памяти А.З.
О том, что он умер я узнал случайно. Мы не были друзьями, так - приятельствовали по службе. Работали в одном отделе. Вместе сделали несколько проектов. Одновременно уволились. Я уехал в Канаду. Он сказал, что устал, решил взять паузу, отдохнуть и заняться любимым делом - букинистикой, книжным антиквариатом.
Это было неправдой. В действительности он лёг на операцию, но не хотел никому говорить.
Я знал, что рак был причиной смерти его родителей. Знал, что он боится наследственности. Но не знал, что она его настигла.
Операция прошла успешно. На работу он уже не вернулся. В его личной жизни тоже произошли перемены...
Последние годы, в жаркие месяцы израильского лета он с женой уезжал во Францию. Они жили в небольшом городе на севере страны. Он прислал мне оттуда несколько фотографий: старые дома, узкие улочки, черепичные крыши...
Мы переписывались по электронной почте и разговаривали по Скайпу. Не часто, в основном, по праздникам. Как-то, несколько лет назад поспорили из-за политики. Я, как обычно, вспылил. Он - нет. Он всегда говорил, что отношения важнее разногласий.
А потом он пропал, перестал отвечать на звонки и письма. "Он просто на меня обиделся" - успокаивал я себя. В глубине души я знал что это не так, но продолжал надеяться.
Когда хочешь рассказать о человеке, с которым был хорошо знаком и которого уже нет, трудно удержаться от банальностей. Поэтому я просто взял из старых записей отрывок, где писал о нём, и оставил всё как есть. Даже его вымышленное имя я не стал менять на настоящее. Как будто он по-прежнему жив и может это прочесть.
יהי זכרו ברוך
[читать]В семь утра я вышел из машины возле новой квартиры в Акко. Через дорогу лежала белая, сверкающая под солнцем набережная с одинаковыми, под линейку высаженными пальмами, которые в ранний час отбрасывали длинные тени в сторону моря.
Старая квартира - с неприятным запахом, продавленным диваном и жирными от грязи жалюзи - осталась в прошлом вместе с безликой четырёхэтажной коробкой на пыльной улице захолустного, несмотря на достопримечательности, города.
Новое жильё было совершенно другим. Дом на набережной представлял из себя полуэллипс, обращённый выпуклой стороной к морю и выглядел архитектурным изыском на фоне расположенных неподалёку строений. Выложенная красным кирпичом дорожка вела от паркинга к центру внутреннего двора, а оттуда расходилась лучами к небольшим палисадникам с аккуратно постриженными кустами. Кусты росли по периметру палисадников и обрамляли зелёным декором арочные входы, отдельные для каждой квартиры.
Квартира тоже была необычной: двухэтажная, с центральным кондиционером, массивными деревянными перилами, кучей спален, просторным салоном, большой прихожей и невероятным количеством стенных шкафов, кладовок и ванных комнат. Светлая кухня и стеклянный, раздвижной во всю стену выход из салона на балкон-террасу, расположенную с "морской" стороны дома, довершали картину невиданной нами прежде роскоши за государственный счёт.
"В такую квартиру, - подумал я, - не стыдно и барышню привести. Даже двух".
В салоне за большим обеденным столом, заваленным чертежами и рабочими фотографиями, в задумчивости стоял Яша. В руках он держал чашку. Он отхлёбывал из неё и, не глядя, ставил на исписанные тетрадные листы с подсохшими кругами олимпийской символики.
Для раннего утра и своей природной флегматичности Яша выглядел неестественно бодро. Увидев меня, он оторвался от чертежей и бухнулся в кресло.
- Ты откуда? - спросил он.
- Из РишУта*. - ответил я в рифму... (*РишУт АтикОт - Управление Древностей.)
--------
Яша - тщедушный питерский интеллигент и совершеннейшая умница с живыми глазами и обаятельной улыбкой был на восемь лет старше меня. Он коротко стригся, носил немодные очки, густую чёрную бороду и напоминал еврея-разночинца, вырвавшегося из черты оседлости и закончившего столичный университет. Родись в конце 19 века, он с большой долей вероятности мог оказаться среди последователей Мартова-Цедербаума с их передовыми идеями и закономерным финалом. Но ему повезло - он родился в середине 20, в коммунальной квартире на Невском. Со своей первой любовью и будущей женой - персонажем еврейской народной сказки "Жила-была девочка, не очень красивая, но очень умная..." - он бродил белыми ночами по Васильевскому острову, целовался и читал стихи Бродского.
После школы Яша поступил в ничем не примечательный строительный институт, в котором - в отличии от медицинских, идеологических и торговых учебных заведений - к евреям относились лояльно. Но главным достоинством была военная кафедра, которую закрыли сразу после того, как Яша институт закончил. Став молодым специалистом, Яша осмотрелся и устроился инженером в реставрационные мастерские. Во-первых, это было интересно, во-вторых - престижно. В Советском Союзе, где профессии инженера-реставратора нигде не обучали (за исключение редких специализаций в продвинутых ВУЗах), стать им мог любой, имеющий строительное образование и отвращение к промышленному и гражданскому строительству.
