О духовных основах русского языка и классической русской литературе
Мое внимание очередной раз привлекли многочисленные диспуты о русском языке, его значении и особенностях в современном обществе. На мой субъективный взгляд русский язык в его классическом традиционном понимании и значении не должен видоизменяться в соответствии с запросами общества. Вернее должен, поскольку изменение жизни народа не возможно без изменения русского языка. Судьбы народа определяются не только сиюминутным состоянием народной жизни, но и духом языка, на котором говорит народ.В свою очередь, дух языка несет в себе спасительную энергию благодатной исторической памяти. Однако опошлять русский язык, делая его второстепенным к иностранным языкам или поощрять изобилие иностранных, заимствованных слов в нем, думаю, не стоит. В связи с этим мне понравилась статья филолога Ю.В.Лебедева, название которой вынесено в заголовок этого повествования. Ю.В.Лебедев справедливо отмечает, что вместе с приходом на Русь письменности, пришло и уникальное духовное наследие Византии. Духовное наследие Византии оказало огромное влияние на душу русского языка и во многом определило национальное своеобразие русской литературы.
Русский язык является сказочно богатым языком. Он обладает большим, щедрым стилистическим диапазоном« от »Врат« до »калитки«, от »ризы« до 2Майки», от «дерева» до «пня». Сложная иерархия ценностей является показателем высокой культуры языка. Она организует национальный язык и является показателем культуры его носителей.
Церковно славянский язык, являющийся основой русского языка особенно красив и мелодичен, имеет свои особенности. Не случайно именно на нем проводится большинство богослужений не только у нас в стране и написано большинство церковных книг.С момента принятия христианства на Руси при кн. Владимире и до наших дней богослужения ведится на понятном человеку языке. Но этот язык является в определенной степени церковно славянским (древнеболгарским) языком, которые оставили нам Кирилл и Мефодий.Вместе с этим языком пришла на Русь духовная Византийская культура, Святоотеческое Предание и Священное Писание, богатейшее христианское наследие.
А.С.Пушкин говорил: «Как материал словесности, язык славяно-русский имеет неоспоримое превосходство перед всеми европейскими: судьба его была чрезвычайно счастлива. В 11 веке древний греческий язык вдруг открыл ему свой лексикон, сокровищницу гармонии, даровал ему законы своей обдуманной грамматики, свои прекрасные обороты, величественное течение речи, словом, усыновил его, избавив, таким образом, от медленных усовершенствований времени».
Самое главное, по мнению Ю.В.Лебедева - это то, что русский язык принял в себя высокую духовную первооснову. Православной по сути, стала природа русского языка - его высокая ценностная шкала, по отношению к которой выстраиваются в нем все другие слова и стоящие за ними понятия. Русское словесно-художественное творчество настолько глубоко уходит корнями в религиозную стихию, что даже течения, порвавшие с религией ВНЕШНЕ, все равно оказываются связанными с нею внутренне.
Автор статьи задает следующие вопросы:
- в чем состоит формула русской истории, связанная с христианством в его православном качестве и существе?
- как отразилась эта «формула» в русской классической литературе , определив ее неповторимые национальные особенности?
Он обращается к спору, возникшему много веков назад между ревнителями православной духовности и «гуманитариями». Предметом спора явилась суть важного события земной жизни Христа, когда незадолго до своих крестных мук Он взял с Собою наиболее преданных учеников и поднялся с ними на гору Фавор , где «просияло лице его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет». Что представляет собой этот свет Христа и какова природа этого света? Св.Григорий Палама , стоявший в те годы на позиции православия, утверждал, что этот свет является Божественным и открывается не всякому. Христос в момент Преображения открыл очи своим ученикам и они узрели неизреченную Божию славу и красоту. А это значит, что человек путем очищения ума и сердца может очиститься и вступить в реальное общение с Богом. Гуманисты полагали, что Божественная сущность не доступна для человека и поэтому Фаворский свет - тварный, открытый земному зрению любого человека, лишь символизирующий величие и славу Христа.
Отличие православного мировосприятия от гуманистического наиболее ярко проявилось в русской иконописи и литературе, с одной стороны, и в искусстве заподноевропейского Возрождения, с другой.
Православный человек, устремляясь к принятию Фаворского света, добивался духовного очищения и просветления. Он много работал над собой, чистил себя молитвой, прежде чем обретал необходимую прозрачность для его восприятия. Русские святители Андрей Рублев, Сергий Радонежский, Нил Сорский всю свою духовную энергию сосредотачивали на внутреннем совершенствовании человеческой души. Если гуманист направлял волю к изменению внешних обстоятельств, стремясь приумножить земные блага и «жить лучше», то православный человек видел свое призвание в том, чтобы «быть лучше» , совершеннее, ближе к Богу. Взыскуя Духа Святаго он, прежде всего освобождался от мирских соблазнов, от тяжести греховных помыслов и земных страстей. Как говорил святитель Тихон Задонский, «Если богатство имеешьберегись к нему сердце свое прилагать, берегись на прихоти и на роскоши расточать Божие добро: дано оно тебе от Бога не ради тебя одного, но и ради прочих бедных людей. Помни, что ты строитель, а не господин добра. Будь же верным строителем Господа твоего, а не расточителем имения Господня: и сам умеренно довольствуйся, и благодари Тварца , и убогих людей снабжай». Подобных взглядов и убеждений придерживались и многие отечественные классики русской литературы. Именно этим святоотеческим и пушкинским заветам оставалась верна русская классическая литература 19 века в маргинальном ее русле. Достоевский, Пушкин, Толстой и другие авторы видели прогресс не в материальном, а в духовном самосовершенствовании человека.
