Холст, масло, Стругацкие
В Розовом зале РГБ открылась необычная (для нашей библиотеки) выставка. Художник Давид Левашенко создал живописную серию по мотивам произведений братьев Стругацких.
Давид Левашенко - геолог по образованию, картины пишет всю жизнь, член нескольких художественных объединений, участник многих выставок, среди них 15 персональных. Наша выставка приурочена к 90-летию Аркадия Натановича Стругацкого. На ней несколько десятков холстов, многие объединены в циклы. Никто из читателей не минует их равнодушно, все останавливаются, всматриваются, снимают на мобильники.
Выставка, к сожалению, недолгая - до 26 сентября. Ждём вас в любой день, кроме воскресенья. Для доступа в Розовый зал нужен читательский билет РГБ.
К некоторым картинам легко, очень легко вспомнились и встали конкретные цитаты. Но не ко всем. И кое-где получилось спорно. Если хотите, подхватывайте - подписывайте неподписанное и предлагайте свои отрывки, может быть, ваши подойдут лучше?
Одиннадцатого с утра Фотон жив, хотя уже болен. Он издыхает на наших глазах под весами (на которых он будет так любить сидеть теперь), и простодушный Саня Дрозд кладёт его в чашку Петри, где покойник пролежит до полуночи, перескочит в утро десятого, будет найден там У-Янусом, сожжён, развеян по ветру, но перо его останется, пролежит до полуночи, перескочит в утро девятого, и там его найдёт Роман. Двенадцатого с утра Фотон жив и бодр, он даёт Корнееву интервью и просит сахарок, а в полночь перескочит в утро одиннадцатого, заболеет, умрёт, будет положен в чашку Петри, в полночь перескочит в утро десятого, будет сожжён и развеян, но останется перо, которое в полночь перескочит в утро девятого, будет найдено Романом и брошено в мусорную корзину. Тринадцатого, четырнадцатого, пятнадцатого и так далее Фотон, на радость всем нам, будет весел, разговорчив, и мы будем баловать его, кормить сахарком и зернышками перца, а У-Янус будет приходить и спрашивать, не мешает ли он нам работать...
(Мы-все-знаем-откуда)
Я говорил ему тысячу раз: «Вы программируете стандартного суперэгоцентриста. Он загребёт все материальные ценности, до которых сможет дотянуться, а потом свернёт пространство, закуклится и остановит время». А Выбегалло никак не может взять в толк, что истинный исполин духа не столько потребляет, сколько думает и чувствует.
(Мы-все-знаем-откуда. И, кстати, кто это там в центре - кадавр или джинн?)
А Малыш уже падал. Каменная пустыня стремительно надвигалась, слегка поворачиваясь вокруг невидимой оси, и ясно было, куда уходила эта ось - в чёрную трещину, расколовшую бурое поле, загромождённое обломками скал. Трещина росла, ширилась, освещённый солнцем край её казался гладким и совершенно отвесным, а о том, чтобы увидеть дно, не могло быть и речи, - там царила сплошная тьма. И в эту тьму стремительно ворвался Малыш...
Малыш. Центральная часть триптиха
И вдруг он вспомнил: «Красное кольцо! Берегись Красного кольца! Загадка Тахмасиба…»
А этот роман ещё помнит кто-нибудь?
Я зажмурился от солнечного блеска, а потом различил две голубоватые, совершенно прямые лыжни. Они уходили на север, наискосок от отеля, и там, где они кончались, я увидел чёткие, словно нарисованные на белом фигурки беглецов. У меня отличное зрение, я хорошо видел их, и это было самое дикое и нелепое зрелище, какое я помню. Впереди мчалась госпожа Мозес с гигантским чёрным сундуком под мышкой, а на плечах её грузно восседал сам старый Мозес. Правее и чуть отставая ровным финским шагом нёсся Олаф с Луарвиком на спине. Билась по ветру широкая юбка госпожи Мозес, вился пустой рукав Луарвика, и старый Мозес, не останавливаясь ни на секунду, страшно и яростно работал многохвостой плетью. Они мчались быстро, сверхъестественно быстро, а сбоку, им наперерез, сверкая на солнце лопастями и стеклами кабины, заходил вертолёт...
Отель «У погибшего альпиниста»
Цитата?..