В Израиль Яша приехал в 90-м, на пике Большой алии. И судьба в который раз улыбнулась ему. Уже через год после эмиграции, его, практически без иврита, взяли на работу инженером-реставратором в Департамент консервации Управления древностей. Ко времени моего там появления, Яша считался старожилом и чувствовал себя достаточно уверенно, если рядом не было начальства.
Нас познакомил главный инженер Департамента, вскоре ставший его директором.
В первый день моей работы, он поймал Яшу в коридоре и сказал:
- Яков, это Леон. Он говорит по-русски. Будет работать в вашем отделе. Покажи ему, что и как. Следующий проект вам предстоит делать вместе. Я сейчас тороплюсь, потом всё обсудим. - добавил он и ушёл.
- Привет. - вяло поздоровался Яша. - К нам в отдел?
Я кивнул. Потом коротко рассказал о себе.
- Вы из Крыма? Здорово! - отреагировал он. - Я был у вас в детстве, в пионерлагере. Жуткие воспоминания.
- А о каком проекте говорил начальник? - сменил я тему.
- Консервационное исследование оборонительных сооружений. Комплексное - от архивов до составления плана работ и смет. Месяцев на шесть. Как у вас с английским, кстати?
- Нормально. - соврал я. - А что?
- В архивах много британских документов периода Мандата - фотографии, обмеры, описания - а у меня с английским плохо, я в школе учил французский.
- Разберёмся. - успокоил я.
Скоро мы перешли на "ты". Яша вызывал у меня уважение. Он точно знал, чего хочет от этой жизни, а именно: доработать здесь до пенсии и пореже видеться с начальством. Ещё он планировал завести необременительную связь с каким-нибудь глупым, но милым "зайчиком", ровесницей его старшей дочери-студентки, недавно демобилизовавшейся из армии в звании старшего сержанта. Но "зайчики", несмотря на глупость, предпочитали молодых, красивых и перспективных, и Яша, в свободное от работы и семьи время, довольствовался общением с разведёнными русскоязычными дамами, не в меру начитанными, циничными и уставшими от жизни. В отличии от меня, он уже вступил в кризис среднего возраста и панацеей от бед считал роман на стороне. Я так не думал. Роман, по моему мнению, априори предполагал какую-то степень откровенности. Оголяться же (тем более, душевно) перед чужим в общем-то человеком казалось мне излишним. Это был, пожалуй, единственный вопрос, по которому наши взгляды в то время кардинально расходились.
--------
- Ты здесь давно? - спросил я, заваливаясь в соседнее кресло.
- Со вчерашнего дня. - ответил Яша.
- Как новая квартира?
- Ничего, вроде...
Он снял очки, подышал на них, протёр и снова надел.
- Яш, в чём дело? Тебя увольняют или "зайчик" оказался с триппером?
- Да какой там "зайчик"! - с досадой сказал он - Я вчера вечером хотел сгущёнку сварить. Помнишь, как в Союзе делали? Получалась такая густая, шоколадного цвета. Купил в "русском" магазине одну банку. Поставил варить, сам черчу здесь, в салоне. Вдруг - бах! - банка взорвалась... Ты даже представить себе не можешь, вся кухня была как дерьмом заляпана. Пол, стены, потолок, холодильник... Всё! Я чуть с ума не сошёл. До утра оттирал, не спал вообще.
Только сейчас я заметил голубой трупный оттенок кожи на его руках, по-видимому, от агрессивных моющих средств. Сдерживая смех, но не в силах сдержать любопытство, я пошёл на кухню. Она блестела, как корабельный камбуз, выдраенный салагами перед проверкой.
- Молодец! - оценил я - Вообще ничего не заметно.
- Конечно, - вздохнул он, - я всю ночь тёр... А ты по каким делам приехал?
- У меня в восемь встреча у археологов. Туннель тамплиеров знаешь?
- Слышал. Они, вроде, там копают ещё?
- Понятия не имею. Я получил заказ на проектирование. Ты, кстати, прогуляться не хочешь?
- А, пошли. - Яша решительно встал с кресла.
По дороге к археологам Яша жаловался на жизнь.
- Последнее время всё не так. - сетовал он. - Ерунда какая-то... На прошлой неделе припарковался в Иерусалиме на спуске. Поставил машину на ручник. Зашёл в магазин. Возвращаюсь, смотрю, моя машина катится вниз по дороге. Я всё бросил, догнал её, упал на капот, обхватил его руками, ногами упираюсь в асфальт. Машина остановилась. Поднимаю глаза, а за рулём сидит верующая тётка в парике с выпученными глазами. Оглянулся, мой фиат стоит рядом, у поребрика. Автомобили, не поверишь, совершенно одинаковые, даже одинаково грязные.
