Почему водяное колесо не сделало промышленной революции и была ли она вообще?
Прочитал любопытную статью Терри С. Рейнолдса "Средневековые корни промышленной революции". Такая, знаете, попытка непрямого, исподволь, опровержения марксизма. Основной посыл в том, что промышленная революция - не такая уж революция, скорее эволюция.
Зарождение современной промышленности часто относят к концу XVIII - началу XIX в., когда на смену ручному труду пришли паровые машины - сначала в текстильной, а затем и в других отраслях. Этот скачкообразный переход к машинному производству обычно называют промышленной революцией.
Исторические факты свидетельствуют, однако, что задолго до XVIII столетия ручной труд начали заменять механизмы, приводимые в действие силами природы, например, водяные колеса; в некоторых странах Европы эти механизмы получили широкое распространение. Иными словами, зарождение промышленности в Европе следует рассматривать как эволюционный процесс, начавшийся по меньшей мере в VIII или IX в., когда европейцы стали активно использовать энергию воды в различных производствах.
Далее приводятся многочисленные (и действительно интересные) факты, цифры, технические подробности использования водяных колёс в Средние века, повторять которые здесь смысла нет ввиду доступности каждому статьи. Но кое что важное для нас мы оттуда всё таки процитируем.
Социальные и экономические условия, сложившиеся в Европе в средние века, вызвали потребность в поиске источников энергии и создании механизмов, способных заменить ручной труд. Один из факторов, оказавших существенное влияние на развитие техники в Западной Европе, связан с появлением монастырей, жизнь в которых регламентировалась уставом Бенедикта Нурсийского. Правила этого устава, изложенные в начале VI в., предписывали монахам в строго определенное время заниматься физическим трудом и духовными делами - размышлением, чтением книг и молитв. В них также говорилось, что монастыри должны иметь самостоятельное хозяйство и быть изолированными от мирской жизни.
Эти правила и побудили монахов к сооружению водяных установок, потому что только при условии механизации трудоемких ручных работ, таких, как помол зерна, монастыри могли обрести самостоятельное существование, а их обитатели иметь время для чтения книг и молитв. Пожалуй, наиболее активным в строительстве таких установок был цистерцианский монашеский орден, имевший к началу XIV в. более 500 монастырей. По существу, все они имели водяные мельницы, а многие даже по пять и больше.
Распространению водяных механизмов на Западе способствовал и другой социальный класс - феодальная знать, видевшая в этом энергетическом источнике средство увеличения своих доходов от эксплуатации крестьян. В ряде областей Европы сеньоры заставляли крепостных привозить свое зерно для обмолота только на их мельницы. Эта монополия, первоначально ограничивающаяся только помолом зерна, иногда распространялась и на другие виды работ (например таких, как валка сукна), выполняемых с помощью водяных механизмов. Таким образом, в Западной Европе две социальные группы - духовенство и феодалы - были заинтересованы в развитии техники, основанной на использовании энергии воды. Позже к ним присоединились и торговцы, также видевшие в водяных мельницах источник наживы.
Теперь рассмотрим экономические факторы, которые в средние века способствовали расширению сферы применения энергии воды. Избыток рабочей силы, характерный для Римской империи в период ее наивысшего расцвета и, возможно, послуживший причиной отказа от использования энергии воды, в Европе к VII столетию уже не наблюдался. Последовавшая вслед за этим нехватка рабочей силы заставляла прибегать к механизмам, заменяющим труд человека. Этому, по-видимому, содействовало и географическое положение Европы. Центр средневековой европейской цивилизации располагался в бассейнах рек, впадающих в Бискайский залив, Ла-Манш и Северное море. В этом районе были сотни небольших и средних рек с довольно постоянным уровнем воды, что создавало благоприятные условия для использования водяных колес. В то же время центр античной цивилизации находился в средиземноморском бассейне, где уровень воды в реках из-за сухого климата был неустойчив и подвержен сезонным колебаниям.
В результате указанных социальных, экономических и географических факторов масштабы использования энергии воды на Европейском континенте постоянно увеличивались, особенно начиная с IX в. К концу XV столетия водяные колеса применялись в Европе уже повсеместно. В отдельных местах концентрация установок, приводимых в действие водой, была сопоставима с техническим оснащением фабрик в период промышленной революции XVIII - XIX вв.
