Моя Эвенкия - 8
Продолжение. Начало http://lena-radova.livejournal.com/d580.html
http://lena-radova.livejournal.com/d581.html
http://lena-radova.livejournal.com/d582.html
http://lena-radova.livejournal.com/d583.html
http://lena-radova.livejournal.com/d584.html
http://lena-radova.livejournal.com/d586.html
Глава 8. Мы повторяемся в детях…
«Журналист - это чистильщик улиц, работающий пером». Наполеон Бонапарт.
Если посмотреть в интернете афоризмы и высказывания разных лет о журналистах и журналистике, сразу бросится в глаза, что великие и не особо известные люди профессию эту, мягко говоря, не жаловали. То есть у многих опыт общения с журналистами был отрицательный…
К примеру: «Писатель не может лгать, тогда как журналист только этим и занимается», «Гоняться за всевозможными слухами - это и значит быть журналистом», «Люблю журналистов - они способствуют кретинизации населения»… Или: «Журналисты - это известно младенцу - всегда врут, особенно когда пишут правду». Ещё вариант: «Журналисты - единственная порода людей, которые способны сожрать тебя живьем». А это совсем уж грустно: «Большинство людей, постоянно имеющих дело со словами, не слишком в них верят»…
Впрочем, я - о совсем другой категории журналистов. Вероятно, очень редкой в наши сумбурные дни… Но что изменилось-то - в смысле профессиональной направленности журналистского творчества? Разве кто-то будет против того, что в идеале сверхзадача журналистики может быть лишь одна: защищать добро и противостоять злу, делать мир лучше.
«Настоящим рассказом о самых дорогих мне людях я открываю новую рубрику «С любовью к родителям». И приглашаю всех, у кого появится творческое вдохновение и желание написать о близких, принять участие в наполнении этой рубрики», - пишет Соня Катышева…
Набрела на её материал в интернете. Он большой, но отказать себе в цитировании фрагментов не получится у меня по причине того, что Соня - дочь Владимира (председатель Эвентелерадио) и Люды (диктор Эвентелерадио) Катышевых. Она, как и моя дочка, во времена моей работы в Эвенкии, была совсем маленькой. Теперь взрослая Соня работает на том же Эвентелерадио вместе со своими родителями. Это вызвало во мне всплеск эмоций необычайный, может оттого, что дочь моя журналисткой не стала, да и не собиралась никогда, может - по причине белой зависти…
«Мои родители, Людмила Васильевна и Владимир Яковлевич Катышевы, трудятся в Эвенкии с самого первого в их жизни рабочего дня. Вся их производственная биография, записанная, как говорится, одной строчкой в трудовой книжке, связана с телекомпанией «Хэглэн», история которой начиналась еще с радиокомитета. Мама - профессиональный диктор, папа - высокопрофессиональный руководитель и журналист. Они и сейчас, спустя 40 лет трудового стажа, работают практически на этих же должностях, лишь с некоторыми изменениями функций и статуса учреждения. Мои родители - ветераны Эвенкии. Хотя они для меня и сегодня самая молодая и самая красивая супружеская пара…»
Они действительно были (и есть, - уверена!) красивой парой: брюнетка и блондин. Дальше - снова из материала Сони:
«Мне до сих пор непонятно, как такие разные люди могли познакомиться, полюбить друг друга, а главное, жить и работать столько лет вместе.
Мама Людмила Увачан родилась в Ванаваре. Она - из знаменитого и, считаю, самого генетически удачного в Эвенкии рода Увачанов.
Мой дедушка по маме - Василий Петрович Увачан - был руководящим партийным работником. В жены он взял русскую женщину с Алтая. Бабушка трудилась врачом, летала по факториям, лечила туберкулез и обладала на редкость командирским характером. Поэтому, приходя домой, дед свои полномочия начальника складывал.
Их дочь Людмила от отца взяла и мягкость характера, и внешность в большей, наверное, степени. Все-таки увачановская кровь - сильная кровь. Юная метиска в результате этого слияния получила необыкновенно эффектную азиатскую красоту. Окончив Байкитскую среднюю школу, она поехала учиться в Красноярский пединститут.