- А тётка, что?
- Ничего. Вцепилась в руль и смотрит на меня с ужасом.
- Ну её понять можно, - говорю, - любой на её месте испугался бы.
- Да, выглядело это дико. Я, когда с капота слез, хотел извиниться но она сразу уехала. Спешила, наверное.
- Спешила, конечно. Рассказать, как сумасшедший "русский" бросался ей на капот и пытался остановить машину голыми руками.
Увлечённые разговором, мы не сразу заметили идущего навстречу Борю Фердяева.
- Всё, попали. - прошептал Яша...
Боря Фердяев приехал в Израиль из Одессы и очень этим гордился. Даже на иврите он старался говорить "по-одесски", имитируя характерную манеру речи. Как и большинство одесситов, он был уверен, что любой житель Москвы, Санкт-Петербурга, Иерусалима или Нью-Йорка приходит в восторг, услышав псевдоеврейские, местечковые интонации. Работал Боря инженером в строительной фирме, занимавшейся ремонтом систем водоснабжения и канализации. Мы часто встречались на рабочих совещаниях в компании по развитию Старого Акко.
В Израиле Боря стал Борухом, но фамилию сохранил. Из-за путаницы с ивритской буквой "пэй/фэй" и нюансами в произношении двойной "йуд" израильтяне обращались к нему обычно "мар (господин) Пердиев". Мы же публично называли его только Борей. А между собой - исключительно Пердяевым, и никакая двойная "йуд" не была нам помехой.
Боря считался толковым и знающим специалистом, проложившим не один километр канализационных труб. Он имел, однако, два недостатка. Во-первых, он страстно увлекался археологией: таскал с собой какие-то черепки и железки, найденные во время земляных работ, всем их показывал и выдвигал смелые теории об их назначении. К нам - русскоязычным работникам Управления древностей - Боря относился с особым трепетом. Вторым его недостатком было заикание. В принципе, это никому не мешало, наоборот - придавало его южному говору некоторый шарм. Проблема заключалась в другом. Стоило Боре заговорить о чём-то, что его действительно волновало (например, об истории), как он сразу возбуждался, краснел, начинал размахивать руками, и его лёгкое заикание превращалось в муку для него и неприятность для собеседника. Некоторые слова с глухими согласными звуками Боря, разволновавшись, не мог выговорить совсем. Он завывал, растягивая гласные, хватал воздух открытым ртом, как рыба, и в конце концов выплёвывал проклятые слова, вместе со слюной, которая брызгами летела в разные стороны.
Сияя от счастья и широко раскинув руки, Боря подошёл к нам.
- Шалом, шалом! - радостно сказал он.
- Привет, Борь. - ответил я извиняющимся тоном. - Мы немного торопимся...
- У меня в-в-сего один вы-вы-ваа-прос. - не обращая внимания на мои слова, Боря перегородил нам дорогу. - Вы знаете, где стояла пы-пы-палатка Наполеона, к-ка-а-гда он брал город? Я нашёл ты-ты-точное место. Шоб я так жил! Мы вчера там пы-пы-прокладывали биюв.
Слово "канализация" он произнёс на иврите - "биюв" - так было проще и быстрее.
Его щёки покрылись румянцем. Он начал размахивать руками, и, распаляясь, собрался поведать нам об удивительных артефактах, найденных им в очередной канаве, но я его остановил.
- Борь, давай в другой раз. - сказал я уже более настойчиво. - Мы, правда, спешим.
- Ладно, пы-пы-па-а-том расскажу. - согласился он и дал нам пройти.
Мы ушли не сильно оплёванные.
- Надо запретить алию с Украины - предложил Яша.
- Поздно. Мы уже здесь. - ответил я.
Отдел археологии Акко находился в самом центре Старого города. Стеллажи с артефактами занимали несколько помещений комплекса Хан-эль-Умдан.
Начальник отдела - белобрысый, усатый Эфраим - руководил раскопками по всей Западной Галилее, сам много копал и рыцарей, живших в Акко 800 лет назад, знал почти по именам. Мы тесно сотрудничали - археологическое сопровождение было неотъемлемой частью нашей работы.
- Доброе утро. - сказал Эфраим, увидев нас. - Яков, ты вместе с Леоном на этом проекте или по другим делам?
- Я так... хотел посмотреть... - замялся Яша.
- Окей, друзья, давайте сразу к делу.
Эфраим подошёл к столу, на котором лежала большая чёрно-белая карта Старого города. На сером фоне домов и улиц, синим маркером был отмечен план туннеля.
