Не судьба
...собрать мысли в кучу и писать по делу. Похоже, прежняя болезнь снова заняла свое привычное место, удобно устроившись и не желая меня покидать.
В ожидании радостных новостей от компьютерных дел мастеров продолжаю наверстывать упущенное. Надеюсь, что турецкие зарисовки все-таки займут свое место на страницах жж, увидят свет и порадуют читателей, которые уже заскучали от описания привычных будней ничем не примечательной личности, если меня таковой, личностью, все еще можно считать. Понимаю, конечно, что гораздо интереснее было читать про жизнь под открытым небом в джунглях Коста-Рики, про прогулки на пляж, про сбор бананов в собственном саду или про преодоление водной преграды под тропическим дождем. Или рассматривать картинки из белокаменных турецких деревенек, окруженных оливковыми или миндальными рощами, виды слепящей глаза синевы Эгейского моря, архитектурные зарисовки стамбульских улочек. Но сейчас период серости, работы 12/6, серых панелек, грязно-коричневых дорожек и черных стволов только готовящихся к весне и зеленому буйству деревьев. Все меняется, все проходит. Писатель из разряда популярных перемещается с молниеносной скоростью в все увеличивающуюся толпу списанных со счетов, быстро находя замену и нового квартиранта на место из числа недавно возникших. Ничто не стоит на месте, совершая хотя бы циклические движения: повтор заметит только тот, кто пристально наблюдает за процессом в течение многих лет и десятилетий, торопыжки видят только сейчас, а то, что было до или настанет после, их не касается.
Так что продолжу, радуя пальцы возможностью разгуляться по широкой клавиатуре доставшегося благодаря отзывчивому начальнику аппарата, набирать серенькие неброские текстики о таких же, подстать им, деньках, о своей монохромной, совсем не захватывающей жизни простого обывателя, очутившегося в данный промежуток времени в том самом месте, где началась его, то есть моя, земная жизнь.
В сторону лирику и метку “словоблудие”, пора хоть немного приблизиться к фактам, какими бы тривиальными они ни были.
Сижу в Веранде, куда меня так активно приглашала миниатюрная красавица К, наслаждаюсь флетуайтом с ромашками, на который, похоже, подсела с легкой руки коллеги по цеху, смотрю на березы и сосны в том самом лесочке, где каких-то несколько месяцев назад собирала в пластиковые стаканчики ягоды черники и, разочарованная, хоть и без особого удивления, местным сервисом в плане ремонта электроники и торговли, радуюсь наличию хоть и чужого плацдарма для писательской деятельности, по которой успела соскучиться. И пусть это никому не интересно, пусть нет ни капли художественности в моих записях, никто не может запретить мне так выпускать пар: это действует гораздо эффективнее, чем пить антидепрессанты и успокоительное, безопасно для общества и не имеет противопоказаний. Вот только поймать бы все время ускользающую нить…
Писать про то, что происходит, гораздо труднее, чем про то, чего нет или что было когда-то, потому что в привычных буднях трудно заметить прелесть и необычность, а описывать ничего не значащее, делая это интересным хотя бы для себя, умение не из простых и просто так не достается, особенно, когда нет ни ярких цветов, ни сочных фруктов, ни запоминающихся моментов. Когда минуты сменяют минуты, растекаясь в часы и дни, между которыми всего лишь несколько часов ночи.
Приходишь на Веранду и слышишь знакомый голос… постоянной гостьи у себя, той самой любительницы вишневых пирогов, а потом видишь и самого любителя одинокого капучино, заглядывающего почти ежедневно за одним и тем же напитком. Здороваешься и не получаешь ответа, потому что для посетителей ты всего лишь спина с завязками от фартука, без лица без имени, немой создатель того, что стоит на витрине. Человек без пола без возраста, поблагодарить которого приходит в голову далеко не каждому, а уж признать человека в работающем шесть дней в неделю почти механизме за гранью реальности. Я привыкла. Иногда, конечно, обидно до слез, избежать которые получается лишь благодаря необходимости переключиться на выполнение текущих обязанностей. Иногда обидно, да. Но я сама постаралась. Много сделала для этого, так что винить можно только саму себя.