Совершенствование общественной жизни зависит от совершенствования человека. Все изменится как бы само собой. Если человек будет стремиться к цели, поставленной ему Иисусом. Это понимала классическая русская литература, т.к. это утверждала наша святоотеческая традиция. Серафим Саровский говорил: «Стяжи дух мирен, и во круг тебя тысячи спасуться».
Ф.М.Достоевский называл русскую церковь «нашим русским социализмом» имея в виду то, что человек может нравственно возвыситься. Его идеал был основан на возможности нравственного возвышения всех до уровня церкви ак духовного братства. Христианство, по Достоевскому, должно войти повседневную жизнь человека. Его лучами должно быть пронизано все: и политика, и наука, и искусство, и хозяйстование человека на земле. «Всемирная гармония», о которой говорил писатель в своих романах, очень далека от утилитарного идеала материального благополучия слабых и смертных людей на грешной земле, который утверждали социалисты. Достоевский никогда не считал возможным достижение Царства Божия усилиями современного человека. Его «мировая гармония» предполагала благодатное перерождение и этой земли, и этого человечества, вместившего в себя божественное «Я» Христа и перешедшего за пределы земной истории в сферы вечного Богочеловеческого совершенства.
Именно духовный союз русской литературы с православием позволяет нам говорить о ней как об искусстве постренессансного, постгуманистического периода.
Впервые на эту осоенность русской классической литературы обратил внимание философ В.С.Соловьев. Он разделил европейской литературы на три стадии: 1)средневековую, когда «религиозная идея владела поэзией», 2) литературу нового времени, когда литература «обособилась и отделилась от религии» и 3)нового времени, когда отделившаяся от религии и впавшая в кризис литература опять вступит с нею в новую свободную связь«. »Искусство будущего, которое само по себе после долгих испытаний, вернется к релиии, будет, - по мнению В.С.Соловьева, - совсем не то первобытное искусство, которое еще не выделилось из религии«. Далее философ пишет, что художники и поэты снова должны стать жрецами и пророками, но уже в другом, более весомом и возвышающем смысле: не только религиозная идея будет владеть ими, но и они сами будут владеть ею и сознательно управлять ее земными воплощениями» (цит. по 1).
Человек, начиная с эпохи Возрождения, был провозглашен совершеннейшим творением природы, «венцом всего живущего», «мерою всех вещей2. Русская классическая литература ощутила тревогу за судьбы человечества на том этапе его истории, когда стали обнаруживаться катастрофические последствия такого самообожествления, когда на попрании великих христианских истин возникла фанатическая вера в науку и абсолютную ее безупречность, когда радикально настроенным мыслителям революционно-просветительского толка показалось, что силой »раскрепощеннического« атеистистического разума можно разом устранить царящее на земле общественное неравенство, несовершенство и зло. Всеми силами классическая русская литература стремилась удержать этот назревавший, необузданный порыв.Толстой, Гончаров, Дорстоевский остро почувствовали исчерпанность тех форм исторического развития, в которых лежала идея самообожествления человека, основанная на антихристианской идеализации его природы, на соблазне - «и будем, как боги». Поэтому ключевым в романе Гончарова «Обрыв» является мотив искушения и грехопадения Веры, проясняющий взгляд писателя на перспективы нравственного развития человечества. Гончаров вместе с Гоголем и другими русскими классиками был решительным противником того понимания прогресса, которое было свойственно революционно настроенным его современникам. Они заявляли, что прогресс науки состоит в постоянном расширении круга познания , в открытии новых научных данных, ставящие под сомнение или отрицающие ранее полученные знания. Тоже самое происходит и в нравственной сфере. Молодое поколение вправе ставить по сомнение и отрицать те нравственные идеалы, которыми вдохновляются «отцы».
Гончаров и Гоголь считали, что христианин у Бога вечный ученик, что в «нравственном развитии дело состоит не в открытии нового, а в приближении каждого человека и всего человечества к тому идеалу совершенства, которого требует Евангелие, и это едва ли не труднее достижения знания».
Настаивая на необходимости духовного, нравственного совершенствования человека в согласии с тысячелетней православно-христианской традицией, русские классики вступали в решительный спор с революционными социалистами.
Русские писатели, выступая против самообожествления человека, никогда не впадали в крайность обожествления народа. Они отличали народ как целостное единство людей, одухотворенных высшим светом христианской истины, от человеческой толпы, охваченной зоологическими, животными инстинктами. «Мысль народная» в «Войне и мире» Толстого неотделима от православного идеала соборности. Поэтому Провидение направляет свою энергию не на гениальных одиночек, мнимо творящих историю, а на верующий народ. А величие исторической личности заключается в обостренной чуткости ее к собирательной воле народа, ведомой Божественной силой к благой цели. Поэтому за народной мыслью стоит у Толстого мысль христианская в православном ее существе и качестве.Ключевую роль в романе играет сцена молебна Кутузова вместе с народом перед чудотворной иконой Смоленской Божией Матери накануне Бородинского сражения. Равно как и патриархичному поступку Наташи Ростовой в момент отъезда из Москвы предшествует ее молитва в домовой церкви Разумовских.
По мнению автора статьи, необходимо вернуться к более пристальному и глубокому осмыслению того позитивного «плодотворного зерна» , которое было посеяно на русскую почвувеликими славянскими просветителями Кириллом и Мефодиеми дало свои всходы во всех областях отечественной культуры.
1. Соловьев В.С. «Три речи в память Достоевского»
Источник: Ю.В.Лебедев О духовных основах русского языка и классической русской литературе //Славянский альманах, 1996, с.13-23.