Милан Кундера о романе и продолжении рода
Милан Кундера: Искусство романа и продолжение рода (”Le Monde”, Франция)
Странная идея посетила меня, когда я перечитывал «Сто лет одиночества»: герои великих романов бездетны. Детей нет менее чем у одного процента населения, зато, как минимум, пятьдесят процентов знаменитых литературных персонажей исчезают со страниц романов, не оставив потомства. Ни у Пантагрюэля, ни у Панурга, ни у Дон Кихота детей не было. Не было их ни у Вальмона, ни у маркизы де Мертей, ни у добродетельной президентши из «Опасных связей». Ни у Тома Джонса, самого известного персонажа Филдинга. Ни у Вертера.
Почти все персонажи романов Стендаля бездетны (или никогда не видели своих детей); то же можно сказать и о большинстве героев Бальзака и Достоевского; если обратиться к недавно минувшему веку - о главном действующем лице «В поисках утраченного времени», и, конечно же, обо всех героях Музиля - Ульрихе, его сестре Агате, Вальтере, его жене Клариссе и Диотиме; о Швейке и всех персонажах Кафки за исключением молодого Карла Россмана, который обрюхатил служанку, правда, именно чтобы вычеркнуть этого ребенка из своей жизни он и отправился в Америку и позволил роману появиться на свет. Это бесплодие не является сознательным умыслом писателей - сама сущность искусства романа (или подсознательная сторона этого искусства) отторгает идею продолжения рода.
Роман родился с наступлением «Новых времен», которые сделали отдельную личность, как говорил Хайдеггер, основой всего. Благодаря роману человек воцарился в Европе как индивидуум. В нашей реальной жизни мы мало знаем о том, какими были наши родители до нашего рождения; наши знания о близких отрывочны; мы видим, как они приходят и уходят; как только они исчезают, их место занимают другие: они образуют длинную вереницу заменяемых существ. И лишь роман выхватывает из толпы отдельную личность, рассказывает всю его биографию, мысли, чувства, делает его незаменимым: он является центром всего.
Дон Кихот умирает, и роман завершается; это завершение бесповоротно, потому что у Дон Кихота нет детей; если бы они были, его жизнь могла иметь продолжение, ее бы имитировали или оспаривали, защищали или предавали; смерть отца оставляет дверь открытой; именно это мы слышим с самого детства: твоя жизнь будет продолжена в твоих детях; твои дети - твое бессмертие. Но если моя история может продолжаться и после завершения моей личной жизни, это означает, что моя жизнь не является независимой величиной, в ней есть некая незавершенность, сама по себе она не имеет смысла; это означает, что существует нечто совершенно конкретное и земное, в чем индивидуум растворяется, дает согласие раствориться, дает согласие быть забытым: семья, потомство, род, нация. Это означает, что индивидуум как «основа всего» всего лишь иллюзия, пари, мечта, которую Европа лелеяла на протяжении нескольких веков.
Благодаря книге Гарсия Маркеса «Сто лет одиночества» искусство романа рассталось с этой мечтой; в центре внимания теперь находится не отдельная личность, но вереница личностей; они все уникальны, неповторимы, и, тем не менее, каждая из них не более чем мимолетный солнечный блик на речной волне; каждый индивидуум несет в себе грядущее забвение, и каждый из них отдает себе в этом отчет; ни один герой не пребывает в канве романа с начала до конца; прародительница этого рода, старая Урсула, умирает в возрасте ста двадцати лет, но роман заканчивается много позже; все персонажи носят похожие имена, - Аркадио Хосе, Хосе Аркадио, Хосе Аркадио Второй, Аурелиано Буэндиа, Аурелиано Второй - чтобы сделать расплывчатыми черты, которые отличают их друг от друга, и заставить читателя принимать одного за другого. По всей видимости, они не принадлежат эпохе европейского индивидуализма. Какой же эпохе они принадлежат? Индейскому прошлому Америки? Или будущему, в котором отдельная человеческая личность растворится в роде человеческом? По-моему, этот роман, апофеоз искусства романа, одновременно является великим прощанием с эпохой романа.
Милан Кундера (Milan Kundera)
отсюда