умерла Ида Нудель
Вот две истории, связанные с ней.
История первая.
В 1980, когда Ида Нудель отбывала ссылку в Сибири, а в Израиле вышла пластинка Наоми Шемер "Шалом Ида Нудель", американская актриса Джейн Фонда гостила на Святой земле. С Наоми Джейн познакомилась на какой-то тусовке, и та ей рассказала про Иду Нудель. Фонда прихуела от того, что услышала. Жизнь и борьба Иды её впечатлила.
В 1982 четырёхлетняя ссылка Иды закончилась. Власти запретили ей возвращаться в московскую квартиру. Запретили также жить в столичных, культурных и научно-промышленных центрах страны. Ида поселилась в небольшом молдавском городе Бендеры.
В 1984 Джейн Фонда посетила СССР. Она приехала в Кишинёв увидеть Иду. Их знакомство состоялось в гостиничном номере. Потом власти разрешили Фонде посетить Нудель в Бендерах.
Через три года Джейн Фонда специально прилетела в Израиль из Америки, чтоб встретить Иду Нудель в аэропорту Бен-Гурион.
История вторая.
У меня был дед. Когда я родился, ему было сорок три года и он сидел в тюрьме. Возможно это повлияло на наши отношения в будущем. Я деда обожал, а он меня баловал и много чего позволял. Когда мне исполнилось пять, дед разрешил мне затянуться своей беломориной, а в шесть - глотнуть домашней вишнёвки. Не успел я пойти в школу, как дед одним махом разрушил мою веру в героев Гражданской войны, рассказав всю правду про бандюка Котовского, с которым родился в одном селе. В десять лет дед будоражил моё воображение воспоминаниями о Бухаресте и Париже 30-х годов, где он успел побывать в молодости, до того как женился и присоединился к Советскому Союзу.
Он водил меня в синагогу и библиотеку. Учил накладывать тфилин и выбирал для меня книги. Он смотрел сквозь пальцы на мои проделки и относился с нисхождением к моему вранью. И я помню только два случая, когда он был со мной предельно суров.
Первый раз это случилось, когда я приехал в Крым к деду с бабушкой с Кировоградчины, куда мою маму направили работать педиатром после окончания Крымского мединститута.
В день приезда я назвал деда "диду".
- Ещё раз скажешь "диду" - убью. - предупредил дед.
Я был ещё очень мал, но неожиданно понял, что он не шутит.
Второй раз - это имело отношение к Иде Нудель.
Дело было так. В сер. 70-х дед устроил у себя в комнате склад товаров для политзэков. В этом не было никакого гешефта - он считал это мицвой (добрым делом).
Поначалу все опешили. При более чем скептическом отношении к советской власти, вступать с ней в открытую конфронтацию в наши планы не входило, и без того хватало проблем. Но два наших родственника загремели в мордовские лагеря. Один - на семь лет за мечты о социализме с человеческим лицом, другой - на два с половиной года за сионизм, и это, по нашему мнению, было несправедливо. Поэтому никто деду не возразил. Он связался с кем-то, и нам стали приходить посылки, в том числе из-за границы. Дед прятал их у себя в комнате под кроватью. Меня он предупредил сразу:
- Это чужое. Сунешь нос - убью.
- Понимаю. Не маленький. - ответил я.
Но преступные мысли уже поселились в моей голове.
Когда дед уходил, он закрывал комнату на ключ. Однажды он вышел ненадолго и дверь не запер. Я нырнул под его кровать. В коробках лежали банки с тушёнкой, много тёплых носков, какая-то одежда и блоки сигарет Мальборо.
Мне было тринадцать, я уже втихаря покуривал. Увидев красивые заграничные сигареты, я подумал: вот вырасту, стану диссидентом и тоже буду курить Мальборо. Позже я узнал, что пачки Мальборо были на зоне не столько куревом, сколько валютой - их обменивали на разные ништяки, в том числе, у вертухаев.
Чужие вещи и продукты у нас долго не залёживались. Их забирали и отвозили Иде Нудель. Из разговоров взрослых я знал, что она организовала какой-то Центр помощи политзэкам - собирала посылки и отправляла нуждающимся. Об Иде рассказывали и "вражеские голоса", которые я пацаном слушал по ночам на старой "Спидоле".
Через год после этой истории из лагеря вышел первый из наших родственников-сидельцев. Его лишили гражданства и дали неделю на выезд. В ватнике и шапке-ушанке в солнечный весенний день он появился на пороге нашего дома. При желании нетрудно было догадаться откуда он прибыл. На следующее утро, забрав всё из-под кровати деда, он на поезде уехал в Москву. Сначала - к Иде, а от неё - прямиком в Шереметьево.
Спустя ещё два года освободился и второй наш сиделец и тоже сразу уехал. На дворе стоял 1978. Иду отправили в ссылку, и пространство под кроватью деда освободилось.
В 1987 Иду выпустили из страны. В аэропорту Бен-Гурион её встречал премьер-министр Израиля Ицхак Шамир, министр иностранных дел Шимон Перес, доверенное лицо В.И. Ленина Арманд Хаммер, Джейн Фонда, Лена Фридман (сестра Иды) и ликующая толпа.
Когда Ида спускалась по трапу самолёта, она держала за поводок большого мохнатого пса, и шутка, брошенная кем-то в тот день - "Ида Нудель и пудель" - вошла в историю.