Сразу отметим, что заинтересованность феодалов в развитии техники как устойчивая тенденция вызывает большие сомнения. Аргумент, призванный подтвердить это, явно недостаточен. Хотя, что касается монахов, тут - да, никаких сомнений, и факты подтверждают. Но только это, по большому счёту, ведь давно известно, что монастыри были научными центрами средневековья. А где наука, там и техника. Что же касается "нехватки рабочей силы" (правильнее было говорить о нехватке свободной рабочей силы), то ведь в ней потребности - именно как характерной для капитализма регулярной потребности в свободной рабочей силе - тогда ещё не возникло. Когда же она возникла, капитализм, мы знаем, прекрасно справился с задачей создания свободных рабочих рук в избыточном даже количестве. Опять же, свободная рабочая сила скапливалась в городах, а водяные колёса, - и этот момент специально оговорен в "Капитале", - как правило, были привязаны к сельской местности - ещё и не на каждом участке реки их можно было установить.
Наконец, подробно рассмотрев используемые на водяных мельницах механические передачи, позволяющие выполнять различные виды работ, подбираемся к теме промышленной революции.
Начало промышленной революции конца XVIII в. обычно относят ко времени появления в Англии первых хлопкопрядильных фабрик. Известно, что до 70-х годов XVIII в. никакие процессы, связанные с производством хлопчатобумажных тканей, не были механизированы на основе водяных установок. В то же время энергия воды широко использовалась для механизации процессов в различных производствах, в том числе и в текстильном, но не связанном с хлопкопрядением. Как уже говорилось, станки с водяными колесами до 1770 г. широко использовались и для изготовления сукна из шерсти, и для скручивания шелковых нитей, и в производстве льняного полотна.
NB: автор не только не раскрывает, но даже не задаётся вопросом: почему механизация на базе водяных установок обошла хлопкопрядение? Прогресс он рассматривает абстрактно, словно бы совершающийся сам по себе. Характерная для человека при капитализме роль живого придатка машины переносится и на процесс технического развития. Человек со своими потребностями выступает в числе условий его совершения. При этом совершенно не учитывается противоположность между абстрактным и конкретным трудом, производством стоимости и потребительной стоимости: это становится заметно, когда автор ставит в один ряд потребности монахов - в освобождённом от трудоемких ручных работ для чтения книг и молитв времени - и феодальной знати - в увеличении своих доходов от эксплуатации крестьян. В первом случае имеет место действительная потребность в свободном времени, производимом развитием техники, т.е. речь идёт о потребительной стоимость. Во втором - высвобождение времени, как и механизация в целом, вообще не имеет значения, речь - исключительно о дополнительном, сверх обычнного, отчуждении продукта крестьянского труда, который феодал затем собирается реализовать в прибыль, т.е. речь идёт о стоимости.
Но вернёмся к нашему вопросу: как так получилось, что водяные колёса широко использовались в производстве льняных, шерстяных и шёлковых, но не хлопчатобумажных тканей? Ответ тут следует искать в потребительных свойствах тканей, а именно в том, что хлопчатобумажная ткань гораздо менее качественная, чем льняная, шерстяная или шёлковая. Она не эластична и быстро загрязняется, садится после стирки и разрушается под воздействием высоких температур, выгорает и истлевает на солнце. Наконец, у хлопка высокая теплопроводность, и поэтому хлопковая ткань не спасает ни от холода, ни от жары (тут, правда, выходом может быть использование набивки из хлопка-сырца, как это делается в традиционных среднеазиатских халатах и российских ватниках). Единственное достоинство хлопка - дешевизна. Таким образом, механизация не использовалась при производстве хлопчатобумажной ткани, потому что сама эта ткань была не востребована, воспринималась как суррогат. Маргарин, а не сливочное масло.
А потом вдруг стала востребована - и сразу в очень большом количестве. И тогда же случилась промышленная революция. Разумеется, было бы логической ошибкой сum hoc ergo propter hoc предполагать между этими событиями причинно-следственную связь на основе их одновременности, но и та связь между ними, которая нам известна, конечно, не случайна и предполагает для них общую причину. С одной стороны, капитал заинтересован в снижении стоимости рабочей силы и, таким образом, переводе потребления работников на суррогаты. С другой - он не менее заинтересован в увеличении производительности труда. Промышленная революция не создала капиталистического производства, наоборот - капиталистическое производство, возникшее на основе ручного труда, как его простая кооперация капиталом, совершило промышленную революцию, создав подходящую для себя форму в виде машинного производства.
