Когда я была хиппи: мой первый нож
Мой первый нож стал первым и последним моим ножом, но я хочу про него рассказать. Мы, хиппи, были мирные ребята, но наш мир нам иногда дорого доставался. Мы чувствовали себя такими вот индейцами среди «ковбойцев» : вокруг нас было много тех, кто пытался объяснить нам, что мы ведём неправильный образ жизни. Часто эти «ковбойцы» использовали силовые методы.
Мне нравилась чувствовать себя «маленькой девочкой со взглядом волчицы» : вместо когтей и зубов волчицы у меня был мой нож. Мне повезло: я никого этим ножом не порвала и не порезала. Пару раз таки меня действительно загнали как волчицу, но вместо ножа я использовала один раз камень, а второй раз - громкие крики.
Во времена моей молодости жить свою жизнь, как хиппи - это был серьёзный вызов социуму: социум либо брезгливо морщился, либо агрессивно сопротивлялся.
Мы были придурками, волосатыми ублюдками, идиотами, тунеядцами, выродками. Мы смиренно принимали все эти эпитеты, мы просили только одного: дайте нам возможность быть этими идиотами и дальше. Не мешайте нам быть придурками: не бейте нас - пусть нас лучше бъёт жизнь, как вы нас и предупреждаете, а не ваши ножницы стригут наши волосы и рвут наши клешённые штаны. Мы согласны были быть ублюдками: мы не стремились к чистоте крови. Мы стремились лишь к чистоте отношений друг с другом: ну, ровно в той степени, как мы эту чистоту тогда понимали.
«Чисто и конкретно» : наш слэнг был близок к слэнгу уличных босяков. Мы тоже были дети улицы: как только мы покидали свои безопасные дома и выходили на поиски самих себя, мы сталкивались со всем многообразием агрессивного мира юности. Мы не были домашними мальчиками и девочками: мы жили в городских джунглях, где сильный съедает слабого - мы не хотели никого есть, но не желали быть и съеденными.
И поэтому - мы (а точнее, некоторые из нас) путешествовали с ножами. Это был всего лишь способ почувствовать себя более уверенно: каждый из нас молился своим богам о том, чтоб ему никогда не пришлось использовать этот нож против другого человека.
Но в этой игре мы действительно были индейцами: мы даже цитировали друг другу фразу, в которой мы видели отношение не только к индейцам, но и к нам, хипакам. «Хороший индеец - мёртвый индеец» : нам казалось, что большинство обывателей относятся к нам именно так.
И поэтому…да, мой нож давал мне восхитительное чувство защищённости: меня никто не обидит. У меня есть мой острый клык: я порву каждого, кто на меня нападёт. А самом деле, в двух случаях реальных нападений на меня (мужики решили, что молодая девочка, находящаяся одна в безлюдном месте - это лёгкая добыча для случайного секса) мой нож мне даже не понадобился. К счастью, я обошлась без него. Сейчас я поражаюсь тому, как в тех ситуациях я осмеливалась бороться, и эта моя смелость дарила мне даже победу в казалось-бы безнадёжных раскладах.
Сейчас я вспоминаю многие моменты моего прошлого с чувством, что это была какая-то другая девочка.
Это действительно была другая девочка: она была юной: юность невозможно пережить второй раз. Она была дерзкой, она была безумно смелой. Возможно, она даже была немного безумной.
Она мечтала жить в лесу: несколько лет она искала для себя свой лес, проверяя на себе разные варианты. Наконец она нашла для себя южный лес (в северном лесу ей оказалось жить слишком холодно). В южном лесу был домик, в котором жила тусовка хипаков: девочка решила уехать к ним из своего города. Переехать из города в лес навсегда: девочка была юной идеалисткой - она решила порвать все связи с социумом.
Итак, девочка оставила в своём городе все вещи, связывающие её с социумом. Как она говорила: все цивильные расклады. Она оставила свой паспорт: в лесу ей больше не понадобится паспорт. Она не взяла с собой не копейки денег: теперь она собиралась жить без денег.
На шее у неё было ожерелье из сушённых ягод и птичьих перьв: она уходила из города, чувствуя себя индейцем, и совершенно не собиралась это скрывать. Ну, как индейцем? Она была хиппи: хиппи - они все такие. Чистые и конкретные безумцы и храбрецы, честные в своём безумии и бесстрашии. Чистые и конкретные: они меняли себя, меняя этим мир вокруг себя. Они? Они - это были тогда мы.