Уже почти шесть, а еще совсем светло. Как же быстро стало светлеть! День прибывает уж точно с молниеносной скоростью. Еще недавно мама жаловалась на вечную темноту, свидетельницей которой я и сама была, выходя из дома почти в темень и возвращаясь, по ощущениям, глубокой ночью, а теперь, просыпаясь по утрам, не включаю лампу: даже без солнца проникновению света препятствуют только полу плотные шторы, которые я намеренно не открываю до поры до времени, потому что мне не очень хочется наблюдать картину за окном. Вчера я была спиной и (немного) полезным механизмом, сегодня - я просто невзрачное создание, щелкающее по клавишам чужого ноутбука, без кожи без рожи, без прошлого без будущего, без дома без семьи, без царя в голове, существо, питающееся наблюдениями за другими: вот донесся чей-то смех, вот две старушки пошутили и улыбнулись друг другу, вот молодая мама обняла упавшего ребенка, делающего первые неуверенные шажки по этой планете, вот кто-то улыбнулся воспоминанию, кто-то взялся за руки, кто-то оглянулся, чтобы понаблюдать за птицами... А кто-то увидел зеленую травинку среди луж растаявшего снега…
Весна через день, а температура уже неделю стоит плюсовая. Белый цвет, словно старая надоевшая кожа в период линьки, почти сошел, обнажив серо-бурый пока еще ковер, запачканный песком и солью, с не успевшими высохнуть озерцами. Природа в ожидании чуда, конечно, но она вполне реалистична и, наученная горьким опытом, не спешит оголяться, чтобы подставить молодые не успевшие еще окрепнуть побеги снова набравшему силу морозцу. Она ждет, затаившись. Всему свое время.
Иногда хочется плакать. Иногда от обиды. Иногда от воспоминаний о том, что не повторится, о том, что больше никогда не случится, что минуло, ушло, пропало. Иногда от того, что окружающее слишком прекрасно, слишком непозволительно хорошо для тебя, слишком. Совершенно, красиво, умно. Уютно. Слишком большие глаза и слишком зеленая хвоя. Слишком глубокие мысли у слишком молодых, и вдруг оказываешься слишком близко к тому, что совсем не для тебя. Слишком быстро, слишком интенсивно, слишком ярко, так ярко, что хочется зажмуриться и притвориться ничем, хотя и притворяться почти не нужно.
Иногда хочется плакать от одиночества и холода вокруг. От невозможности прикоснуться к кому-то близкому, почувствовать объятие и тепло ладони на теле, аромат другого, запах тела, касание и пожатие. Импульс человеческого тела, который может согреть и поддержать, который может спасти и вытащить на поверхность. Сама я, похоже, с детства оснащенная спасательным кругом, или бронежилетом, или страховочным тросом, давно научилась справляться без. Выживать, выкарабкиваться. Моя цель, не цель, конечно, но миссия - поддерживать других, внушать веру в себя, подталкивать и делать чуть смелее. Может, для того я сейчас окружена молодыми девочками, которые многого боятся, хотя способны горы свернуть. Может, моя миссия еще не выполнена?
Но в голову пришло еще одно слово: отрешенность. Пришло да и засело так плотно, что хочется сменить подпись к моему жж-дневнику. Все привязаны: к городу, к стране, к людям, я же не чувствую больше ни одной из этих связей. Помани меня - и я хоть завтра сорвусь и брошусь в неизвестность, не строя иллюзий и не веря в чудеса: просто в пропасть. Я живу здесь, в маленьком городе атомщиков, хожу по улицам, перепрыгиваю через лужи, даже пью кофе в кафе, но я не чувствую более земли под собой, мой взгляд скользит по поверхностям, ни на чем не останавливаясь, мысли разбегаются, словно горсть стеклянных шариков, высыпавшихся из оброненной декоративной вазы: что-то успеешь поймать, остальные закатятся за тяжелый диван да так и останутся лежать, покрываясь пылью и впитывая эмоции тех, кто оказался поблизости. Как будто сброшены все наполненные песком мешочки, и воздушный шар поднялся так высоко, как только возможно, не чувствуя больше тянущегося к земле груза, дальше решает только ветер, куда лететь и с какой скоростью, я больше не властна управлять своей жизнью и вернуться назад, к земле уже не смогу. Неприкаянность и отрешенность отныне будут флагманами моего пути, тем, что только и осталось в моей жизни, единственным богатством, у которого нет цены.