Русское «ничего» и послы Антанты. Часть 2
К 100-летию Первой мировой войны
Окончание. Начало здесь.
Обратимся к «Мемуарам дипломата» Дж.Бьюкенена (пер. с англ. С.А.Алексеева и А.И.Рубена; предисл. В.А. Гурко-Кряжина. 2-е изд. М.: Междунар. отношения, 1991. 344 с. - Россия в мемуарах дипломатов). Это стереотипное переиздание русского перевода (М.: Госиздат, 1924) по оригиналу: G.Buchanan. My mission to Russia and other diplomatic memories. L., 1920. I-II.
Во вступительной статье к изданию 1924 года востоковед В.А.Гурко-Кряжин характеризует автора так:
Типичный дипломат, бюрократ, опытный царедворец, смотрящий на Россию исключительно из окон английского посольства или Зимнего дворца, он был лишь послушным агентом Британского кабинета, маленьким колёсиком, приводимым в движение из «Foreign office»[5]. Если принимать во внимание его личные политические симпатии, то он был законченным монархистом (с. 14).
[5] Министерство иностранных дел [Великобритании].
Материалы военные и дипломатические, опубликованные в настоящее время, неопровержимо доказывают ту истинную роль, которую, по замыслам Англии и Франции, Россия играла во всё время мировой войны.
Благодаря своим огромным человеческим резервам она должна была оттягивать от Западного фронта немецкие силы, принимая на свои почти безоружные армии те удары, которые немцы подготовляли против англо-французов. Именно таков был смысл Восточно-Прусской операции 1914 года, огромного наступления весной 1916 года, утонувшего, по словам Людендорфа, «в болоте и крови» Брусиловского прорыва и т.п. Книга А.Маниковского «Боевое снабжение русской армии», сборник документов «Сношения с союзниками по военным вопросам во время войны 1914-1918 гг.» (составлен Н.Валентиновым) и др. вполне убедительно показывают, с какой несокрушимой настойчивостью проводили союзники этот план во время войны. Мемуары же М.Палеолога с циничной прямотой повествуют, как этот французский Шейлок изо дня в день требовал от русского правительства новых и новых поставок человеческого мяса взамен выданных миллиардов (с. 15).
Однако царизм явно становится неспособным выполнять далее ту «историческую роль», которая была поручена ему союзниками. И вот мы видим, как Бьюкенен из мирного реформиста превращается почти в сторонника пронунциаменто[6]. Получается совершенно невиданная картина: посол дружественной державы произносит публичные речи, резко критикующие внутреннее положение дел в России, и открыто предостерегает от «коварного врага, находящегося внутри нашего дома». Положение Бьюкенена в то время, впрочем, настолько усилилось, что он не без гордости воспроизводит данную ему немцами кличку «некоронованный король России»; действительно, помимо советов царю, он, например, агитирует за уступку японцам Сахалина, ходатайствует о возвращении Бурцева, - одним словом, предпринимает ряд шагов, более подходящих для русского министра иностранных дел, нежели для английского посла (с. 16).
[6] Пронунциаменто (исп.) - вооружённое восстание в Испании и южноамериканских республиках, низвержение старого правительства и провозглашение нового. (Брокгауз и Ефрон. 1907-1909). - В.М.
Джордж Бьюкенен
Морис Палеолог
Но если при явном вмешательстве в российские внутренние дела Дж.Бьюкенен умудряется выглядеть джентльменом, то этого никак не скажешь о его французском коллеге. Личность М.Палеолога по материалам из свободной русской энциклопедии «Традиция»:
Верховный главнокомандующий Великий князь Николай Николаевич предупреждал императора Николая II: «Дорогой Ники, что я могу сказать тебе о французе Палеологе, этот господин вносит смущение всюду, где может, болтает бессмыслицу в разных гостиных и, вместо того чтобы быть деятельным представителем нашего друга Франции, думает только о своей карьере и собственной шкуре, поэтому доверять ему нельзя».