Итогом статьи становится вывод:
Из сказанного ясно, что механизированные хлопкопрядильные фабрики Англии конца XVIII и начала XIX в. не представляли собой нечто принципиально новое ни в смысле замены ручного труда машинами, ни в смысле концентрации больших мощностей. Замена физического труда человека техническими устройствами, использующими энергию воды, и групповое использование таких устройств началось задолго до того, как эти направления стали характерной чертой зарождающейся английской промышленности. Можно сказать, что британские текстильные фабрики просто ознаменовали собой кульминацию эволюционного процесса, зародившегося еще в средневековой Европе и даже раньше - в античную эпоху.
Из сказанного ясно лишь то, что автор не понял значения промышленной революции конца XVIII века. А между тем, Маркс в "Капитале" подробно раскрывает этот момент. Он функционально разделяет машину на машину-двигатель, передаточный механизм и машину-орудие и отмечает, что промышленную революцию начинает машина-орудие. Совершенно не важно - исходит двигательная сила машины от пара, ветра, воды, животных или самого человека. Да, в мануфактурный период широко, а в единичных случаях и задолго до него, применялись механические мельницы и молоты, меха и насосы, но они не сделали промышленной революции, потому что всего лишь заменяли грубую физическую силу человека превосходящей его природной силой. И даже паровая машина - в том виде, каком она была изобретена в конце XVII века, - её не сделала. А сделала прялка "Дженни", которая с самого начала пряла 12-18 веретёнами, при том что приводилась в движение рабочей силой прядильщика. Ещё раз: капиталистическое производство возникло на основе ручного труда, как его простая кооперация. Поэтому не количество силы, прилагаемой к рабочему орудию, а количество орудий имело принципиальное значение. Поэтому именно создание рабочих машин сделало необходимой революцию в паровой машине, а не наоборот. Рабочий, обслуживающий механический молот, конечно, заменяет собой многих молотобойцев, но тем самым его значение как наёмного работника, противостоящего капиталисту, только увеличивается: заменить его капиталисту не очень-то просто. Механическая прялка, оставляющая без работы многих прядильщиков, напротив, обесценивает труд всех прядильщиков.
Зарождение современной промышленности часто относят к концу XVIII - началу XIX в., когда на смену ручному труду пришли паровые машины - сначала в текстильной, а затем и в других отраслях. Этот скачкообразный переход к машинному производству обычно называют промышленной революцией.
Исторические факты свидетельствуют, однако, что задолго до XVIII столетия ручной труд начали заменять механизмы, приводимые в действие силами природы, например, водяные колеса; в некоторых странах Европы эти механизмы получили широкое распространение. Иными словами, зарождение промышленности в Европе следует рассматривать как эволюционный процесс, начавшийся по меньшей мере в VIII или IX в., когда европейцы стали активно использовать энергию воды в различных производствах.
Далее приводятся многочисленные (и действительно интересные) факты, цифры, технические подробности использования водяных колёс в Средние века, повторять которые здесь смысла нет ввиду доступности каждому статьи. Но кое что важное для нас мы оттуда всё таки процитируем.
Социальные и экономические условия, сложившиеся в Европе в средние века, вызвали потребность в поиске источников энергии и создании механизмов, способных заменить ручной труд. Один из факторов, оказавших существенное влияние на развитие техники в Западной Европе, связан с появлением монастырей, жизнь в которых регламентировалась уставом Бенедикта Нурсийского. Правила этого устава, изложенные в начале VI в., предписывали монахам в строго определенное время заниматься физическим трудом и духовными делами - размышлением, чтением книг и молитв. В них также говорилось, что монастыри должны иметь самостоятельное хозяйство и быть изолированными от мирской жизни.
Эти правила и побудили монахов к сооружению водяных установок, потому что только при условии механизации трудоемких ручных работ, таких, как помол зерна, монастыри могли обрести самостоятельное существование, а их обитатели иметь время для чтения книг и молитв. Пожалуй, наиболее активным в строительстве таких установок был цистерцианский монашеский орден, имевший к началу XIV в. более 500 монастырей. По существу, все они имели водяные мельницы, а многие даже по пять и больше.