Улитка на склоне. Третья картина из цикла
Он зашёл за вагонетку, присел на насыпи и, покряхтывая, смотрел, как быстро гаснет, затапливается розовым зелёное зарево, и оранжевая краюха солнца выползает из-за хребта, и сразу от холмов потянулись лиловатые тени - всё стало резким, рельефным, всё стало видно как на ладони, и прямо перед собой, метрах в двухстах, Рэдрик увидел вертолёт. Вертолёт упал, видно, в самый центр «комариной плеши», и весь фюзеляж его расплющило в жестяной блин, только хвост остался цел, его слегка изогнуло, и он чёрным крючком торчал над прогалиной между холмами, и стабилизирующий винт остался цел - отчётливо поскрипывал, покачиваясь на лёгком ветерке. «Плешь», видимо, попалась мощная, даже пожара настоящего не получилось, и на расплющенной жестянке отчетливо выделялась красно-синяя эмблема королевских военно-воздушных сил, которую Рэдрик вот уже сколько лет и в глаза не видел и вроде бы даже позабыл, как она выглядит. - за цитату спасибо affabricatus!
Пикник на обочине. Первая картина из цикла
Он ковылял всё дальше и всё медленнее (а ему казалось - всё быстрее), миновал поворот к Гренадёрскому мосту слева и мёртвую, без купола, церковь справа, начались места, которые он до войны не знал и узнал только сейчас, когда начал иногда ходить с мамой к ней на службу… Надо было всегда ходить с ней на её службу, мало ли что там холодно и скучно, лучше совсем замёрзнуть, чем потерять маму… лучше любая скука, лучше всё на свете, чем остаться одному… Ему захотелось крикнуть изо всех сил, но сил, оказывается, не было.
Он услышал какой-то грохот… разрывы… или выстрелы. Либо начинался вечерний артобстрел… либо это зенитки начали бить по немецкому самолёту… Он поглядел в небо. Да, наверное, это зенитки. Рядом с самолётом появлялись из ничего и повисали клубки рыжего, чёрного и белого дыма. Раньше ему было бы интересно понаблюдать за этим, но не сейчас. Сейчас ничто ему не было интересно… - за цитату спасибо stan_vashurin!
Поиск предназначения...
Приглашаем к взаимной дружбе | Фантастика в защиту «архаики»: из знаменитой лекции Нила Геймана
Давид Левашенко - геолог по образованию, картины пишет всю жизнь, член нескольких художественных объединений, участник многих выставок, среди них 15 персональных. Наша выставка приурочена к 90-летию Аркадия Натановича Стругацкого. На ней несколько десятков холстов, многие объединены в циклы. Никто из читателей не минует их равнодушно, все останавливаются, всматриваются, снимают на мобильники.
Выставка, к сожалению, недолгая - до 26 сентября. Ждём вас в любой день, кроме воскресенья. Для доступа в Розовый зал нужен читательский билет РГБ.
К некоторым картинам легко, очень легко вспомнились и встали конкретные цитаты. Но не ко всем. И кое-где получилось спорно. Если хотите, подхватывайте - подписывайте неподписанное и предлагайте свои отрывки, может быть, ваши подойдут лучше?
Одиннадцатого с утра Фотон жив, хотя уже болен. Он издыхает на наших глазах под весами (на которых он будет так любить сидеть теперь), и простодушный Саня Дрозд кладёт его в чашку Петри, где покойник пролежит до полуночи, перескочит в утро десятого, будет найден там У-Янусом, сожжён, развеян по ветру, но перо его останется, пролежит до полуночи, перескочит в утро девятого, и там его найдёт Роман. Двенадцатого с утра Фотон жив и бодр, он даёт Корнееву интервью и просит сахарок, а в полночь перескочит в утро одиннадцатого, заболеет, умрёт, будет положен в чашку Петри, в полночь перескочит в утро десятого, будет сожжён и развеян, но останется перо, которое в полночь перескочит в утро девятого, будет найдено Романом и брошено в мусорную корзину. Тринадцатого, четырнадцатого, пятнадцатого и так далее Фотон, на радость всем нам, будет весел, разговорчив, и мы будем баловать его, кормить сахарком и зернышками перца, а У-Янус будет приходить и спрашивать, не мешает ли он нам работать...