Мой папа, Владимир Катышев, родился в г. Сольцы Новгородской области. К сожалению, ребенком он пережил страшную трагедию, которая на всю жизнь раной легла на сердце. Папа очень рано остался сиротой. Когда ему было всего семь лет, умерла его мама, лишь на пять лет пережил ее отец. Владимир сначала воспитывался в интернате, затем учился в школе в Ленинграде, а потом уехал в Железногорск (тогда он назывался Красноярск-26 или просто «девятка») со старшей сестрой, которая работала на секретном военном производстве. Вот так он оказался в Сибири и по иронии судьбы тоже поступил в Красноярский пединститут.
Учась в одной группе, они познакомились и полюбили друг друга. Такие разные! На курсе шутили - «самая темненькая и самый беленький». Действительно, удивительная была пара. Мама - жгучая брюнетка, папа -блондин скандинавского типа, мама - из провинции, из таежной глубинки, а папа - ленинградец, битломан с соответствующей прической до плеч, она - хорошо одетая, ухоженная барышня из благополучной семьи, он - голодный, очень худой студент, подрабатывающий дворником. Мама рассказывала, когда у них был «конфетно-букетный период», она приходила к нему на свидание в комнату (которая находилась где-то на чердаке, без окон), то даже угостить девушку было нечем. Чтобы притупить голод, папа советовал пить воду».
…У Люды был удивительный тембр голоса, мягкий, бархатистый, обволакивающий. Терапевтический просто, слушая её люди улыбались, ей доверяли как лучшему другу…
…«Говорит Тура», - своим чУдным голосом произносила Люда.
«Туру гундерен!», - обращалась к слушателям спокойным глуховатым голосом эвенкийский диктор Анна Куркогир…
И Эвенкия начинала новый день…
«Мама была уже на восьмом месяце, когда начались госэкзамены. Папа, обладая высоким природным интеллектом, сдал их практически не садясь за учебники. А мама на экзамены просто не пошла - у нее был период «бэби-блюз», она много плакала и, как все беременные, была не совсем адекватным человеком. По распределению папу отправили в Эвенкию. Полеты из Красноярска в Туру тогда были через Байкит. Я родилась, можно сказать, по дороге - в Байките. Для молодых, юных совсем (им было по 21 году) Катышевых начались очень трудные времена, испытания на прочность. Папа работал сначала в интернате учителем (хотелось бы мне на это посмотреть!), а мама дома стирала, готовила, убирала. Помощников не было. Денег не хватало. И хотя мне было всего пять месяцев, мама по конкурсу устроилась диктором на радио. Председатель радиокомитета Михаил Бубличенко обратил внимание на ее богатый от природы голос. Через полгода папа стал корреспондентом. Уже тогда было понятно, что педагогика - это не его призвание.
И все - с этого исторического в судьбе нашей семьи момента начинается жизнь, целиком и полностью связанная с журналистикой», - читаю в Сонином рассказе о её маме и папе.
Папа её стал председателем радиокомитета, когда ему было 27 лет. Тут вскоре и радиокомитет сгорел, а потом и я прикатила…
А мама работала «русским» диктором. Что это значит? Вставать в 6 утра (потому что выход в эфир в 07.30), дальше - «пешком по темным, полным безумных собак улицам, брала в метеослужбе прогноз погоды, затем шла в студию и читала эту ценнейшую информацию в прямом эфире. Конечно, главными в программе были новости, но прогноз погоды в Эвенкии не пропускал никто. Я помню, в детстве, по выходным мама все время спала днем. А я ещё её будила, соскучившись по ней»…
Казус помню один. Сидим мы (погорельцы) в здании интерната, и Людка рассказывает в прямом эфире о погоде: «Сегодня пасмурно - дождь, местами сильный…»
Раздаётся телефонный звонок:
- Радиокомитет? Вы, что, там с ума посходили? Вы в окно-то посмотрите! Солнце - во всю ивановскую!