Распространению водяных механизмов на Западе способствовал и другой социальный класс - феодальная знать, видевшая в этом энергетическом источнике средство увеличения своих доходов от эксплуатации крестьян. В ряде областей Европы сеньоры заставляли крепостных привозить свое зерно для обмолота только на их мельницы. Эта монополия, первоначально ограничивающаяся только помолом зерна, иногда распространялась и на другие виды работ (например таких, как валка сукна), выполняемых с помощью водяных механизмов. Таким образом, в Западной Европе две социальные группы - духовенство и феодалы - были заинтересованы в развитии техники, основанной на использовании энергии воды. Позже к ним присоединились и торговцы, также видевшие в водяных мельницах источник наживы.
Теперь рассмотрим экономические факторы, которые в средние века способствовали расширению сферы применения энергии воды. Избыток рабочей силы, характерный для Римской империи в период ее наивысшего расцвета и, возможно, послуживший причиной отказа от использования энергии воды, в Европе к VII столетию уже не наблюдался. Последовавшая вслед за этим нехватка рабочей силы заставляла прибегать к механизмам, заменяющим труд человека. Этому, по-видимому, содействовало и географическое положение Европы. Центр средневековой европейской цивилизации располагался в бассейнах рек, впадающих в Бискайский залив, Ла-Манш и Северное море. В этом районе были сотни небольших и средних рек с довольно постоянным уровнем воды, что создавало благоприятные условия для использования водяных колес. В то же время центр античной цивилизации находился в средиземноморском бассейне, где уровень воды в реках из-за сухого климата был неустойчив и подвержен сезонным колебаниям.
В результате указанных социальных, экономических и географических факторов масштабы использования энергии воды на Европейском континенте постоянно увеличивались, особенно начиная с IX в. К концу XV столетия водяные колеса применялись в Европе уже повсеместно. В отдельных местах концентрация установок, приводимых в действие водой, была сопоставима с техническим оснащением фабрик в период промышленной революции XVIII - XIX вв.
Сразу отметим, что заинтересованность феодалов в развитии техники как устойчивая тенденция вызывает большие сомнения. Аргумент, призванный подтвердить это, явно недостаточен. Хотя, что касается монахов, тут - да, никаких сомнений, и факты подтверждают. Но только это, по большому счёту, ведь давно известно, что монастыри были научными центрами средневековья. А где наука, там и техника. Что же касается "нехватки рабочей силы" (правильнее было говорить о нехватке свободной рабочей силы), то ведь в ней потребности - именно как характерной для капитализма регулярной потребности в свободной рабочей силе - тогда ещё не возникло. Когда же она возникла, капитализм, мы знаем, прекрасно справился с задачей создания свободных рабочих рук в избыточном даже количестве. Опять же, свободная рабочая сила скапливалась в городах, а водяные колёса, - и этот момент специально оговорен в "Капитале", - как правило, были привязаны к сельской местности - ещё и не на каждом участке реки их можно было установить.
Наконец, подробно рассмотрев используемые на водяных мельницах механические передачи, позволяющие выполнять различные виды работ, подбираемся к теме промышленной революции.
Начало промышленной революции конца XVIII в. обычно относят ко времени появления в Англии первых хлопкопрядильных фабрик. Известно, что до 70-х годов XVIII в. никакие процессы, связанные с производством хлопчатобумажных тканей, не были механизированы на основе водяных установок. В то же время энергия воды широко использовалась для механизации процессов в различных производствах, в том числе и в текстильном, но не связанном с хлопкопрядением. Как уже говорилось, станки с водяными колесами до 1770 г. широко использовались и для изготовления сукна из шерсти, и для скручивания шелковых нитей, и в производстве льняного полотна.
NB: автор не только не раскрывает, но даже не задаётся вопросом: почему механизация на базе водяных установок обошла хлопкопрядение? Прогресс он рассматривает абстрактно, словно бы совершающийся сам по себе. Характерная для человека при капитализме роль живого придатка машины переносится и на процесс технического развития. Человек со своими потребностями выступает в числе условий его совершения. При этом совершенно не учитывается противоположность между абстрактным и конкретным трудом, производством стоимости и потребительной стоимости: это становится заметно, когда автор ставит в один ряд потребности монахов - в освобождённом от трудоемких ручных работ для чтения книг и молитв времени - и феодальной знати - в увеличении своих доходов от эксплуатации крестьян. В первом случае имеет место действительная потребность в свободном времени, производимом развитием техники, т.е. речь идёт о потребительной стоимость. Во втором - высвобождение времени, как и механизация в целом, вообще не имеет значения, речь - исключительно о дополнительном, сверх обычнного, отчуждении продукта крестьянского труда, который феодал затем собирается реализовать в прибыль, т.е. речь идёт о стоимости.