- Смотрите, здесь мы всё расчистили. - Эфраим ткнул карандашом в заштрихованный участок. - Вот до этого места. Дальше - завал. Возможно разрушения вызваны давлением фундаментов поздних строений на своды туннеля. А может и сами крестоносцы разрушили, когда убегали. А может - турки, уже позднее... Короче, пока не знаем. Надо копать. Но как бы там ни было, туннель, скорее всего, шёл до самой гавани. То есть, через весь этот район - от западного побережья до восточного. Удобно и для скрытой переброски войск и для быстрой эвакуации, если нужно. Иначе не было смысла его строить.
Карандаш в руке археолога описал дугу и опустился возле ресторана "Абу Эль-Ханан" в юго-восточной части города. Красная пунктирная стрела указывала на единственно верное направление туннеля. Если крестоносцы и свернули куда в сторону, то исключительно по своей средневековой глупости.
- Компания по развитию Старого Акко планирует открыть туннель для посещений. Будет новый туристический маршрут. Поэтому вас и вызвали. Сейчас пойдём, я покажу всё на месте.
Эфраим посмотрел на нашу обувь.
- На прошлой неделе, после дождей поднялись грунтовые воды. - сказал он - Мы поставили насосы и откачиваем, но всё-равно наденьте сапоги.
Возле стеллажей с артефактами, прислонившись к стене, стояли безразмерные резиновые сапоги, надевавшиеся поверх обуви на любую ногу.
Менее чем за час мы прошли туннель дважды. Я подробно записывал всё, что говорил Эфраим. В центральной части расчищенного участка, там, где один широкий проход делился два параллельных и узких, напоминая в плане выхлопную трубу спортивного автомобиля, Эфраим остановился.
- А сейчас что-то интересное. Следуйте за мной. - сказал он, и мы, последовав за ним, поднялись по приставной лестнице через пролом в верхнее помещение.
- Здесь была караульная комната. - сказал археолог. - Ещё один вход в туннель. Может быть - секретный. Вот эти два окна и дверь - он показал на три проёма, заложенные поздней кладкой, - и сегодня выходят на существующую улицу. Уровень мостовой, конечно, изменился, но сути это не меняет. С виду обычный жилой дом. Заходишь, а тут сидит охранник, и кого попало не пускает. Здесь был его пост, здесь он жил, охранял вход в туннель и тосковал по родным местам. Вокруг него на стенах висели пейзажи его родины, портреты родных и близких...
Эфраим потрогал пятна от ржавчины, которыми как веснушками, были обсыпаны стены. Кое-где сохранились гвозди. Несмотря на время и коррозию, они торчали из камней и остатков штукатурки, как иголки из старого плешивого ёжика. Ржавых пятен и гвоздей было так много, что сомнений не оставалось: охранник страдал от ностальгии всерьёз - картин хватило бы на небольшую галерею.
Я почувствовал на себе тяжёлый взгляд и обернулся. За массивным столом сидел крестоносец, похожий на Эфраима. Возле него лежали шлем и доспехи. В руках он держал деревянную кружку с элем. На заросшее щетиной лицо ниспадали грязные, нечёсаные космы. В углу, аккуратно прислонённый к стене, стоял длинный меч в инкрустированных ножнах, а вокруг висели картины. Тамплиер смотрел на них и вспоминал далёкую родину, свой замок, своих длинномордых собаках и свою жену в конусообразной шляпке с вуалью и чреслами, растёртыми до крови поясом верности.
- Леон, ку-ку, проснись. - услышал я голос Эфраима. - Мне нужно бежать. Погуляйте здесь ещё, осмотритесь. Будут вопросы - вы знаете, где меня найти. Да, не забудьте вернуть сапоги в офис. - сказал он и, скрипя лестницей, исчез в проломе.
- Хороший проект, простой. - сказал Яша, когда Эфраим ушёл. - Никаких серьёзных проблем. Незначительные трещины и деформации. Кое-где нужно укрепить кладку, заполнить швы, подчистить, подмазать... Может ещё что-то, но немного. Главное - отметь уровень грунтовых вод и передай на благоустройство. Пусть проектируют дренаж и какой-нибудь настил над поверхностью пола. Не будут же они всех посетителей обувать в сапоги.
- Слушай, а что он там нёс про картины на стенах? - спросил я, завороженный эфраимским рассказом.
- Не обращай внимания. - отмахнулся Яша (в отличии от меня, он давно уже не испытывал трепета перед тысячелетними руинами и относился ко всему с холодным профессионализмом). - Скорее всего, остатки гвоздей это элементы армирования штукатурки. В некоторых местах её толщина доходила до сантиметров трёх-четырёх, если не больше. Поверхность кладки, ты же видишь, неровная. К тому же, армированная штукатурка, естественно, крепче. А крестоносцы строили на века.
- Ты думаешь Эфраим этого не знает? - удивился я.
- Может и не знает. Он же археолог. - ответил Яша и направился к пролому.
Пока он спускался, я придерживал лестницу. Потом спустился сам.
