Коммунизм, часть 10
Проблема 11: догматизм
Особенность любой прогностической теории социального, экономического или политического свойства состоит в том, что в любой момент эта теория может разойтись с реальностью. Даже идеально работающая сегодня теория - завтра может дать сбой. И даже гениальный прогнозист способен ошибаться.
Жизнь не стоит на месте, постоянно появляется что-то новое, и в этих изменяющихся условиях зачастую выявляется неточность, неполнота или даже абсолютная несостоятельность тех теорий, которые ещё вчера казались непреложной истиной.
Марксизм не исключение. К примеру, Маркс предсказывал нарастание классовой борьбы между угнетателями (капиталистами) и угнетёнными (пролетариатом). В обществе должна была усугубляться поляризация: пролетариев должно было становиться всё больше и больше, пока наконец не накопится критическая масса для социально-политического взрыва. Этим взрывом должна была стать коммунистическая революция в крупных промышленных странах - Англии, Франции, Германии. А в силу прочнейших экономических и политических связей этих стран со всеми остальными - революция должна была вскоре перейти национальные границы и стать всемирной.
Предполагалось, что установленный после революции новый уклад, основанный на обобществлении хозяйствования и упразднении частной собственности, окажется эффективнее свободной конкуренции, бытовавшей в эпоху капитализма. Справедливое общество сформирует нового человека.
Но ничего этого не сбылось. Условия жизни пролетариата постепенно улучшились без всяких революций. Поляризация общества ослабла. Коммунистические революции происходили спорадически (Парижская коммуна во Франции, Октябрь 1917 года в России, восстание спартакистов в Германии), но они не были подкреплены достаточной массой пролетариата и потому в большинстве случаев окончились провалом. Там же, где коммунистический режим уцелел, пожар мировой революции всё равно не разгорелся, - взаимосвязь между странами оказалась недостаточно крепкой. Обобществление собственности не привело к изобилию. Социализм не только проиграл капитализму в экономике, но ещё и оказался чрезвычайно нестойкой формацией: вместо того, чтобы с годами наращивать мощь, он прогнил изнутри и развалился.
Здравомыслящий человек в такой ситуации задался бы вопросом: почему теория не подтвердилась практикой? В чём была ошибка теоретиков? Насколько эта ошибка фундаментальна? Т.е. можно ли её исправить, улучшив тем самым теорию, или вся теория в целом никуда не годится?
Однако наследникам Маркса крайне редко хватало смелости признать ошибку в расчётах. Учение Маркса-Энгельса, а затем и Ленинские цитаты стали восприниматься чуть ли не как Священное писание, сомневаться в котором недопустимо, а подчас и опасно.
Тем самым, теория превратилась в догму. Ленин ещё мог исправить какие-то несоответствия - например, убедившись, что «военный коммунизм» не работает, Ленин объявил переход к нэпу, но и то предполагалось, что это лишь временная уступка. Последователи же Ленина всё чаще старались подогнать реальность под негодную теорию, вместо того, чтобы теорию развивать на основе фактов.
Возникавшие при этом расхождения между теорией и практикой принципиально игнорировались, либо, когда разрыв становился уж слишком заметным, вопиющим, - этому подыскивались объяснения ложные, фальшивые, лишь бы только не ставить под сомнение привычные догмы («В стране голод? Виноваты кулаки и вредители, а не коллективизация»; «Рабочие на Западе уже обзаводятся автомобилями? Такого не может быть, это буржуазная пропаганда, на самом деле западные рабочие изнемогают от непосильного труда и скоро уже совершат революцию».)
Казалось бы, в такой принципиальной слепоте есть свои достоинства: люди упорно защищают теорию от нападок, хранят верность своим убеждениям. Догматизация бережёт теорию от разложения и распада, продляет ей жизнь на века.
Однако на самом деле всё наоборот. Теория при таком отношении погибает. Ибо, как известно, догма есть истина убитая и мумифицированная. А живая истина возможна только в развитии, в движении.
В догматизированной теории отрыв от реальности рано или поздно становится настолько кардинальным, что эту теорию перестают воспринимать всерьёз.
Применение же такой теории напоминает попытку открыть замОк не тем ключом. Человек настойчиво втискивает непригодный ключ в замочную скважину, пока в конце концов не сломается либо замОк, либо ключ.
Отсюда вывод: чтобы вернуть коммунистической теории жизнеспособность, нужно исправить ошибки, допущенные Марксом. И впредь избегать любой догматизации.
Гипотезы о том, как можно было бы осовременить учение Маркса, я изложу в следующих записях.