- Хм. Эвенкия - боольшая, - отвечаю, чуть со стула не падая от хохота.
Люда выходит из дикторской.
- Тут звонят, возмущаются, что мы про погоду врём, - сообщаю.
- Понятно, - обворожительно улыбается она. - О, если б ещё знали они, что диктор сообщения гидрометцентра менять «по ходу» дела не имеет права. Мне потом такой нагоняй будет…
«Ранние подъемы, полярные ночи, низкое давление, работа и еще, что немаловажно, отсутствие кофе, овощей, фруктов, вообще продуктов. У нас у всех был страшный авитаминоз. Папа из командировок, как и многие, привозил, прежде всего, вкусную еду. Мы с мамой тогда, страдая от нехватки витаминов, могли сразу съесть килограмм апельсинов, яблок или даже лука! Это не подвиг, конечно, - все так жили. Папа еще привозил иногда мороженое. А его всегда хотелось. И я взбивала ложкой самодельное подобие лакомства, сидя на веранде на морозе в шубе и шапке. Почему-то это надо было делать в холоде. Оно не взбивалось, конечно… А еще я помню, что маленькой дома ходила в валенках, иногда в варежках. Холодно было - мама перед сном гладила горячим утюгом мне кровать, но чаще родители просто брали свою дочку к себе и согревали между собой. Казалось бы, тихий ужас, а я почему-то так счастлива была, у нас такая атмосфера любящая царила в доме»…
Люда была диктором от бога… Работу свою она любила самозабвенно. Никогда не забуду, как она рассказывала однажды свои ощущения: «Понимаете, девчонки, я будто лечу в эфире, ну, как чайка… Это непередаваемо, этот полёт - он каждый раз - новый, и каждый раз такой страх и такой трепет… перед взлётом»… Она ездила в Москву на курсы повышение квалификации, училась у самого Левитана. Люда была диктором высшей категории. По тем временам (а сейчас и дикторов нет, и категорий) это означало: хорошо поставленный голос, грамотная речь, знание азов актерского мастерства, коммуникабельность и эрудиция, чувство юмора, устойчивость к стрессам, находчивость, так как в данной работе очень часто нужно импровизировать и при этом быть на высоте. Да, это всё о ней…
«Мне было пять лет, и для нас с папой первый мамин отъезд на месяц был настоящим испытанием. Сказать «соскучились» - ничего не сказать. Когда она, наконец, вернулась, картинка как сейчас перед глазами: самолет сел на речку, мороз и солнце, и мама, такая красивая, такая любимая - до слёз, до комка в горле. Когда она зашла в квартиру, сказала: «Да у вас не такой свинарник, как я думала!» А папа ответил: «Соня полы протирала». (Ага, в пять лет…)»
…Когда мы приехали в Туру, Люда как раз была на стажировке на «Маяке».
«К восьмидесятым годам Эвенкийский окружной радиокомитет переживал, пожалуй, самый свой расцвет. Расширялся штат, в округ командировалось много приезжих журналистов, обновлялось оборудование, накапливалась хорошая фонотека.
Именно в этот период, в 1983 году, происходит трагедия. Пожар уничтожает здание радиокомитета дотла. Я была еще маленькая, но помню, как родители сидели на кухне совершенно убитые. Каким-то образом спасли что-то из оборудования, пленки, несколько столов… … Оператор и диктор садились рядышком на стулья, между собой на коленки ставили магнитофон, кто-то держал микрофон - и читали свои тексты. Как они все это пережили?! Хотя Катышев быстро добился того, что радиокомитету построили новое здание, одно из лучших в то время в окружном центре», - именно так всё и было…
А вот потом меня в Эвенкии уже не было:
«А спустя 10 с небольшим лет Владимиру Яковлевичу удалось создать в Эвенкии и свое телевидение. Никто тогда не верил, что получится. Было очень трудно и Катышеву, и первым работникам - учились с нуля, подолгу монтировали, преодолевали технические накладки. Сегодня первые сюжеты кажутся немного наивными, но зато какую историческую ценность они сейчас представляют! Надо отдать должное упорству моего отца. Несмотря на то, что ему откровенно мешали завистники, обвиняли в семейственности и со стороны тогдашней власти совершенно не было поначалу поддержки, он сумел поднять телевизионное дело с чистого листа и создать в Эвенкии серьезную, хорошо оснащенную, профессиональную компанию».