И нож: как-же без ножа такому чокнутому индейцу? Нож был спрятан под длинный свитер, но свои понты есть и у таких индейцев: ножны, в которых нож висел на поясе были украшены перьями, а перья выглядывали из-под свитера.
Может, менты и не увидели мой нож: может, им достаточно было всего остального. Я добиралась автостопом до моего южного леса: я только выехала из Киева и драйвер высадил меня на ближайшей заправке. Я не успела даже выйти из машины, как оказалась в компании трёх ментов, которые уже перебирали мои вещи и глумились над моим видом. Они отобрали мой нож, сорвали моё ожерелье: отсутствие паспорта и наличие ножа-финки сильно усугубило мою и без того плохую ситуацию.
Мой первый нож стал и последним моим ножом: именно там я поняла, что волчица, попавшая в капкан, должна искать способ убежать, а не показывать свои зубы. Менты решили сдать меня в дурдом: они не хотели себе лишних проблем. Но при этом - они были просто люди, а я всё больше становилась похожа на маленького загнанного волчёнка, а не на смелую волчицу. Менты дали мне этот шанс: они завели меня в комнату с открытым настежь окном, а сами выясняли в другой комнате, что им со мной делать. Кажется, звонили в дурку (в психбольницу).
Высота была совсем небольшой: всего-лишь второй этаж. Специально ли они оставили меня в комнате с открытым окном? Я не думала тогда об этом: я думала только об одном - высота совсем небольшая. А если даже и большая - из дурки будет сбежать гараздо сложнее.
К тому времени я уже успела увидеть, что из себя представляет дурка. За несколько лет до этого я там уже побывала. Самым страшным для меня там были двери: на дверях не было ручек.Они открывались только мед. персоналом: выйти из дверей своей палаты по собственному желанию ты не мог. Ручки надевались на двери и снимались с дверей: в дурке у тебя не было никакой свободы - даже свободы передвижения.
Поэтому - я готова была разбиться при прыжке из окна, но не попасть в дурку. Я удачно спрыгнула - я совсем не разбилась. Я оставила все свои вещи, свои амулеты и свой нож ментам: это был мой выкуп. Я решила, что я пока не могу уйти из социума навсегда - мне не хватает на это силёнок. Я не хотела убегать как слабый загнанный зверь - я хотела уйти спокойно и красиво. Как может только сильный, да.
Я решила стать сильнее - мне это удалось. Да, я думаю, что мне это удалось.
А когда становишься сильнее - потребность в ноже отпадает сама собой.
Мне нравилась чувствовать себя «маленькой девочкой со взглядом волчицы» : вместо когтей и зубов волчицы у меня был мой нож. Мне повезло: я никого этим ножом не порвала и не порезала. Пару раз таки меня действительно загнали как волчицу, но вместо ножа я использовала один раз камень, а второй раз - громкие крики.
Во времена моей молодости жить свою жизнь, как хиппи - это был серьёзный вызов социуму: социум либо брезгливо морщился, либо агрессивно сопротивлялся.
Мы были придурками, волосатыми ублюдками, идиотами, тунеядцами, выродками. Мы смиренно принимали все эти эпитеты, мы просили только одного: дайте нам возможность быть этими идиотами и дальше. Не мешайте нам быть придурками: не бейте нас - пусть нас лучше бъёт жизнь, как вы нас и предупреждаете, а не ваши ножницы стригут наши волосы и рвут наши клешённые штаны. Мы согласны были быть ублюдками: мы не стремились к чистоте крови. Мы стремились лишь к чистоте отношений друг с другом: ну, ровно в той степени, как мы эту чистоту тогда понимали.
«Чисто и конкретно» : наш слэнг был близок к слэнгу уличных босяков. Мы тоже были дети улицы: как только мы покидали свои безопасные дома и выходили на поиски самих себя, мы сталкивались со всем многообразием агрессивного мира юности. Мы не были домашними мальчиками и девочками: мы жили в городских джунглях, где сильный съедает слабого - мы не хотели никого есть, но не желали быть и съеденными.
И поэтому - мы (а точнее, некоторые из нас) путешествовали с ножами. Это был всего лишь способ почувствовать себя более уверенно: каждый из нас молился своим богам о том, чтоб ему никогда не пришлось использовать этот нож против другого человека.
Но в этой игре мы действительно были индейцами: мы даже цитировали друг другу фразу, в которой мы видели отношение не только к индейцам, но и к нам, хипакам. «Хороший индеец - мёртвый индеец» : нам казалось, что большинство обывателей относятся к нам именно так.