Особенность любой прогностической теории социального, экономического или политического свойства состоит в том, что в любой момент эта теория может разойтись с реальностью. Даже идеально работающая сегодня теория - завтра может дать сбой. И даже гениальный прогнозист способен ошибаться.
Жизнь не стоит на месте, постоянно появляется что-то новое, и в этих изменяющихся условиях зачастую выявляется неточность, неполнота или даже абсолютная несостоятельность тех теорий, которые ещё вчера казались непреложной истиной.
Марксизм не исключение. К примеру, Маркс предсказывал нарастание классовой борьбы между угнетателями (капиталистами) и угнетёнными (пролетариатом). В обществе должна была усугубляться поляризация: пролетариев должно было становиться всё больше и больше, пока наконец не накопится критическая масса для социально-политического взрыва. Этим взрывом должна была стать коммунистическая революция в крупных промышленных странах - Англии, Франции, Германии. А в силу прочнейших экономических и политических связей этих стран со всеми остальными - революция должна была вскоре перейти национальные границы и стать всемирной.
Предполагалось, что установленный после революции новый уклад, основанный на обобществлении хозяйствования и упразднении частной собственности, окажется эффективнее свободной конкуренции, бытовавшей в эпоху капитализма. Справедливое общество сформирует нового человека.
Но ничего этого не сбылось. Условия жизни пролетариата постепенно улучшились без всяких революций. Поляризация общества ослабла. Коммунистические революции происходили спорадически (Парижская коммуна во Франции, Октябрь 1917 года в России, восстание спартакистов в Германии), но они не были подкреплены достаточной массой пролетариата и потому в большинстве случаев окончились провалом. Там же, где коммунистический режим уцелел, пожар мировой революции всё равно не разгорелся, - взаимосвязь между странами оказалась недостаточно крепкой. Обобществление собственности не привело к изобилию. Социализм не только проиграл капитализму в экономике, но ещё и оказался чрезвычайно нестойкой формацией: вместо того, чтобы с годами наращивать мощь, он прогнил изнутри и развалился.
Здравомыслящий человек в такой ситуации задался бы вопросом: почему теория не подтвердилась практикой? В чём была ошибка теоретиков? Насколько эта ошибка фундаментальна? Т.е. можно ли её исправить, улучшив тем самым теорию, или вся теория в целом никуда не годится?
Однако наследникам Маркса крайне редко хватало смелости признать ошибку в расчётах. Учение Маркса-Энгельса, а затем и Ленинские цитаты стали восприниматься чуть ли не как Священное писание, сомневаться в котором недопустимо, а подчас и опасно.
Тем самым, теория превратилась в догму. Ленин ещё мог исправить какие-то несоответствия - например, убедившись, что «военный коммунизм» не работает, Ленин объявил переход к нэпу, но и то предполагалось, что это лишь временная уступка. Последователи же Ленина всё чаще старались подогнать реальность под негодную теорию, вместо того, чтобы теорию развивать на основе фактов.
Возникавшие при этом расхождения между теорией и практикой принципиально игнорировались, либо, когда разрыв становился уж слишком заметным, вопиющим, - этому подыскивались объяснения ложные, фальшивые, лишь бы только не ставить под сомнение привычные догмы («В стране голод? Виноваты кулаки и вредители, а не коллективизация»; «Рабочие на Западе уже обзаводятся автомобилями? Такого не может быть, это буржуазная пропаганда, на самом деле западные рабочие изнемогают от непосильного труда и скоро уже совершат революцию».)
Казалось бы, в такой принципиальной слепоте есть свои достоинства: люди упорно защищают теорию от нападок, хранят верность своим убеждениям. Догматизация бережёт теорию от разложения и распада, продляет ей жизнь на века.
Однако на самом деле всё наоборот. Теория при таком отношении погибает. Ибо, как известно, догма есть истина убитая и мумифицированная. А живая истина возможна только в развитии, в движении.
В догматизированной теории отрыв от реальности рано или поздно становится настолько кардинальным, что эту теорию перестают воспринимать всерьёз.
Применение же такой теории напоминает попытку открыть замОк не тем ключом. Человек настойчиво втискивает непригодный ключ в замочную скважину, пока в конце концов не сломается либо замОк, либо ключ.
Отсюда вывод: чтобы вернуть коммунистической теории жизнеспособность, нужно исправить ошибки, допущенные Марксом. И впредь избегать любой догматизации.
Гипотезы о том, как можно было бы осовременить учение Маркса, я изложу в следующих записях.