(Мы-все-знаем-откуда)
Я говорил ему тысячу раз: «Вы программируете стандартного суперэгоцентриста. Он загребёт все материальные ценности, до которых сможет дотянуться, а потом свернёт пространство, закуклится и остановит время». А Выбегалло никак не может взять в толк, что истинный исполин духа не столько потребляет, сколько думает и чувствует.
(Мы-все-знаем-откуда. И, кстати, кто это там в центре - кадавр или джинн?)
А Малыш уже падал. Каменная пустыня стремительно надвигалась, слегка поворачиваясь вокруг невидимой оси, и ясно было, куда уходила эта ось - в чёрную трещину, расколовшую бурое поле, загромождённое обломками скал. Трещина росла, ширилась, освещённый солнцем край её казался гладким и совершенно отвесным, а о том, чтобы увидеть дно, не могло быть и речи, - там царила сплошная тьма. И в эту тьму стремительно ворвался Малыш...
Малыш. Центральная часть триптиха
И вдруг он вспомнил: «Красное кольцо! Берегись Красного кольца! Загадка Тахмасиба…»
А этот роман ещё помнит кто-нибудь?
Я зажмурился от солнечного блеска, а потом различил две голубоватые, совершенно прямые лыжни. Они уходили на север, наискосок от отеля, и там, где они кончались, я увидел чёткие, словно нарисованные на белом фигурки беглецов. У меня отличное зрение, я хорошо видел их, и это было самое дикое и нелепое зрелище, какое я помню. Впереди мчалась госпожа Мозес с гигантским чёрным сундуком под мышкой, а на плечах её грузно восседал сам старый Мозес. Правее и чуть отставая ровным финским шагом нёсся Олаф с Луарвиком на спине. Билась по ветру широкая юбка госпожи Мозес, вился пустой рукав Луарвика, и старый Мозес, не останавливаясь ни на секунду, страшно и яростно работал многохвостой плетью. Они мчались быстро, сверхъестественно быстро, а сбоку, им наперерез, сверкая на солнце лопастями и стеклами кабины, заходил вертолёт...
Отель «У погибшего альпиниста»
Цитата?..
Улитка на склоне. Третья картина из цикла
Он зашёл за вагонетку, присел на насыпи и, покряхтывая, смотрел, как быстро гаснет, затапливается розовым зелёное зарево, и оранжевая краюха солнца выползает из-за хребта, и сразу от холмов потянулись лиловатые тени - всё стало резким, рельефным, всё стало видно как на ладони, и прямо перед собой, метрах в двухстах, Рэдрик увидел вертолёт. Вертолёт упал, видно, в самый центр «комариной плеши», и весь фюзеляж его расплющило в жестяной блин, только хвост остался цел, его слегка изогнуло, и он чёрным крючком торчал над прогалиной между холмами, и стабилизирующий винт остался цел - отчётливо поскрипывал, покачиваясь на лёгком ветерке. «Плешь», видимо, попалась мощная, даже пожара настоящего не получилось, и на расплющенной жестянке отчетливо выделялась красно-синяя эмблема королевских военно-воздушных сил, которую Рэдрик вот уже сколько лет и в глаза не видел и вроде бы даже позабыл, как она выглядит. - за цитату спасибо affabricatus!
Пикник на обочине. Первая картина из цикла
Он ковылял всё дальше и всё медленнее (а ему казалось - всё быстрее), миновал поворот к Гренадёрскому мосту слева и мёртвую, без купола, церковь справа, начались места, которые он до войны не знал и узнал только сейчас, когда начал иногда ходить с мамой к ней на службу… Надо было всегда ходить с ней на её службу, мало ли что там холодно и скучно, лучше совсем замёрзнуть, чем потерять маму… лучше любая скука, лучше всё на свете, чем остаться одному… Ему захотелось крикнуть изо всех сил, но сил, оказывается, не было.
Он услышал какой-то грохот… разрывы… или выстрелы. Либо начинался вечерний артобстрел… либо это зенитки начали бить по немецкому самолёту… Он поглядел в небо. Да, наверное, это зенитки. Рядом с самолётом появлялись из ничего и повисали клубки рыжего, чёрного и белого дыма. Раньше ему было бы интересно понаблюдать за этим, но не сейчас. Сейчас ничто ему не было интересно… - за цитату спасибо stan_vashurin!
Поиск предназначения...
Приглашаем к взаимной дружбе | Фантастика в защиту «архаики»: из знаменитой лекции Нила Геймана