Не успели вы выбраться наружу, как у меня в кармане зазвонил телефон. Мобильники только появились. Совсем недавно я получил на работе свою первую "Моторолу" и ещё вздрагивал от каждого звонка...
Это было неправдой. В действительности он лёг на операцию, но не хотел никому говорить.
Я знал, что рак был причиной смерти его родителей. Знал, что он боится наследственности. Но не знал, что она его настигла.
Операция прошла успешно. На работу он уже не вернулся. В его личной жизни тоже произошли перемены...
Последние годы, в жаркие месяцы израильского лета он с женой уезжал во Францию. Они жили в небольшом городе на севере страны. Он прислал мне оттуда несколько фотографий: старые дома, узкие улочки, черепичные крыши...
Мы переписывались по электронной почте и разговаривали по Скайпу. Не часто, в основном, по праздникам. Как-то, несколько лет назад поспорили из-за политики. Я, как обычно, вспылил. Он - нет. Он всегда говорил, что отношения важнее разногласий.
А потом он пропал, перестал отвечать на звонки и письма. "Он просто на меня обиделся" - успокаивал я себя. В глубине души я знал что это не так, но продолжал надеяться.
Когда хочешь рассказать о человеке, с которым был хорошо знаком и которого уже нет, трудно удержаться от банальностей. Поэтому я просто взял из старых записей отрывок, где писал о нём, и оставил всё как есть. Даже его вымышленное имя я не стал менять на настоящее. Как будто он по-прежнему жив и может это прочесть.
יהי זכרו ברוך
[читать]В семь утра я вышел из машины возле новой квартиры в Акко. Через дорогу лежала белая, сверкающая под солнцем набережная с одинаковыми, под линейку высаженными пальмами, которые в ранний час отбрасывали длинные тени в сторону моря.
Старая квартира - с неприятным запахом, продавленным диваном и жирными от грязи жалюзи - осталась в прошлом вместе с безликой четырёхэтажной коробкой на пыльной улице захолустного, несмотря на достопримечательности, города.
Новое жильё было совершенно другим. Дом на набережной представлял из себя полуэллипс, обращённый выпуклой стороной к морю и выглядел архитектурным изыском на фоне расположенных неподалёку строений. Выложенная красным кирпичом дорожка вела от паркинга к центру внутреннего двора, а оттуда расходилась лучами к небольшим палисадникам с аккуратно постриженными кустами. Кусты росли по периметру палисадников и обрамляли зелёным декором арочные входы, отдельные для каждой квартиры.
Квартира тоже была необычной: двухэтажная, с центральным кондиционером, массивными деревянными перилами, кучей спален, просторным салоном, большой прихожей и невероятным количеством стенных шкафов, кладовок и ванных комнат. Светлая кухня и стеклянный, раздвижной во всю стену выход из салона на балкон-террасу, расположенную с "морской" стороны дома, довершали картину невиданной нами прежде роскоши за государственный счёт.
"В такую квартиру, - подумал я, - не стыдно и барышню привести. Даже двух".
В салоне за большим обеденным столом, заваленным чертежами и рабочими фотографиями, в задумчивости стоял Яша. В руках он держал чашку. Он отхлёбывал из неё и, не глядя, ставил на исписанные тетрадные листы с подсохшими кругами олимпийской символики.
Для раннего утра и своей природной флегматичности Яша выглядел неестественно бодро. Увидев меня, он оторвался от чертежей и бухнулся в кресло.
- Ты откуда? - спросил он.
- Из РишУта*. - ответил я в рифму... (*РишУт АтикОт - Управление Древностей.)
--------
Яша - тщедушный питерский интеллигент и совершеннейшая умница с живыми глазами и обаятельной улыбкой был на восемь лет старше меня. Он коротко стригся, носил немодные очки, густую чёрную бороду и напоминал еврея-разночинца, вырвавшегося из черты оседлости и закончившего столичный университет. Родись в конце 19 века, он с большой долей вероятности мог оказаться среди последователей Мартова-Цедербаума с их передовыми идеями и закономерным финалом. Но ему повезло - он родился в середине 20, в коммунальной квартире на Невском. Со своей первой любовью и будущей женой - персонажем еврейской народной сказки "Жила-была девочка, не очень красивая, но очень умная..." - он бродил белыми ночами по Васильевскому острову, целовался и читал стихи Бродского.
После школы Яша поступил в ничем не примечательный строительный институт, в котором - в отличии от медицинских, идеологических и торговых учебных заведений - к евреям относились лояльно. Но главным достоинством была военная кафедра, которую закрыли сразу после того, как Яша институт закончил. Став молодым специалистом, Яша осмотрелся и устроился инженером в реставрационные мастерские. Во-первых, это было интересно, во-вторых - престижно. В Советском Союзе, где профессии инженера-реставратора нигде не обучали (за исключение редких специализаций в продвинутых ВУЗах), стать им мог любой, имеющий строительное образование и отвращение к промышленному и гражданскому строительству.
