Я горжусь тем, что Серёга Аутлуков, выдающийся борец за благо народа и депутат агаповской государственной думы - мой одноклассник. Это теперь я его вижу только по телевизору, потому, что он живет в своём доме, отгороженном от внешнего мира двумя заборами с пулемётами по периметру, а когда-то я запросто мог завалить к нему на хату с пузырём водки "Менделеев" в любое время дня и ночи.
Сидим мы как-то у него на кухне, пьём "рояль", а тут звонок в дверь. Две блондинки заходят с микрофоном и камерой: мы, говорят, корреспонденты. Дайте нам, типа, интервью, пожалуйста. И целоваться ко мне лезут. Ну, Аутлуков взял их под руки и увел в комнату, чтобы интервью дать, а я сижу, жду, "рояль" через соломинку потягиваю. Ну, интервью он долго давал - я аж притомился ждать, а потом они покурить вышли на кухню. Ну, и застёгивая малиновый пинжак на голое тело Аутлуков вещает:
- Вот так мы, девоньки, бизнесмены, и живём. Как белка под колёсами - пёрнуть некогда.
Click to view
А корреспондентки щебечут:
- А расскажите нам, Сергей, про свою самую удачную сделку!
Аутлуков отвинтил крышку "рояля", опрокинул в рот последние капли и, расстроившись, произнёс:
- Мою самую удачную сделку я провернул лет в пять. Купил тогда папа себе мотоцикл с коляской. "Иж Юпитер 3". Хороший мотоцикл. Большой. Я потом на нём в колхоз ездил картошку воровать. Так, вот, жил у нас в соседнем подъезде Федя Шнырь. Ну, в смысле, тогда-то я его не знал, тогда я только знал, что есть такой человек, всегда улыбающийся, у которого вся спина и вся грудь и все руки расписаны куполами, портретами Ленина, девушками и прочими надписями. И, вот, приходит он к нам вскоре после того, как папа мотоцикл купил, и говорит: "Мужик, купи запчасть к своему мотоциклу?! Недорого, рублей за пять". Папа спрашивает: "Какую?", а Шнырь и отвечает: "Рама у меня есть от мотоцикла. Хорошая рама. Возьми? Она, правда, не от "юпитера", а от "планеты", но, всё равно, мож, пригодится. Ну, папа его с лестницы спустил, а я сижу - думаю: "А, вдруг, как, правда пригодится?". Это я щас знаю, что рама у мотоцикла - последнее, что в нём может сломаться, а тогда мне было-то лет пять, много - семь. Ну, и, оторвал я досточку от пола, где у меня клад лежал, взял одиннадцать копеек, захватил в мусорном ведре две пустых "чебурашки" и бегу во двор. А Шнырь у подъезда со своей рамой сидит. Ну, я ему и говорю: "Дядя Шнырь, продай мне раму?! Вот тебе деньги, сколь есть и посуда, которую можно сдать в штучном.". Просиял Шнырь, взял посуду и деньги, отдал мне раму и побежал в "стекляшку" за пивом. А я потащил раму в подвал. Еле допёр - рама-то тяжелая, а я-то совсем малец ещё... Ну, спрятал я её в подвале, всяким мусором закидал и радуюсь, что так дёшево такую полезную вещь купил.
- Ну, долго ли, коротко ли, - продолжил Аутлуков. - Сидим мы однажды с Диогеном в кабаке, Диоген тогда в натуре в большом авторитете был, а к нам подходит какой-то кент и давай на Диогена орать: ты, мол, куда общак заныкал? А Диоген очки подобрал с пола, одел, да и говорит: мы, мол, на эти деньги скупку металлов организовали. Будем продавать через Прибалтику странам Евросоюза. Хотите, говорит, покажем. Тот говорит: "Хочу!". Ну, я побежал в подвал, откопал раму и принёс в кабак. Кент посмотрел, кивнул и ушёл, а я через неделю уже руководил пунктом приема металлолома. А когда Диоген с деньгами вкладчиков в Лондон свалил, мне вся сеть его круглосуточных ларьков отошла. Я считаю, на одиннадцать копеек это очень неплохой дивиденд.