Но вернёмся к нашему вопросу: как так получилось, что водяные колёса широко использовались в производстве льняных, шерстяных и шёлковых, но не хлопчатобумажных тканей? Ответ тут следует искать в потребительных свойствах тканей, а именно в том, что хлопчатобумажная ткань гораздо менее качественная, чем льняная, шерстяная или шёлковая. Она не эластична и быстро загрязняется, садится после стирки и разрушается под воздействием высоких температур, выгорает и истлевает на солнце. Наконец, у хлопка высокая теплопроводность, и поэтому хлопковая ткань не спасает ни от холода, ни от жары (тут, правда, выходом может быть использование набивки из хлопка-сырца, как это делается в традиционных среднеазиатских халатах и российских ватниках). Единственное достоинство хлопка - дешевизна. Таким образом, механизация не использовалась при производстве хлопчатобумажной ткани, потому что сама эта ткань была не востребована, воспринималась как суррогат. Маргарин, а не сливочное масло.
А потом вдруг стала востребована - и сразу в очень большом количестве. И тогда же случилась промышленная революция. Разумеется, было бы логической ошибкой сum hoc ergo propter hoc предполагать между этими событиями причинно-следственную связь на основе их одновременности, но и та связь между ними, которая нам известна, конечно, не случайна и предполагает для них общую причину. С одной стороны, капитал заинтересован в снижении стоимости рабочей силы и, таким образом, переводе потребления работников на суррогаты. С другой - он не менее заинтересован в увеличении производительности труда. Промышленная революция не создала капиталистического производства, наоборот - капиталистическое производство, возникшее на основе ручного труда, как его простая кооперация капиталом, совершило промышленную революцию, создав подходящую для себя форму в виде машинного производства.
Итогом статьи становится вывод:
Из сказанного ясно, что механизированные хлопкопрядильные фабрики Англии конца XVIII и начала XIX в. не представляли собой нечто принципиально новое ни в смысле замены ручного труда машинами, ни в смысле концентрации больших мощностей. Замена физического труда человека техническими устройствами, использующими энергию воды, и групповое использование таких устройств началось задолго до того, как эти направления стали характерной чертой зарождающейся английской промышленности. Можно сказать, что британские текстильные фабрики просто ознаменовали собой кульминацию эволюционного процесса, зародившегося еще в средневековой Европе и даже раньше - в античную эпоху.
Из сказанного ясно лишь то, что автор не понял значения промышленной революции конца XVIII века. А между тем, Маркс в "Капитале" подробно раскрывает этот момент. Он функционально разделяет машину на машину-двигатель, передаточный механизм и машину-орудие и отмечает, что промышленную революцию начинает машина-орудие. Совершенно не важно - исходит двигательная сила машины от пара, ветра, воды, животных или самого человека. Да, в мануфактурный период широко, а в единичных случаях и задолго до него, применялись механические мельницы и молоты, меха и насосы, но они не сделали промышленной революции, потому что всего лишь заменяли грубую физическую силу человека превосходящей его природной силой. И даже паровая машина - в том виде, каком она была изобретена в конце XVII века, - её не сделала. А сделала прялка "Дженни", которая с самого начала пряла 12-18 веретёнами, при том что приводилась в движение рабочей силой прядильщика. Ещё раз: капиталистическое производство возникло на основе ручного труда, как его простая кооперация. Поэтому не количество силы, прилагаемой к рабочему орудию, а количество орудий имело принципиальное значение. Поэтому именно создание рабочих машин сделало необходимой революцию в паровой машине, а не наоборот. Рабочий, обслуживающий механический молот, конечно, заменяет собой многих молотобойцев, но тем самым его значение как наёмного работника, противостоящего капиталисту, только увеличивается: заменить его капиталисту не очень-то просто. Механическая прялка, оставляющая без работы многих прядильщиков, напротив, обесценивает труд всех прядильщиков.