В Израиль Яша приехал в 90-м, на пике Большой алии. И судьба в который раз улыбнулась ему. Уже через год после эмиграции, его, практически без иврита, взяли на работу инженером-реставратором в Департамент консервации Управления древностей. Ко времени моего там появления, Яша считался старожилом и чувствовал себя достаточно уверенно, если рядом не было начальства.
Нас познакомил главный инженер Департамента, вскоре ставший его директором.
В первый день моей работы, он поймал Яшу в коридоре и сказал:
- Яков, это Леон. Он говорит по-русски. Будет работать в вашем отделе. Покажи ему, что и как. Следующий проект вам предстоит делать вместе. Я сейчас тороплюсь, потом всё обсудим. - добавил он и ушёл.
- Привет. - вяло поздоровался Яша. - К нам в отдел?
Я кивнул. Потом коротко рассказал о себе.
- Вы из Крыма? Здорово! - отреагировал он. - Я был у вас в детстве, в пионерлагере. Жуткие воспоминания.
- А о каком проекте говорил начальник? - сменил я тему.
- Консервационное исследование оборонительных сооружений. Комплексное - от архивов до составления плана работ и смет. Месяцев на шесть. Как у вас с английским, кстати?
- Нормально. - соврал я. - А что?
- В архивах много британских документов периода Мандата - фотографии, обмеры, описания - а у меня с английским плохо, я в школе учил французский.
- Разберёмся. - успокоил я.
Скоро мы перешли на "ты". Яша вызывал у меня уважение. Он точно знал, чего хочет от этой жизни, а именно: доработать здесь до пенсии и пореже видеться с начальством. Ещё он планировал завести необременительную связь с каким-нибудь глупым, но милым "зайчиком", ровесницей его старшей дочери-студентки, недавно демобилизовавшейся из армии в звании старшего сержанта. Но "зайчики", несмотря на глупость, предпочитали молодых, красивых и перспективных, и Яша, в свободное от работы и семьи время, довольствовался общением с разведёнными русскоязычными дамами, не в меру начитанными, циничными и уставшими от жизни. В отличии от меня, он уже вступил в кризис среднего возраста и панацеей от бед считал роман на стороне. Я так не думал. Роман, по моему мнению, априори предполагал какую-то степень откровенности. Оголяться же (тем более, душевно) перед чужим в общем-то человеком казалось мне излишним. Это был, пожалуй, единственный вопрос, по которому наши взгляды в то время кардинально расходились.
--------
- Ты здесь давно? - спросил я, заваливаясь в соседнее кресло.
- Со вчерашнего дня. - ответил Яша.
- Как новая квартира?
- Ничего, вроде...
Он снял очки, подышал на них, протёр и снова надел.
- Яш, в чём дело? Тебя увольняют или "зайчик" оказался с триппером?
- Да какой там "зайчик"! - с досадой сказал он - Я вчера вечером хотел сгущёнку сварить. Помнишь, как в Союзе делали? Получалась такая густая, шоколадного цвета. Купил в "русском" магазине одну банку. Поставил варить, сам черчу здесь, в салоне. Вдруг - бах! - банка взорвалась... Ты даже представить себе не можешь, вся кухня была как дерьмом заляпана. Пол, стены, потолок, холодильник... Всё! Я чуть с ума не сошёл. До утра оттирал, не спал вообще.
Только сейчас я заметил голубой трупный оттенок кожи на его руках, по-видимому, от агрессивных моющих средств. Сдерживая смех, но не в силах сдержать любопытство, я пошёл на кухню. Она блестела, как корабельный камбуз, выдраенный салагами перед проверкой.
- Молодец! - оценил я - Вообще ничего не заметно.
- Конечно, - вздохнул он, - я всю ночь тёр... А ты по каким делам приехал?
- У меня в восемь встреча у археологов. Туннель тамплиеров знаешь?
- Слышал. Они, вроде, там копают ещё?
- Понятия не имею. Я получил заказ на проектирование. Ты, кстати, прогуляться не хочешь?
- А, пошли. - Яша решительно встал с кресла.
По дороге к археологам Яша жаловался на жизнь.
- Последнее время всё не так. - сетовал он. - Ерунда какая-то... На прошлой неделе припарковался в Иерусалиме на спуске. Поставил машину на ручник. Зашёл в магазин. Возвращаюсь, смотрю, моя машина катится вниз по дороге. Я всё бросил, догнал её, упал на капот, обхватил его руками, ногами упираюсь в асфальт. Машина остановилась. Поднимаю глаза, а за рулём сидит верующая тётка в парике с выпученными глазами. Оглянулся, мой фиат стоит рядом, у поребрика. Автомобили, не поверишь, совершенно одинаковые, даже одинаково грязные.
- А тётка, что?