Последний дворцовый комендант Государя Императора Николая II В.Н.Воейков вспоминал: «Морис Палеолог использовал свою миссию посла при русском Дворе отчасти и для обогащения французской литературы произведениями, дававшими его соотечественникам сведения довольно сомнительного свойства, так как он знакомился с жизнью России по циркулировавшим в петербургском обществе сплетням».
Здесь случалось очень быстро
Много странных перемен,
Так про нового министра
Пишет в Лондон Бьюкенен.
…………………………….
Ах, грядущий день неведом!
Мыслит, сумрачен и строг,
Светских дам кормя обедом,
Господин Палеолог.
Владимир Пуришкевич
1916
С книгой М.Палеолога, основанной на его петербургских дневниках 1914-1917 годов, дело обстоит так. Впервые русский её перевод был издан в Госиздате в 1923 году:
Палеолог М. Царская Россия накануне революции / Пер. с фр. Д.Протопопова и Ф.Ге; Предисл. М.Павловича. М.; Пг.: Гос. изд-во, 1923. 472 с. Имеется электронная копия.
Лишь после «перестройки», в 1991 году она была переиздана - вероятно, по техническим причинам - в двух томах:
Палеолог М. Царская Россия во время мировой войны: [Пер. с фр. / Предисл. В.Сироткина]. [2-е изд.] М.: Междунар. отношения, 1991. - 238 с. - Россия в мемуарах дипломатов).
Палеолог М. Царская Россия накануне революции: [Пер. с фр. / Предисл. М.Павловича]. [2-е изд.] М.: Междунар. отношения, 1991. - 336 с. - Россия в мемуарах дипломатов).
Впоследствии появилось ещё одно переиздание в одном томе:
Палеолог М. Дневник посла / [Пер. с фр. Ф.Ге и др.]. - М.: Захаров, 2003. 829 с.: ил.
Но мы предпочли работать по изданию 1991 года, поскольку у «Захарова» отсутствуют любопытные предисловия.
Читатель уже знаком с таким автором, как Михаил Павлович (М.Вельтман) - еврей-большевик, крупный востоковед и при этом публикатор приснопамятной «Записки» Николаю II (февраль 1914 года) лидера черносотенцев П.Н.Дурново с предостережениями о неизбежной катастрофе Российской Империи в результате навязываемой нам войны. Как здорово, по делу писал в 1923 году М.Павлович в предисловии к книге М.Палеолога:
То было время, когда те немногие русские генералы, которые ясно видели, что армия русская идёт к полному разгрому, что весь план её боевых действий построен сообразно с обстановкой на французском, а отнюдь не на русском театре войны, не осмеливались высказывать своего мнения, когда французский посол чувствовал себя полным хозяином в России и мог обращаться к главнокомандующему всех русских армий, великому князю Николаю Николаевичу, со словами, равносильными боевому приказу: «Через сколько дней, милостивый государь (monsieur), вы перейдёте в наступление», мог говорить в таком тоне, не считая для себя даже нужным, сообразно с этикетом, назвать великого князя его титулом «ваше высочество», как бы для того, чтобы подчеркнуть этим, кто здесь начальник, представитель Французской республики говорит со своим подчинённым, дядей русского царя, правителем французской колонии, играющей роль поставщика пушечного мяса для современного Карфагена.
Тяжёлые поражения, понесённые русской армией в результате неудачного наступления на Восточную Пруссию, предпринятого в целях спасения Парижа в августовские дни 1914 года; дальнейшие неудачи, вызванные не в малой мере постоянным вмешательством французского командования в военные операции на русском фронте, заставившим Россию отказаться от единственно целесообразного плана военных действий, дававшего шансы в борьбе с Германией; с другой стороны, неудачи англо-франко-бельгийской армии на западном фронте и её справедливо вызывавшие усмешки русских генералов продвижения, в результате успехов, «на пятьдесят метров», наряду с гигантскими военными операциями русских армий.
