Три толстяка, пост № 1
Эту книгу я в детстве тоже очень любил, хотя, помню, попала она мне в руки довольно поздно - лет в 8 или 9. На тот момент я уже по многу раз успел перечитать сказки Волкова, Носова, Лагина, Трэверс, Лингдрен, Родари и т.д. и т.п. А «Трёх толстяков» мне всё никак читать не хотелось, потому что название совершенно меня не прельщало.
Мама, вручая мне эту книжку, предсказала: «Тебе понравится». Я с неохотой взялся, подумав про себя: «Что ж хорошего ждать от книги с таким дурацким заглавием?»
Но мама оказалась права. «Три толстяка» вошли в число моих любимых сказок. А немного позже, но тоже ещё в начальной школе, меня совершенно очаровал фильм по этой книге. Первый раз я увидел его на большом экране, в ДК подмосковного города Ногинска, мы смотрели его всей семьёй, даже с дедушкой и бабушкой (что само по себе было редкостью), и после фильма у меня осталось ощущение чуть ли не восторженное.
Но пик симпатий к сказке Олеши был ещё впереди. По-настоящему меня на ней «заклинило» лет в 15-16, притом что к другим сказкам я в тот период стал уже понемногу охладевать: они, конечно, ещё радовали, но в основном по старой памяти, без прежнего увлечения. А вот сказка про Суок, Тибула, Просперо и доктора Гаспара - с годами словно набирала силу и обаяние.
Ну а потом случился долгий перерыв. Помню, я хотел перечитать «Трёх толстяков» осенью 1998 года, когда в стране бушевал политический и экономический кризис... но что-то мне помешало. И затем многие годы я всё откладывал возвращение к этой книге, надеясь дождаться того состояния души, которое, как в 15 лет, было бы созвучно её тональности.
Однако осознав наконец, что так можно всю жизнь прождать понапрасну, я взялся перечитывать «Толстяков» в нынешнем августе. Правда, было у меня опасение, что сказка «рассыпется» - покажется с нынешних моих взрослых позиций пустой и нудной, а былое очарование растает без следа. Такое у меня не раз случалось с другими детскими книгами, взять хоть ту же Токмакову или рассказы про Зоков и Баду.
Однако ж нет! Хотя отдельные эпизоды и показались мне теперь непривычно краткими, всё-таки сказка Олеши осталась неподвластна времени. Она по-прежнему та самая, настоящая)
А для меня один из признаков настоящей книги - когда, закрыв последнюю страницу, ещё долго думаешь только об этой книге, о её героях, и на многие дни пропадает желание читать что-то иное... И ещё, несмотря даже на счастливый финал, всё равно на душе грустно, потому что хочется в этот мир, хочется продолжения, а его нет и быть не может...
Заодно я понял, почему «Три толстяка» сильнее всего понравились мне не в детстве, а в тинэйджерском возрасте. Всё очень просто. В детстве меня привлекали миры благополучные, устойчивые, яркие и позитивные - Волшебная страна Волкова, Носовский «Незнайка», «Карлсон», «Винни-Пух», «Мэри Поппинс»...
Сказки «тёмные» нравились мне меньше - «Нильс» Сельмы Лагерлёф, «Питер Пэн» Барри, «Алиса» Кэррола, лучшие вещи Андерсена... В них чувствовалась незащищённость героя, одиночество, затерянность в огромном, опасном и не слишком-то дружелюбном мире... Эти книги я так и не смог по-настоящему полюбить.
Но в обоих этих литературных пластах - сказочный мир крепок и фундаментален. Только в первом пласте - мир словно бы выступает на стороне героя, а во втором - мир безразличен к герою или враждебен ему.
А в «Трёх толстяках» - всё по-другому. Сам мир там зыбкий, шаткий, непрочный. Он балансирует на тонкой грани между светлым и тёмным, и одновременно - как та взорванная башня, с которой упал доктор Гаспар - на последней черте перед крахом, катастрофой. И кого постигнет эта катастрофа - до самого финала не ясно, чаши весов склоняются то в одну, то в другую сторону. Может быть, рухнет старый мир Толстяков, а может, восставший народ со всеми своими героями отправится прямо на плаху.
И настроение в книге столь же контрастное, нестабильное - через весь сюжет сквозит какая-то весёлая отчаянность. А потому и герои живут как будто взахлёб, на полную катушку, ежечасно рискуют, мчатся словно наперегонки со смертью, но не перестают при этом оставаться людьми. Тибул, едва спасшись от гибели на Площади Звезды, весело смеётся над изумлением тётушки Ганимед. Суок, попав во Дворец Толстяков с тайным поручением, обращает внимание не только на грозящую отовсюду опасность, но и на пирожные наследника Тутти. Доктор Гаспар, потерявший вверенную ему куклу, чуть не сходит с ума от отчаяния, ибо пропажа сулит ему верную гибель, но следом, преисполнившись мрачной торжественности, принимается искать трактир, чтобы хорошенько поужинать.
А сами Толстяки, чья власть висит на волоске, - куда сильней, чем народного мятежа, боятся гнева наследника Тутти, чью куклу изувечили гвардейцы. Казалось бы, в такой обстановке жестокие правители могли бы плюнуть на слёзы ребёнка с его смешным детским «горем», - но нет! Вся государственная машина приводится в движение, и вот уже скачут чиновники с военными на поиски всезнающего доктора Гаспара, чтобы он исправил повреждённую куклу.
А чего стОит сцена с оружейником Просперо, когда богачи, желая поглумиться над узником, обречённым на смерть, затребовали его пред свои ясны очи, - и Просперо, один против всей этой массы, вогнал их в панику несколькими фразами - так, словно не они ему, а он им выносит приговор.
Или снова тот же Тибул - решивший пройти по проволоке над Площадью Звезды - наперекор пулям гвардейцев!
Вот эта отчаянность как раз и была мне близка в 15 лет.
Именно такой мир, и именно такие герои - которые на пределе сил, которые вопреки всему, - и именно такое время, когда в воздухе витает привкус безысходности, ощущение последних дней, времени, утекающего сквозь пальцы стремительно, и вместе с тем безудержного веселья, праздника, карнавала.
Есть в этом ощущении что-то от пира во время чумы, только вместо бесцельности и глупого пафоса - устремлённость к мечте, к прекрасной сияющей цели, ради которой не жалко пожертвовать всем.
В реальности, сам я, конечно, ни на что подобное никогда способен не был, но может быть именно поэтому такая атмосфера всегда влекла меня в книгах и фильмах.