести, до сих пор еще не совсем уверенно застегивают собственные штаны!
Обратите внимание, с каким презрением он говорит о народе своей страны и с каким придыханием о "цивилизованных европейцах". Всего через два десятка лет эти цивилизованные европейцы будут жечь живых людей в амбарах и миллионами уничтожать в лагерях смерти.
Т.е. перед нами дистиллированный либерал, социал-шовинист - личинка Чубайса.
Теперь давайте про "взять и поделить".
Разговор в столовой:
- Вы бы почитали что-нибудь, - предложил он, - а то, знаете ли...
- Уж и так читаю, читаю... - ответил Шариков и вдруг хищно и быстро налил себе полстакана водки.
- Зина! - тревожно закричал Филипп Филиппович. - Убирай, детка, водку. Больше уж не нужна. Что же вы читаете? - В голове у него вдруг мелькнула картина: необитаемый остров, пальма, человек в звериной шкуре и колпаке. «Надо будет Робинзона...»
- Эту... как ее... переписку Энгельса с этим... как его, дьявола... с Каутским.
Борменталь остановил на полдороге вилку с куском белого мяса, а Филипп Филиппович расплескал вино. Шариков в это время изловчился и проглотил водку.
Филипп Филиппович локти положил на стол, вгляделся в Шарикова и спросил:
- Позвольте узнать, что вы можете сказать по поводу прочитанного?
Шариков пожал плечами.
- Да не согласен я.
- С кем? С Энгельсом или с Каутским?
- С обоими, - ответил Шариков.
- Это замечательно, клянусь богом. «Всех, кто скажет, что другая...» А что бы вы со своей стороны могли предложить?
- Да что тут предлагать... А то пишут, пишут... конгресс, немцы какие-то... Голова пухнет. Взять все да и поделить.
- Так я и думал, - воскликнул Филипп Филиппович, шлепнув ладонью по скатерти, - именно так и полагал...
Итак, Швондер дал Шарикову марксисткую литературу, "чтобы тот развивался". Кто такие Энгельс и Каутский? Энгельс - друг и соратник Маркса. Каутский - видный немецкий социал-демократ, марксист, редактор 4-го тома "Капитала". Но Шариков-то "не согласен" ни с Энгельсом, ни с Каутским! Не согласен он потому, что ничего в этой переписке не понял: "конгресс, немцы какие-то... Голова пухнет."
Тут самое время спросить любителей этой цитаты: Вы сами-то читали повесть?" Тут же прямым текстом говорится, что "взять и поделить" не только никакого отношения к марксизму не имеет, но и прямо ему противоречит! - Шариков же "не согласен" с марксистами.
И с какого перепугу любители цитаты считают Шарикова большевиком? Никакой он не большевик. Вот кто он:
- Но кто он? Клим, Клим! - крикнул профессор, - Клим Чугункин! - Борменталь открыл рот. - Вот что-с: две судимости, алкоголизм, «все поделить», шапка и два червонца пропали. - Тут Филипп Филиппович вспомнил юбилейную палку и побагровел. - Хам и свинья... Ну, эту палку я найду. Одним словом, гипофиз - закрытая камера, определяющая человеческое данное лицо. Данное!.. «От Севильи до Гренады...» - свирепо вращая глазами, кричал Филипп Филиппович. - А не общечеловеческое! Это в миниатюре сам мозг! И мне он совершенно не нужен, ну его ко всем свиньям.
Т.е. Шариков на деле - Клим Чугункин! Алкаш, рецидивист, вор, люмпен без профессии. А еще он - творческий интеллигент! Помните, чем он зарабатывал? Игрой на балалайке в кабаках!
И вот этот люмпен говорит о справедливости, как ее понимает - взять и поделить. Но большевики-то тут при чем? Большевики не говорили про "поделить". Поделить - это значит раздать в собственность. Т.е. у кого-то была одна большая собственность, ее отобрали и сделали много маленьких собственностей. Ну как в 90-х - отобрали большую общенародную собственность и поделили промеж себя всякие березовские, ходорковские, авены, мордашовы и прочие абрапаски с деримовичами.
Большевики же говорили о другом - об обобществлении средств производства (заводов и фабрик), транспорта, земли, недр, городского жилого фонда. Эти ресурсы должны использоваться не в интересах частника, а в интересах всего общества. Ну как воздух - его нельзя поделить. Он общий, им могут пользоваться все, но владеть им нельзя. В этом и кроется ключевая разница в идеях, которые недалекие граждане просто не понимают, а специально обученные - сознательно подменяют.
Так что же собирается делить Шариков-Чугункин? Да квартиру!
Вот же:
- Вы и способ знаете? - спросил заинтересованный Борменталь.
- Да какой тут способ, - становясь словоохотливее после водки, объяснил Шариков, - дело нехитрое. А то что ж: один в семи комнатах расселился, штанов у него сорок пар, а другой шляется, в сорных ящиках питание ищет.
- Насчет семи комнат - это вы, конечно, на меня намекаете? - горделиво прищурившись, спросил Филипп Филиппович.
Шариков съежился и промолчал.
Собственно, вокруг квартиры там вся история и разворачивается.
А является ли Преображенский владельцем этой квартиры? Ну, чтобы отобрать у него собственность и поделить.
Нет, не является! Еще в 1917-м весь городской жилой фонд был национализирован и рабочих начали переселять из подвалов и крысиных бараков, где они ютились десятками человек и часто спали по очереди, в отдельные комнаты в домах, ранее принадлежавших буржуям. При этом рабочие не становились собственниками жилья.
То, что Преображенский является съемщиком, открыто говорится в повести:
- Вот. Член жилищного товарищества, и жилплощадь мне полагается определенно в квартире номер пять у ответственного съемщика Преображенского, в шестнадцать квадратных аршин, - Шариков подумал и добавил слово, которое Борменталь машинально отметил в мозгу как новое: - Благоволите.
Филипп Филиппович закусил губу и сквозь нее неосторожно вымолвил:
- Клянусь, что я этого Швондера в конце концов зaстрелю.
Преображенский презирает большевиков, но не постеснялся вымутить себе семикомнатную квартиру у новой власти, в то время, когда масса народа еще живет в подвалах. Любые попытки уплотнения он воспринимает как покушение на свою собственность - ведь квартира является для него средством производства - он в ней деньги зарабатывает на частных операциях. И при этом, обратите внимание, он отказывает в жилплощади и Шарикову, которого сам и создал! Вот он создал существо, которое начало социализироваться, превращаться в человека. Шариков устроился на службу, привел домой женщину. И в общем-то, вполне справедливо претендовал на отдельную комнату. Но Преображенский, как типичный беспринципный барыга, не собирается брать на себя ответственность за собственные дела и поступки. Квартира ему намного дороже этого недочеловека. И в итоге, защищая квартиру, Шарикова просто и без затей убивают, превращая снова в собаку.
А большевик в повести ровно один - Швондер. Он, наверное, недостаточно образован и не слишком умен, но честен и искренен. Помните, как он был расстроен и возмущен, когда Преображенский подключил "админресурс" для защиты жилплощади?
- Это какой-то позор? - несмело вымолвил тот.
Так что, когда какой-то охранитель, либерал или бЪлодЪлЪцЪ цитирует вам слова Шарикова, выдавая их за суть марксизма - смело плюйте ему в лицо. Он либо просто безграмотен, либо сознательно лжет.
У меня всё по этой теме. :)