О кампании 1916 года:
В течение всего этого периода главная задача Палеолога в военном отношении заключалась в том, чтобы побудить русское командование: во-первых - снять с фронта около пяти корпусов, целую армию в 150 000 или 200 000 человек, для переброски на Румынский фронт, во-вторых - переправить во Францию, согласно чудовищному плану французского командования, 400 000 русских рабов для ударных действий, подобно сенегальским неграм, на французской территории… Надо прибавить к этому, о чём умалчивает Палеолог, что русско-французские военные конвенции совершенно не предусматривали отправку русских войск во Францию в случае войны.
Не имея снарядов, винтовок, тяжёлой артиллерии, царская Россия находилась в зависимости от своих союзников, и последние старались выжать «всю кровь из многомиллионной страны». Это было тем более необходимо для союзников, что снабжать особенно щедро русскую армию оружием они не имели желания, предполагая, очевидно, что в России достаточно пушечного мяса, и что когда цивилизованная и высококультурная Франция теряет одного человека на поле сражения, дикая Россия может потерять десять без ущерба для «цивилизации». Никто лучше не характеризует точку зрения французских ростовщиков и кровопийц на эту сторону вопроса, чем рассуждения Палеолога на эту тему.
Палеолог неоднократно говорит о той помощи оружием, которую союзники оказывали России. Но он ни разу не упоминает о том, _с_к_о_л_ь_к_о_ _з_о_л_о_т_а_ и по какой грабительской цене взяли у нас бескорыстные союзники за доставку нам оружия и снарядов (см. об этом подробно у Маниковского «Боевое снабжение русской армии в мировую войну», часть 1-я, стр. 19-23). Равным образом не заикается о том количестве никуда не годных винтовок и пушек, которые доставляли России её союзники.
Какая трагическая участь постигла наших солдат во Франции, где их хотели превратить в ударные части, на манер сенегальских дивизий, как взбунтовались наши солдаты против третирования их как пушечного мяса, проданного французской бирже, какие ужасающие репрессии были применены по отношению к русским рабам, это хорошо всем нам известно, но об этом, конечно, Палеолог не заикается ни одним словом в своих мемуарах.
Палеолог старается в своих мемуарах подчеркнуть глубокое знание русского общества, русских обычаев, русской литературы, русского народа и т.д. Он кокетничает своим знанием Толстого, Достоевского, Тургенева, пишет о русском театре, искусстве и т.п., но, в сущности он ничего не понимал в русской действительности. Насколько этот «знаток» России был недальновиден и туп, видно из его попыток убедить Гучкова н Родзянко не трогать царизма, в крайности - переменить царя, но не посягать на самый институт монархизма. Как будто от Гучкова, Родзянко и Милюкова зависел ход событий в России! Тем не менее мемуары Палеолога представляют крайне ценный материал для характеристики как отношений французского правительства к России, так и той атмосферы, которая царила при дворе, в наших высших кругах и на верхах армии в эпоху мировой войны.
Неприглядный образ французского посла М.Палеолога не М.Павловичем создан, а самим же М.Палеологом - и в своих тогдашних деяниях, и в своих мемуарах. Неприглядным он был и для многих русских современников, и для потомков-читателей.
Но что мы видим? Недавно ушедший известный историк-франковед (а потому вполне законный франкофил), публицист, профессор Дипломатической академии МИД РФ В.Г.Сироткин в своём предисловии к переизданной в 1991 (NB!) году книге М.Палеолога «Царская Россия во время мировой войны» просто заходится от восторга, рисуя портрет своего героя:
Выполненные в форме дневниковых записей (с 20 июля 1914 г. по 17 мая 1917 г.) мемуары карьерного дипломата - школьного друга президента Р.Пуанкаре и бывшего посла Французской Республики в Российской империи Мориса Палеолога в своё время, в начале 20-х годов, вызвали на Западе настоящую сенсацию и вскоре были переведены на ряд языков, в том числе на русский.
Однако оценки, дававшиеся в те годы работам «классовых врагов» и заключавшиеся в том, что для истинных коммунистов эти книги - заведомая ложь и потому не представляют собой ценности, кажутся сегодня, мягко говоря, устаревшими.
