Тысяча девятьсот...
Лет в семь меня внезапно охватила страсть к поэзии. Впрочем, читать Пушкина, Маршака или Агнию Барто - я, подобно анекдотическому чукче, ничуть не стремился, а принялся сочинять стихи сам.
Стихи эти были короткие - строчки по две, максимум четыре - и ничем в общем-то не примечательные. Сейчас у меня в памяти сохранилось только одно двустишие:
Лампа на столе стоит,
Чай на столике пролит.
Когда "стихов" набрался целый лист, моя мама решила сохранить его на будущее, а в уголке листа поставила дату - что-то вроде "12 октября 87 г." или нечто похожее, точное число я сейчас уже не помню. Зато хорошо помню, что меня удивило сокращённое указание года - две цифры вместо привычных четырёх.
- Надо вписать год полностью, - сказал я маме. - А то в 2087 году станет непонятно, когда же именно я сочинил эти стихи.
А сейчас воспоминание об этом эпизоде навело меня на пару мыслей:
1. Похоже я всегда был настолько эгоцентричным, что любое своё действие воспринимал как сверхважное, нетленное, создаваемое на века.
2. Цифры меня всегда привлекали больше, чем стихи.
Стихи эти были короткие - строчки по две, максимум четыре - и ничем в общем-то не примечательные. Сейчас у меня в памяти сохранилось только одно двустишие:
Лампа на столе стоит,
Чай на столике пролит.
Когда "стихов" набрался целый лист, моя мама решила сохранить его на будущее, а в уголке листа поставила дату - что-то вроде "12 октября 87 г." или нечто похожее, точное число я сейчас уже не помню. Зато хорошо помню, что меня удивило сокращённое указание года - две цифры вместо привычных четырёх.
- Надо вписать год полностью, - сказал я маме. - А то в 2087 году станет непонятно, когда же именно я сочинил эти стихи.
А сейчас воспоминание об этом эпизоде навело меня на пару мыслей:
1. Похоже я всегда был настолько эгоцентричным, что любое своё действие воспринимал как сверхважное, нетленное, создаваемое на века.
2. Цифры меня всегда привлекали больше, чем стихи.