И поэтому…да, мой нож давал мне восхитительное чувство защищённости: меня никто не обидит. У меня есть мой острый клык: я порву каждого, кто на меня нападёт. А самом деле, в двух случаях реальных нападений на меня (мужики решили, что молодая девочка, находящаяся одна в безлюдном месте - это лёгкая добыча для случайного секса) мой нож мне даже не понадобился. К счастью, я обошлась без него. Сейчас я поражаюсь тому, как в тех ситуациях я осмеливалась бороться, и эта моя смелость дарила мне даже победу в казалось-бы безнадёжных раскладах.
Сейчас я вспоминаю многие моменты моего прошлого с чувством, что это была какая-то другая девочка.
Это действительно была другая девочка: она была юной: юность невозможно пережить второй раз. Она была дерзкой, она была безумно смелой. Возможно, она даже была немного безумной.
Она мечтала жить в лесу: несколько лет она искала для себя свой лес, проверяя на себе разные варианты. Наконец она нашла для себя южный лес (в северном лесу ей оказалось жить слишком холодно). В южном лесу был домик, в котором жила тусовка хипаков: девочка решила уехать к ним из своего города. Переехать из города в лес навсегда: девочка была юной идеалисткой - она решила порвать все связи с социумом.
Итак, девочка оставила в своём городе все вещи, связывающие её с социумом. Как она говорила: все цивильные расклады. Она оставила свой паспорт: в лесу ей больше не понадобится паспорт. Она не взяла с собой не копейки денег: теперь она собиралась жить без денег.
На шее у неё было ожерелье из сушённых ягод и птичьих перьв: она уходила из города, чувствуя себя индейцем, и совершенно не собиралась это скрывать. Ну, как индейцем? Она была хиппи: хиппи - они все такие. Чистые и конкретные безумцы и храбрецы, честные в своём безумии и бесстрашии. Чистые и конкретные: они меняли себя, меняя этим мир вокруг себя. Они? Они - это были тогда мы.
И нож: как-же без ножа такому чокнутому индейцу? Нож был спрятан под длинный свитер, но свои понты есть и у таких индейцев: ножны, в которых нож висел на поясе были украшены перьями, а перья выглядывали из-под свитера.
Может, менты и не увидели мой нож: может, им достаточно было всего остального. Я добиралась автостопом до моего южного леса: я только выехала из Киева и драйвер высадил меня на ближайшей заправке. Я не успела даже выйти из машины, как оказалась в компании трёх ментов, которые уже перебирали мои вещи и глумились над моим видом. Они отобрали мой нож, сорвали моё ожерелье: отсутствие паспорта и наличие ножа-финки сильно усугубило мою и без того плохую ситуацию.
Мой первый нож стал и последним моим ножом: именно там я поняла, что волчица, попавшая в капкан, должна искать способ убежать, а не показывать свои зубы. Менты решили сдать меня в дурдом: они не хотели себе лишних проблем. Но при этом - они были просто люди, а я всё больше становилась похожа на маленького загнанного волчёнка, а не на смелую волчицу. Менты дали мне этот шанс: они завели меня в комнату с открытым настежь окном, а сами выясняли в другой комнате, что им со мной делать. Кажется, звонили в дурку (в психбольницу).
Высота была совсем небольшой: всего-лишь второй этаж. Специально ли они оставили меня в комнате с открытым окном? Я не думала тогда об этом: я думала только об одном - высота совсем небольшая. А если даже и большая - из дурки будет сбежать гараздо сложнее.
К тому времени я уже успела увидеть, что из себя представляет дурка. За несколько лет до этого я там уже побывала. Самым страшным для меня там были двери: на дверях не было ручек.Они открывались только мед. персоналом: выйти из дверей своей палаты по собственному желанию ты не мог. Ручки надевались на двери и снимались с дверей: в дурке у тебя не было никакой свободы - даже свободы передвижения.
Поэтому - я готова была разбиться при прыжке из окна, но не попасть в дурку. Я удачно спрыгнула - я совсем не разбилась. Я оставила все свои вещи, свои амулеты и свой нож ментам: это был мой выкуп. Я решила, что я пока не могу уйти из социума навсегда - мне не хватает на это силёнок. Я не хотела убегать как слабый загнанный зверь - я хотела уйти спокойно и красиво. Как может только сильный, да.
Я решила стать сильнее - мне это удалось. Да, я думаю, что мне это удалось.
А когда становишься сильнее - потребность в ноже отпадает сама собой.