Сейчас, когда мы, имея за плечами 70-летний опыт трагического развития нашего общества, читаем серьёзные наблюдения иностранного дипломата, испытывавшего глубокую любовь к русской цивилизации, дружившего со многими корифеями нашей отечественной культуры (особенно тесно с художником и искусствоведом А.Н.Бенуа, чей французский род с 1820 г. связал свою судьбу с Россией), такие мемуары как раз поражают нас глубиной анализа и даже пророчества, что выгодно отличает их (равно как и воспоминания его английского коллеги по дипкорпусу тех лет - британского посла в России Дж.Бьюкенена) от той политической трескотни, которой заполняли в 20-х годах книжный рынок СССР поборники абсолютизированного «классового подхода» (с. 3).
Это в огород М.Павловича, надо понимать?
К чести М.Палеолога, следует сказать, что, в отличие от заповеди Шарля Мориса Талейрана - «язык дан дипломату для того, чтобы скрывать свои мысли», - отставной дипломат своих политических симпатий не скрывал: он был противником не только русской 1917-го, но и французской конца XVIII века революций.
Но и правительство, с представителями которого М.Палеолог имел дело в 1914-1916 годах, не вызывает у посла восторга - задолго до отречения Николая II он видит, что этот режим насквозь прогнил и долго не продержится.
Симпатии посла явно на стороне «умеренных» - правых кадетов профессоров Милюкова и Муромцева, октябриста-«миллионщика» Гучкова, фабриканта Путилова.
Дипломатическая задача М.Палеолога ясна - удержать Россию как боеспособного союзника в войне против Германии, Австро-Венгрии и Турции, попытаться не допустить в огромной империи развития революционного и национально-освободительного движения («анархии», по терминологии посла), сохранив Россию как великое государство.
Посол лихорадочно ищет те силы, которые могли бы удержать Россию от распада и в то же время позволили бы ей выйти после войны на путь прогресса. Особую роль он отводит здесь либеральной интеллигенции, полагая, что именно она могла бы заменить распадающийся царский чиновничье-бюрократический «номенклатурный» аппарат (с. 4).
Спаситель России - не иначе! Историческая параллель абсолютно ясна: в 1991 году Владлен Сироткин, очевидно, верил, что распадающийся, но на сей раз не царский, а советский «чиновничье-бюрократический номенклатурный аппарат» сменит либеральная интеллигенция, полагая, что именно она выведет Россию «на путь прогресса».
Морис Палеолог - достаточно опытный политик и дипломат, чтобы видеть причины военного поражения России лишь в кознях «иудо-масонов» или «германских шпионов». Ему гораздо больше импонирует думская речь известного московского адвоката В.А. Маклакова в августе 1915 года: «Россия - образец государства, где люди не на своем месте. Большая часть назначений в среде администрации является скандалом, вызовом общественному мнению. А когда иной раз ошибка и замечена, её невозможно исправить: престиж власти не позволяет этого (с. 9).
Высказывание замечательное, на удивление актуальное в наши дни. Но ведь его автор В.А.Маклаков, а не М.Палеолог.
«Уверен, что нынешнее поколение историков и дипломатов, всех читателей с интересом прочитает и по заслугам оценит мемуары проницательного французского дипломата», - завершает своё предисловие профессор В.Г.Сироткин.
Мы тоже на это надеемся и предлагаем насколько отрывков из книг послов Антанты, в которых описаны первые дни войны.
Морис Палеолог. Царская Россия во время мировой войны:
Воскресенье, 2 августа
«Общая мобилизация французской армии. Телеграфный приказ дошёл до меня сегодня, в два часа ночи.
Итак, жребий брошен… Доля разума, который управляет народами, так слаба, что достаточно две недели, чтобы вызвать всеобщее безумие… Я не знаю, как история будет судить дипломатические действия, в которых я участвовал вместе с Сазоновым и Бьюкененом; но мы, все трое, имеем право утверждать, что мы добросовестно сделали всё зависевшее от нас, с целью спасти мир всего мира, не соглашаясь, однако, принести в жертву два другие блага, ещё более ценные: независимость и честь родины...
