"не езди коляску по солнцу"
Не к месту вспомнилось.
Впервые в своей жизни я оказалась в Киеве 27 апреля 1986 года. Мне было 12 лет. Мама взяла меня с собой в поезду к некровным родственникам - мы породнились с ними благодаря моей тете, маминой сестре, вышедшей замуж за киевского еврея, по совместительству известного пловца. Мама специально забрала меня из школы за несколько дней для начала майских праздников, чтобы мы могли побыть там подольше. 26 апреля мы сели в поезд в Москве.
Уже следующим утром, за несколько часов до подъезда к городу, по составу начали распространяться слухи, я это помню очень хорошо, как и то, что никому из взрослых не было понятно, что, собственно, произошло - дети очень точно чувствуют такие вещи. На вокзале нас встречала тетя Рая даже в не панике, а в полубезумном состоянии. С невнятными всхлипами "ой, дитячко" она потащила маму к кассе, но там стояла такая гудящая очередь, что им обеим стало ясно, что обратных билетов не обменять ни за какие деньги, даже если бы они у них были.
Всеобщая паника при таком же градусе неосведомленности и радиационной неграмотности никак не помешала им обеим таскать "дитячко" по всему Киеву на прогулки, сидеть в парках и кататься на автобусные экскурсии. Автобусы в каких-то пунктах несколько раз поливали водой из шланга, чтобы отмыть осевшую пыль.
Александра Ароновна, мама тети Раи, ежеутренне кормила меня на убой и вливала в меня рюмку кагора, несмотря на мои протесты. Выглядывая в окно, сетовала на то, что вишневый цвет упал на землю, не успев как следует раскрыться.
Именно там, в Киеве, я впервые увидела костюм химической и радиационной защиты, в них были двое, шедшие по Крещатику мимо гранитной стены какого-то высокого здания (я помню их на фоне, но не запомнила само здание), и они произвели на меня неизгладимое впечатление. Я доставала маму требованиями подробностей по пошиву и устройству до конца поездки. Возможно, что именно это определило мою будущую жизнь.
Именно там, в Киеве, я впервые услышала слово "жид" в адрес дяди Жоры, мужа тети Раи, от какого-то мужика в подпитии и пытала тетю Раю, что это значит, вогнав ее в крайнее раздражение.
Именно там я впервые услышала фамилию "Булгаков" от чудесного гида Александра Сергеевича (я запомнила) около почти развалившегося деревянного дома без окон и дверей.
И именно там, во дворе, куда привел нас Александр Сергеевич, чтобы показать место, где маленький Булгаков жил с четырехлетнего, кажется, возраста, я увидела незабываемое.
Посреди двора стоял характерно кудрявый мужчина в тренировочных штанах, майке, с коляской и газетой. Когда мы группой вошли в замкнутый двор, на одном из верхних этажей распахнулось окно, в него высунулась такая же кучерявая полная молодая женщина и зычно провозгласила "Сема! Я же тебе сказала - не езди коляску по солнцу, езди ее в тени!"
В Москву я вернулась 5 мая с поднявшимися лейкоцитами и красным горлом (не надо было клянчить эскимо на вокзале). Пришедшая на дом участковый врач, переговорив с мамой, всплеснула руками, и через два часа я уже была в Русаковке. Через две недели меня выпустили.
Позднее, с появлением в стране УЗИ, у меня обнаружилось и другое воспоминание - приличного размера узел в щитовидке.
Возможно, что именно это определит мою будущую смерть.
К чему это я?
Да так. С тех пор я побывала в Киеве раз шесть или семь, последний раз - в самом конце девяностых.
Матерь городов русских. Для каждого своя.
По крайней мере, мне есть, чем ее вспоминать.
Впервые в своей жизни я оказалась в Киеве 27 апреля 1986 года. Мне было 12 лет. Мама взяла меня с собой в поезду к некровным родственникам - мы породнились с ними благодаря моей тете, маминой сестре, вышедшей замуж за киевского еврея, по совместительству известного пловца. Мама специально забрала меня из школы за несколько дней для начала майских праздников, чтобы мы могли побыть там подольше. 26 апреля мы сели в поезд в Москве.
Уже следующим утром, за несколько часов до подъезда к городу, по составу начали распространяться слухи, я это помню очень хорошо, как и то, что никому из взрослых не было понятно, что, собственно, произошло - дети очень точно чувствуют такие вещи. На вокзале нас встречала тетя Рая даже в не панике, а в полубезумном состоянии. С невнятными всхлипами "ой, дитячко" она потащила маму к кассе, но там стояла такая гудящая очередь, что им обеим стало ясно, что обратных билетов не обменять ни за какие деньги, даже если бы они у них были.
Всеобщая паника при таком же градусе неосведомленности и радиационной неграмотности никак не помешала им обеим таскать "дитячко" по всему Киеву на прогулки, сидеть в парках и кататься на автобусные экскурсии. Автобусы в каких-то пунктах несколько раз поливали водой из шланга, чтобы отмыть осевшую пыль.
Александра Ароновна, мама тети Раи, ежеутренне кормила меня на убой и вливала в меня рюмку кагора, несмотря на мои протесты. Выглядывая в окно, сетовала на то, что вишневый цвет упал на землю, не успев как следует раскрыться.
Именно там, в Киеве, я впервые увидела костюм химической и радиационной защиты, в них были двое, шедшие по Крещатику мимо гранитной стены какого-то высокого здания (я помню их на фоне, но не запомнила само здание), и они произвели на меня неизгладимое впечатление. Я доставала маму требованиями подробностей по пошиву и устройству до конца поездки. Возможно, что именно это определило мою будущую жизнь.
Именно там, в Киеве, я впервые услышала слово "жид" в адрес дяди Жоры, мужа тети Раи, от какого-то мужика в подпитии и пытала тетю Раю, что это значит, вогнав ее в крайнее раздражение.
Именно там я впервые услышала фамилию "Булгаков" от чудесного гида Александра Сергеевича (я запомнила) около почти развалившегося деревянного дома без окон и дверей.
И именно там, во дворе, куда привел нас Александр Сергеевич, чтобы показать место, где маленький Булгаков жил с четырехлетнего, кажется, возраста, я увидела незабываемое.
Посреди двора стоял характерно кудрявый мужчина в тренировочных штанах, майке, с коляской и газетой. Когда мы группой вошли в замкнутый двор, на одном из верхних этажей распахнулось окно, в него высунулась такая же кучерявая полная молодая женщина и зычно провозгласила "Сема! Я же тебе сказала - не езди коляску по солнцу, езди ее в тени!"
В Москву я вернулась 5 мая с поднявшимися лейкоцитами и красным горлом (не надо было клянчить эскимо на вокзале). Пришедшая на дом участковый врач, переговорив с мамой, всплеснула руками, и через два часа я уже была в Русаковке. Через две недели меня выпустили.
Позднее, с появлением в стране УЗИ, у меня обнаружилось и другое воспоминание - приличного размера узел в щитовидке.
Возможно, что именно это определит мою будущую смерть.
К чему это я?
Да так. С тех пор я побывала в Киеве раз шесть или семь, последний раз - в самом конце девяностых.
Матерь городов русских. Для каждого своя.
По крайней мере, мне есть, чем ее вспоминать.