יהי זכרה ברוך
История первая.
В 1980, когда Ида Нудель отбывала ссылку в Сибири, а в Израиле вышла пластинка Наоми Шемер "Шалом Ида Нудель", американская актриса Джейн Фонда гостила на Святой земле. С Наоми Джейн познакомилась на какой-то тусовке, и та ей рассказала про Иду Нудель. Фонда прихуела от того, что услышала. Жизнь и борьба Иды её впечатлила.
В 1982 четырёхлетняя ссылка Иды закончилась. Власти запретили ей возвращаться в московскую квартиру. Запретили также жить в столичных, культурных и научно-промышленных центрах страны. Ида поселилась в небольшом молдавском городе Бендеры.
В 1984 Джейн Фонда посетила СССР. Она приехала в Кишинёв увидеть Иду. Их знакомство состоялось в гостиничном номере. Потом власти разрешили Фонде посетить Нудель в Бендерах.
Через три года Джейн Фонда специально прилетела в Израиль из Америки, чтоб встретить Иду Нудель в аэропорту Бен-Гурион.
История вторая.
У меня был дед. Когда я родился, ему было сорок три года и он сидел в тюрьме. Возможно это повлияло на наши отношения в будущем. Я деда обожал, а он меня баловал и много чего позволял. Когда мне исполнилось пять, дед разрешил мне затянуться своей беломориной, а в шесть - глотнуть домашней вишнёвки. Не успел я пойти в школу, как дед одним махом разрушил мою веру в героев Гражданской войны, рассказав всю правду про бандюка Котовского, с которым родился в одном селе. В десять лет дед будоражил моё воображение воспоминаниями о Бухаресте и Париже 30-х годов, где он успел побывать в молодости, до того как женился и присоединился к Советскому Союзу.
Он водил меня в синагогу и библиотеку. Учил накладывать тфилин и выбирал для меня книги. Он смотрел сквозь пальцы на мои проделки и относился с нисхождением к моему вранью. И я помню только два случая, когда он был со мной предельно суров.
Первый раз это случилось, когда я приехал в Крым к деду с бабушкой с Кировоградчины, куда мою маму направили работать педиатром после окончания Крымского мединститута.
В день приезда я назвал деда "диду".
- Ещё раз скажешь "диду" - убью. - предупредил дед.
Я был ещё очень мал, но неожиданно понял, что он не шутит.
Второй раз - это имело отношение к Иде Нудель.
Дело было так. В сер. 70-х дед устроил у себя в комнате склад товаров для политзэков. В этом не было никакого гешефта - он считал это мицвой (добрым делом).
Поначалу все опешили. При более чем скептическом отношении к советской власти, вступать с ней в открытую конфронтацию в наши планы не входило, и без того хватало проблем. Но два наших родственника загремели в мордовские лагеря. Один - на семь лет за мечты о социализме с человеческим лицом, другой - на два с половиной года за сионизм, и это, по нашему мнению, было несправедливо. Поэтому никто деду не возразил. Он связался с кем-то, и нам стали приходить посылки, в том числе из-за границы. Дед прятал их у себя в комнате под кроватью. Меня он предупредил сразу:
- Это чужое. Сунешь нос - убью.
- Понимаю. Не маленький. - ответил я.
Но преступные мысли уже поселились в моей голове.
Когда дед уходил, он закрывал комнату на ключ. Однажды он вышел ненадолго и дверь не запер. Я нырнул под его кровать. В коробках лежали банки с тушёнкой, много тёплых носков, какая-то одежда и блоки сигарет Мальборо.
Мне было тринадцать, я уже втихаря покуривал. Увидев красивые заграничные сигареты, я подумал: вот вырасту, стану диссидентом и тоже буду курить Мальборо. Позже я узнал, что пачки Мальборо были на зоне не столько куревом, сколько валютой - их обменивали на разные ништяки, в том числе, у вертухаев.
Чужие вещи и продукты у нас долго не залёживались. Их забирали и отвозили Иде Нудель. Из разговоров взрослых я знал, что она организовала какой-то Центр помощи политзэкам - собирала посылки и отправляла нуждающимся. Об Иде рассказывали и "вражеские голоса", которые я пацаном слушал по ночам на старой "Спидоле".
Через год после этой истории из лагеря вышел первый из наших родственников-сидельцев. Его лишили гражданства и дали неделю на выезд. В ватнике и шапке-ушанке в солнечный весенний день он появился на пороге нашего дома. При желании нетрудно было догадаться откуда он прибыл. На следующее утро, забрав всё из-под кровати деда, он на поезде уехал в Москву. Сначала - к Иде, а от неё - прямиком в Шереметьево.
Спустя ещё два года освободился и второй наш сиделец и тоже сразу уехал. На дворе стоял 1978. Иду отправили в ссылку, и пространство под кроватью деда освободилось.
В 1987 Иду выпустили из страны. В аэропорту Бен-Гурион её встречал премьер-министр Израиля Ицхак Шамир, министр иностранных дел Шимон Перес, доверенное лицо В.И. Ленина Арманд Хаммер, Джейн Фонда, Лена Фридман (сестра Иды) и ликующая толпа.
Когда Ида спускалась по трапу самолёта, она держала за поводок большого мохнатого пса, и шутка, брошенная кем-то в тот день - "Ида Нудель и пудель" - вошла в историю.
יהי זכרה ברוך