Сегодня в три часа дня я отправляюсь в Зимний дворец, откуда, согласно обычаю, император должен объявить манифест своему народу. Я - единственный иностранец, допущенный к этому торжеству, как представитель союзной державы.
Зрелище великолепное. В громадном Георгиевском зале, который идёт вдоль набережной Невы, собрано пять или шесть тысяч человек. Весь двор в торжественных одеждах, все офицеры гарнизона в походной форме. Посередине зала помещён престол, и туда перенесли чудотворную икону Казанской Божьей Матери, которой на несколько часов лишён парадный храм на Невском проспекте. В 1812 г. фельдмаршал князь Кутузов, отправляясь, чтобы нагнать армию в Смоленске, долго молился перед этой иконой…
После окончания молитв дворцовый священник читает манифест царя народу, - простое изложение событий, которые сделали войну неизбежной, красноречивый призыв к национальной энергии, прошение о помощи Всевышнего, и т.д. Затем император, приблизясь к престолу, поднимает правую руку над Евангелием, которое ему подносят. Он так серьёзен и сосредоточен, как если бы собирался приобщиться Святых Тайн. Медленным голосом, подчёркивая каждое слово, он заявляет:
- Офицеры моей гвардии, присутствующие здесь, я приветствую в вашем лице всю мою армию и благословляю её. Я торжественно клянусь, что не заключу мира, пока останется хоть один враг на родной земле.
Громкое ура отвечает на это заявление, скопированное с клятвы, которую император Александр I произнес в 1812 году (с. 55-57).
Вторник, 4 августа
Вчера Германия объявила войну Франции. Общая мобилизация производится быстро и без малейшего происшествия во всей России… Весь день перед посольством проходили шествия, с флагами, иконами, при криках: «Да здравствует Франция… Да здравствует Франция»…
…Сегодня вечером, около десяти часов… мне докладывают, что народная толпа бросилась на германское посольство и разграбила его до основания.
Расположенное на самой главной площади города, между Исаакиевским собором и Мариинским дворцом, германское посольство представляет собою колоссальное здание. Массивный фасад из финляндского гранита; тяжелые архитравы; циклопическая каменная кладка. Два громадных бронзовых коня на крыше, которых держат в поводьях гиганты, окончательно подавляют здание. Отвратительное как произведение искусства, строение это очень символично; оно утверждает с грубой и шумной выразительностью желание Германии преобладать над Россией.
Чернь наводнила особняк, била стёкла, срывала обои, протыкала картины, выбросила в окно всю мебель, в том числе мрамор и бронзу эпохи Возрождения, которые составляли прелестную частную коллекцию Пурталеса. И, чтобы кончить, нападавшие сбросили на тротуар конную группу, которая возвышалась над фасадом. Разграбление продолжалось более часу, под снисходительными взорами полиции.
Этот акт вандализма, будет ли он иметь также символическое значение? Предвещает ли он падение германского влияния в России? (с. 59-60).
Оно вздымалось глыбой серой
И в белом сумраке ночном
Казалось сказочной химерой,
Тяжёлым и недвижным сном.
Два гладиатора держали
Коней железных под уздцы
И терпеливо выжидали
Победу, славу и венцы.
Когда же вспыхнул пыл военный
В сердцах, как миллион огней,
Они низринулись мгновенно
С надменной высоты своей.
Их нет. Лишь царский прадед мчится
По-прежнему в сияньи лат.
По-прежнему Петра десница
Благословляет Петроград.
Наш исполин, наш триумфатор,
Каким величьем блещет он!
Пади, германский гладиатор,
Останови коней, тевтон!
Борис Садовской
Перед германским посольством
[1914]
Те же дни в «Мемуарах дипломата» Дж.Бьюкенена:
На следующий день после объявления Германией войны в Зимнем дворце было совершено торжественное богослужение, на котором присутствовал единственный иностранец, французский посланник, представитель союзницы России.
