Сказка на ночь
Щелкает зажигалка, и искра, не воспламеняя газ, как молния, но без особого шума в последствии, на миг освещает пальцы, клубящийся из чашки пар, подоконник - тысячи вещей, вещиц, пылинок и мельчайших частиц, о которых толком ничего не известно. Далее, все исчезает, а перед глазами колышутся тающие очертания увиденного. Если включить свет, то взгляд будет скользить от одного предмета к другому, не торопясь, рассматривая детали, запоминая… Нет. Щелчок кремня, и все, чего коснулись фотоны умещается в одну моментальную картинку, а внутренняя сторона века еще некоторое время провоцирует воображение.
Город спит. Он спит потому что ночью принято спать, потому что солнечный свет, соприкасаясь с человеком, излучает витамины счастья, антидепрессанты, потому что основной состав крови города, эти прохожие и домочадцы, начинает работать не на преодоление пространства, а на преодоление времени, и успокаиваясь, они превращаются в медленный сон. Сон, который запоминается.
Ночь, половина суток, как всякая половина - противоположность, хорошего черного цвета, как всякая противоположность - вырабатывает свой кайф, эта бездна ласк, стонов, оргазмов, убийств, и предчувствий. Мы говорим "светлый как день", что может быть светлее дня? Но про ночь…, что она черная как глаза дракона, как мои волосы, как наша память, когда мы еще не родились. В темноте проще на что-нибудь наткнуться, нежели при свете, когда видишь, как обойти. Интересно, сколько открытий было совершено ночью, когда город спит. Когда ты не спишь, я не сплю, и норма города начинает крутиться вверх тормашками, отчего, если перестать нажимать на клавиши, становится слышно, как вокруг скрипят шестеренки и натягиваются канаты, спасая нас от медленного сна и тягучести крови, какая бывает у ящериц, попавших в холодную среду обитания. Интересно, кому-нибудь в этом городе снится сейчас то, о чем я думаю? Или, привет, Алиса, я тоже кому-то снюсь. Очень в таком случае, реалистичный сон, руки обжигаются о горячую кружку с чаем, дым приятно ныряет в легкие, слышно как ровно дышит улица, тишиной. Моя память даже выдает какие-то клипы из жизни, приправленные запахами и ощущением ткани, несмотря на то, что мне все время запрещали есть с открытой книгой, оттого что ее, память, так можно "заесть". Иногда можно подумать, что это действительно сон, но… Слышите, вы, кто считает, что я и она и он, и все то, что нас окружает, вся эта реальность есть не что иное, как сновидение. Это все происходит на самом деле, просто мы то воспоминание Бога, которое настолько невероятно, что ему порой самому не верится. Впрочем, если человек научится летать и без скафандров и космолетов поднимется так высоко, что Земля превратится в космический мираж, кто скажет, умер он или нет, когда ангел, приветствуя, похлопает его по плечу.
Город спит? Медленные механизмы, верные и тяжелые, канаты, паутинка нервов, приводимые в движение той частью мозга, которая в этот час переворачивает норму, ставит все вверх тормашками, расходятся от реактора, которые через несколько часов будет запущен и начнет новый день этой столицы. Только в подвальчиках еще играет музыка, там, где ночные жители пьяны и танцуют. Ниже, ниже в тело этого города, коридоры тьмы, где библиотека Иоанна Грозного может быть… Над улицами тишина и происходит то, чего никто не должен видеть. Еще час, и город окончательно превратится в алтарь, в котором соберутся лишь те, кто знает, в каком доме будет находиться главный реактор города, источник дня его жизни. Еще мутный белый шар, он пульсирует, создавая ровное дыхание для тех, кто спит, и дрожь для других, тех, которых нельзя назвать "они", так как их мало и можно было бы называть по именам, если бы на это не требовалось бы так много времени. Каждые семь лет человек целиком обновляется на клеточном уровне, незаметно, незаметно. И только в этот час можно увидеть как обновляется клетка города, как исчезают одни афиши и на их месте клеятся другие, как ровный слой снега превращается в сугроб у обочины, как из магазина на пустую улицу выставляется коляска с просроченной снедью и костями для собак. Таинство обновления, которое можно наблюдать лишь случайно вывалившись на улицу глубокой ночью, когда те, кто будут разгонять пульс города, уже стирают пыль с реактора и проверяют надежность остывших к рассвету механизмов и прочность канатов, тянущихся невидимыми нервами до памяти каждого, кто живет или жил в этом мегаполисе.
Город спит, и все это похоже на сон. Его случайно видит снежный барс, растянувшись в пещере, на стене которой неумело но уверенно выписано первое слово, прозвучавшее в черной памяти мира, когда мира еще не было.