- Ничего. Вцепилась в руль и смотрит на меня с ужасом.
- Ну её понять можно, - говорю, - любой на её месте испугался бы.
- Да, выглядело это дико. Я, когда с капота слез, хотел извиниться но она сразу уехала. Спешила, наверное.
- Спешила, конечно. Рассказать, как сумасшедший "русский" бросался ей на капот и пытался остановить машину голыми руками.
Увлечённые разговором, мы не сразу заметили идущего навстречу Борю Фердяева.
- Всё, попали. - прошептал Яша...
Боря Фердяев приехал в Израиль из Одессы и очень этим гордился. Даже на иврите он старался говорить "по-одесски", имитируя характерную манеру речи. Как и большинство одесситов, он был уверен, что любой житель Москвы, Санкт-Петербурга, Иерусалима или Нью-Йорка приходит в восторг, услышав псевдоеврейские, местечковые интонации. Работал Боря инженером в строительной фирме, занимавшейся ремонтом систем водоснабжения и канализации. Мы часто встречались на рабочих совещаниях в компании по развитию Старого Акко.
В Израиле Боря стал Борухом, но фамилию сохранил. Из-за путаницы с ивритской буквой "пэй/фэй" и нюансами в произношении двойной "йуд" израильтяне обращались к нему обычно "мар (господин) Пердиев". Мы же публично называли его только Борей. А между собой - исключительно Пердяевым, и никакая двойная "йуд" не была нам помехой.
Боря считался толковым и знающим специалистом, проложившим не один километр канализационных труб. Он имел, однако, два недостатка. Во-первых, он страстно увлекался археологией: таскал с собой какие-то черепки и железки, найденные во время земляных работ, всем их показывал и выдвигал смелые теории об их назначении. К нам - русскоязычным работникам Управления древностей - Боря относился с особым трепетом. Вторым его недостатком было заикание. В принципе, это никому не мешало, наоборот - придавало его южному говору некоторый шарм. Проблема заключалась в другом. Стоило Боре заговорить о чём-то, что его действительно волновало (например, об истории), как он сразу возбуждался, краснел, начинал размахивать руками, и его лёгкое заикание превращалось в муку для него и неприятность для собеседника. Некоторые слова с глухими согласными звуками Боря, разволновавшись, не мог выговорить совсем. Он завывал, растягивая гласные, хватал воздух открытым ртом, как рыба, и в конце концов выплёвывал проклятые слова, вместе со слюной, которая брызгами летела в разные стороны.
Сияя от счастья и широко раскинув руки, Боря подошёл к нам.
- Шалом, шалом! - радостно сказал он.
- Привет, Борь. - ответил я извиняющимся тоном. - Мы немного торопимся...
- У меня в-в-сего один вы-вы-ваа-прос. - не обращая внимания на мои слова, Боря перегородил нам дорогу. - Вы знаете, где стояла пы-пы-палатка Наполеона, к-ка-а-гда он брал город? Я нашёл ты-ты-точное место. Шоб я так жил! Мы вчера там пы-пы-прокладывали биюв.
Слово "канализация" он произнёс на иврите - "биюв" - так было проще и быстрее.
Его щёки покрылись румянцем. Он начал размахивать руками, и, распаляясь, собрался поведать нам об удивительных артефактах, найденных им в очередной канаве, но я его остановил.
- Борь, давай в другой раз. - сказал я уже более настойчиво. - Мы, правда, спешим.
- Ладно, пы-пы-па-а-том расскажу. - согласился он и дал нам пройти.
Мы ушли не сильно оплёванные.
- Надо запретить алию с Украины - предложил Яша.
- Поздно. Мы уже здесь. - ответил я.
Отдел археологии Акко находился в самом центре Старого города. Стеллажи с артефактами занимали несколько помещений комплекса Хан-эль-Умдан.
Начальник отдела - белобрысый, усатый Эфраим - руководил раскопками по всей Западной Галилее, сам много копал и рыцарей, живших в Акко 800 лет назад, знал почти по именам. Мы тесно сотрудничали - археологическое сопровождение было неотъемлемой частью нашей работы.
- Доброе утро. - сказал Эфраим, увидев нас. - Яков, ты вместе с Леоном на этом проекте или по другим делам?
- Я так... хотел посмотреть... - замялся Яша.
- Окей, друзья, давайте сразу к делу.
Эфраим подошёл к столу, на котором лежала большая чёрно-белая карта Старого города. На сером фоне домов и улиц, синим маркером был отмечен план туннеля.
- Смотрите, здесь мы всё расчистили. - Эфраим ткнул карандашом в заштрихованный участок. - Вот до этого места. Дальше - завал. Возможно разрушения вызваны давлением фундаментов поздних строений на своды туннеля. А может и сами крестоносцы разрушили, когда убегали. А может - турки, уже позднее... Короче, пока не знаем. Надо копать. Но как бы там ни было, туннель, скорее всего, шёл до самой гавани. То есть, через весь этот район - от западного побережья до восточного. Удобно и для скрытой переброски войск и для быстрой эвакуации, если нужно. Иначе не было смысла его строить.