В течение первых трёх дней войны моя позиция была не из приятных. Беспокойные толпы собирались перед посольством, требуя известий из Лондона и в далеко не дружеском тоне справляясь, может ли Россия рассчитывать на нашу поддержку. Я, насколько мог, успокаивал их туманными заявлениями, но почувствовал огромное облегчение, когда в 5 часов утра 5 августа один из моих секретарей принёс мне лаконическую телеграмму из министерства иностранных дел: «Война с Германией, действуйте», которая показала мне, что Англия оказалась верна самой себе и своим сочленам по Тройственному Согласию. Я протелефонировал об этой доброй вести во французское посольство, в министерство иностранных дел и в Царское - государю, а позже, в то же утро, присутствовал на торжественной мессе во французской католической церкви, как представитель союзницы Франции и России. В посольстве меня дожидалось много цветочных подношений, присланных русскими всех рангов и состояний, как дань благодарности своему новому союзнику.
В течение этих чудесных первых дней августа Россия казалась совершенно преображённой. Германский посланник предсказывал, что объявление войны вызовет революцию. Он даже не послушался приятеля, советовавшего ему накануне отъезда отослать свою художественную коллекцию в Эрмитаж, так как он предсказывал, что Эрмитаж будет разграблен в первую очередь. К несчастью, единственным насильственным действием толпы во всей России было полное разграбление германского посольства 4-го августа. Вместо того, чтобы вызвать революцию, война теснее связала государя и народ (с. 140-141).
В германской столице атмосфера немногим отличалась от того, что происходило в России. Барбара Такман в «Августовских пушках» повествует:
1 августа в Берлине тысячи людей, заполнившие улицы, толпами стекавшиеся на площадь перед дворцом, были охвачены чувством напряжённости и беспокойства. Хотя кайзер, выступивший накануне вечером с речью по поводу введения военного положения, и заявил, «что нас заставили взять в руки меч», люди всё ещё смутно надеялись, что русские ответят. Срок ультиматума истёк…
В пять часов у ворот дворца появился полицейский и объявил народу о мобилизации. Толпа послушно подхватила национальный гимн «Возблагодарим все Господа нашего». По Унтер-ден-Линден мчались автомобили, офицеры стоя размахивали платками и кричали: «Мобилизация!» Люди в угаре шовинизма бросались избивать мнимых русских шпионов, некоторых до смерти, давая выход своим патриотическим чувствам.
Этими «шпионами» оказались тысячи российских подданных: курортники Баден-Бадена с семьями и детьми, туристы, студенты, предприниматели, транзитные пассажиры, которые к моменту объявления войны находились на территории Германии. Желающие могут полистать опубликованные свидетельства: «Чёрная книга германских зверств» (под ред. и со вступ. ст. д-ра М.В.Головинского. СПб.: тип. «Орбита», 1914. 56 с.), а также «Документы о немецких зверствах в 1914-1918 гг.» (Упр. гос. архивами НКВД СССР. [М.]: Госполитиздат, 1942. 80 с. ил.).
Барбара Такман рассказывает далее, что вечером 4 августа на улицах Берлина «разбрасывали листовки (хотя срок ультиматума истекал только в полночь) о том, что Англия объявила войну».
Вслед за изменой Италии, этим последним актом «предательства», дико орущая толпа уже через час стала бить стекла в здании английского посольства. Англия за одну ночь превратилась в злейшего врага, и ей адресовалось «Расовое предательство!» - излюбленное слово для выражения ненависти. Кайзер в одном из своих наиболее глубокомысленных комментариев по поводу войны заявил: «Подумать только, Георг и Ники сыграли против меня! Если бы моя бабушка была жива, она не допустила бы этого!»
Пока толпы на Вильгельмштрассе, пронзительно вопя, требовали отмщения, подавленные депутаты левых партий собрались в кафе и сокрушались по поводу происходящего. «Весь мир поднимается против нас», - сказал один из них. «Германизм имеет трёх врагов в мире - романские народы, славян и англосаксов, сейчас они все объединились против нас».
Не надо заносчивых слов,
Не надо хвальбы неуместной.
Пред строем опасных врагов
Сомкнёмся спокойно и тесно.
Не надо обманчивых грёз,
Не надо красивых утопий;
Но Рок подымает вопрос:
Мы кто в этой старой Европе?
…………………………….
Да, так, мы - славяне! Иным
Доныне ль наш род ненавистен?
Легендой ли кажутся им
Слова исторических истин?
И что же! священный союз
Ты видишь, надменный германец?
Не с нами ль свободный француз,
Не с нами ль свободный британец?
Не надо заносчивых слов,
Не надо хвальбы величавой,
Мы явим пред ликом веков,
В чём наше народное право.
Валерий Брюсов
Из стихотворения «Старый вопрос»
30 июля 1914
Морис Палеолог о событиях 5 августа 1914 года:
В пять часов утра Бьюкенен телефонировал мне, что он ночью получил телеграмму из английского министерства иностранных дел, извещающую его о вступлении Англии в войну. Поэтому я приказываю к французскому и русскому флагам, украшающим главный престол, присоединить и британский флаг.
В церкви я сажусь на мое обычное кресло, в правом проходе. Бьюкенен почти одновременно приезжает и говорит мне с глубоким чувством:
- Мой союзник… Мой дорогой союзник… (С. 60-61).
Приехав в три часа дня в маленький загородный дворец Александрию, я был немедленно введён в кабинет Его Величества. <...>
Мы говорим затем о завязывающейся борьбе. Император предвидит, что она будет очень жестокой, очень долгой, очень опасной…
Какая-то странная смесь в его голосе, и особенно в его взгляде, решимости и кротости, чего-то одновременно непоколебимого и пассивного, смутного и определённого, как будто он выражает не свою личную волю, но повинуется скорее некоей внешней силе, велению Промысла или Рока.
Не будучи, со своей стороны, таким фаталистом, как он, я указываю ему, со всей настойчивостью, на какую я только способен, - какой ужасной опасности должна подвергнуться Франция в первую фазу войны:
- Французской армии придется выдержать ужасающий натиск двадцати пяти германских корпусов. Потому я умоляю ваше величество предписать вашим войскам перейти в немедленное наступление, - иначе французская армия рискует быть раздавленной, и тогда вся масса германцев обратится против России.
Он отвечает мне с подчёркиванием:
- Как только закончится мобилизация, я дам приказ идти вперёд. Мои войска рвутся в бой. Наступление будет вестись со всею возможною силой (с. 61-63).
И дрогнул город величавый,
Толпа стремилась за толпой
Рекою вешней, буйной лавой, -
Зовя врагов своих на бой!
Восторг любви владел сердцами,
Светилась молния в глазах,
И флаг сверкал тремя цветами
На изумрудных небесах.
Заря смотрела долгим взглядом,
Её кровавый луч не гас.
Наш Петербург стал Петроградом
В незабываемый тот час.
Сергей Городецкий
1914
Дополнение: это сокращённая глава из двухтомника Вячеслава Мешкова «Роковая война России», который вышел в 2014 году. Книгу можно приобрести в Ассортиментном кабинете РГБ (открытая дверь сразу налево от главного входа, до турникетов) или заказать почтой.
Другие главы: Крах конного блицкрига | Мясо пушечное | Твой волшебный мир, Уэллс! | Пушки, розы и ратный труд | Августовские пушки, или О пользе чтения книг по истории войн | Разведка и контрразведка «до» и «во время»… | Кто виноват? Ответ господина Сазонова герру Гогенцоллерну | Интеллигенция и война | «Средь мук и стонов…» Медико-санитарная служба | «След оставляя пенный…» Балтийский флот в Первой мировой | 1915. «То беженцы... Их жалкая орда...»
Также смотрите на эту тему в нашем журнале: Кавказский фронт Первой мировой войны
Зафрендить Ленинку?