Карандаш в руке археолога описал дугу и опустился возле ресторана "Абу Эль-Ханан" в юго-восточной части города. Красная пунктирная стрела указывала на единственно верное направление туннеля. Если крестоносцы и свернули куда в сторону, то исключительно по своей средневековой глупости.
- Компания по развитию Старого Акко планирует открыть туннель для посещений. Будет новый туристический маршрут. Поэтому вас и вызвали. Сейчас пойдём, я покажу всё на месте.
Эфраим посмотрел на нашу обувь.
- На прошлой неделе, после дождей поднялись грунтовые воды. - сказал он - Мы поставили насосы и откачиваем, но всё-равно наденьте сапоги.
Возле стеллажей с артефактами, прислонившись к стене, стояли безразмерные резиновые сапоги, надевавшиеся поверх обуви на любую ногу.
Менее чем за час мы прошли туннель дважды. Я подробно записывал всё, что говорил Эфраим. В центральной части расчищенного участка, там, где один широкий проход делился два параллельных и узких, напоминая в плане выхлопную трубу спортивного автомобиля, Эфраим остановился.
- А сейчас что-то интересное. Следуйте за мной. - сказал он, и мы, последовав за ним, поднялись по приставной лестнице через пролом в верхнее помещение.
- Здесь была караульная комната. - сказал археолог. - Ещё один вход в туннель. Может быть - секретный. Вот эти два окна и дверь - он показал на три проёма, заложенные поздней кладкой, - и сегодня выходят на существующую улицу. Уровень мостовой, конечно, изменился, но сути это не меняет. С виду обычный жилой дом. Заходишь, а тут сидит охранник, и кого попало не пускает. Здесь был его пост, здесь он жил, охранял вход в туннель и тосковал по родным местам. Вокруг него на стенах висели пейзажи его родины, портреты родных и близких...
Эфраим потрогал пятна от ржавчины, которыми как веснушками, были обсыпаны стены. Кое-где сохранились гвозди. Несмотря на время и коррозию, они торчали из камней и остатков штукатурки, как иголки из старого плешивого ёжика. Ржавых пятен и гвоздей было так много, что сомнений не оставалось: охранник страдал от ностальгии всерьёз - картин хватило бы на небольшую галерею.
Я почувствовал на себе тяжёлый взгляд и обернулся. За массивным столом сидел крестоносец, похожий на Эфраима. Возле него лежали шлем и доспехи. В руках он держал деревянную кружку с элем. На заросшее щетиной лицо ниспадали грязные, нечёсаные космы. В углу, аккуратно прислонённый к стене, стоял длинный меч в инкрустированных ножнах, а вокруг висели картины. Тамплиер смотрел на них и вспоминал далёкую родину, свой замок, своих длинномордых собаках и свою жену в конусообразной шляпке с вуалью и чреслами, растёртыми до крови поясом верности.
- Леон, ку-ку, проснись. - услышал я голос Эфраима. - Мне нужно бежать. Погуляйте здесь ещё, осмотритесь. Будут вопросы - вы знаете, где меня найти. Да, не забудьте вернуть сапоги в офис. - сказал он и, скрипя лестницей, исчез в проломе.
- Хороший проект, простой. - сказал Яша, когда Эфраим ушёл. - Никаких серьёзных проблем. Незначительные трещины и деформации. Кое-где нужно укрепить кладку, заполнить швы, подчистить, подмазать... Может ещё что-то, но немного. Главное - отметь уровень грунтовых вод и передай на благоустройство. Пусть проектируют дренаж и какой-нибудь настил над поверхностью пола. Не будут же они всех посетителей обувать в сапоги.
- Слушай, а что он там нёс про картины на стенах? - спросил я, завороженный эфраимским рассказом.
- Не обращай внимания. - отмахнулся Яша (в отличии от меня, он давно уже не испытывал трепета перед тысячелетними руинами и относился ко всему с холодным профессионализмом). - Скорее всего, остатки гвоздей это элементы армирования штукатурки. В некоторых местах её толщина доходила до сантиметров трёх-четырёх, если не больше. Поверхность кладки, ты же видишь, неровная. К тому же, армированная штукатурка, естественно, крепче. А крестоносцы строили на века.
- Ты думаешь Эфраим этого не знает? - удивился я.
- Может и не знает. Он же археолог. - ответил Яша и направился к пролому.
Пока он спускался, я придерживал лестницу. Потом спустился сам.
Не успели вы выбраться наружу, как у меня в кармане зазвонил телефон. Мобильники только появились. Совсем недавно я получил на работе свою первую "Моторолу" и ещё вздрагивал от каждого звонка...