Из материала Сони Катышевой я узнала, что телекомпания называлась «Хэглэн» (в переводе с эвенкийского - «Млечный путь»), вещание велось круглосуточно. Подумала, господибожемой, как же они заполняли эфир, вспомнив свою работу редактором «Последних известий» - это ж адский труд… Потом стали делать и отдельные тематические видеопроекты, документальные фильмы, ролики. Многие из них демонстрировались на краевых и центральных каналах, представлялись на различных фестивалях, в том числе за рубежом. А красивое и удачное название «Хэглэн» и логотип с чумиком придумал именно Катышев.
Читаю дальше Соню и радуюсь: молодец - девочка, умница-папа!
«Со дня образования в Эвенкии телевидения и я работаю в «Хэглэне», вполне логично продолжая профессиональный путь родителей. Сегодня семейственность, к счастью, перестала восприниматься негативно, и уважительно теперь называется преемственностью поколений. Сейчас с благодарностью вспоминаю отцовские уроки журналистики. Методы профессионального совершенствования юного корреспондента были, откровенно говоря, «гестаповскими» - ничего толком никто не объяснял, зато командировать в труднодоступные места, заставлять бесконечно материалы переделывать, часто их просто выбрасывать - вот этого было достаточно. На «пряник» можно было не рассчитывать. Зато сегодня я чувствую себя абсолютно востребованным человеком, знающим свое дело».
Я писала в самом начале о В.Я., о первых своих впечатлениях, что он-де прислушивался к бухгалтеру Нине. Но очень скоро я поняла, что он ко всем прислушивался и относился крайне внимательно, но делал всегда то, что САМ нужным считал. Он хорошо разбирался в людях, видимо, школа «детско-юношеского одиночества» помогала. Суровая она, не каждому по плечу.
"Этот очерк я пишу в большей степени как благодарность моим родителем. Знаю, они будут внимательно читать: папа найдет, как всегда, журналистские погрешности, мама улыбнется со слезой и просто вспомнит то время. В суете напряженных трудовых буден не успеваешь сказать близким, как ты их любишь, что в глубине души ты помнишь все-все-все, что свернешь горы для благополучия семьи. Поэтому завершить материал мне хочется личным обращением.
Дорогие мои мама и папа! Благодарю вас за мое счастливое детство путешественницы, за большое количество книг в моей комнате, за велосипед и дипломат раньше, чем у других, за парашют в 10 лет и машину - в 25, которую я с успехом разбила о проезжавший мимо «крузер», за мои корявые сюжеты в урне (к счастью, их никто не видел), за помощь и заботу в трудные минуты (именно ваша поддержка помогла появиться на свет Екатерине, моей дочке), но главное - за бескорыстную, всепрощающую и дающую силы любовь».
Тут, конечно, заплакала я. Но это были слёзы счастья, а, может, старческие, хотя… (на днях тут внучка, расцеловав меня, сказала: «Какая ж ты бабушка у меня молодая и красивая - очень даже»… бальзам на душу льёт)))
И ещё.
Эвенкия, конечно же не моя - она Катышевская, она - Людкина, Сонина, и, значит, Катина теперь.
И почти никаких прав не имею я называть Эвенкию «своей».
Кроме одного: у меня, во мне - её кусочек. Свой. Дорогой и не забываемый.
Нет, это ещё не конец, хотя глава эта вроде как заключительная - по пафосу. А по замыслу - самая что ни на есть серединная. А середина ведь - место золотое, от неё лучики во все стороны идут да к ней возвращаются)))
Ещё говорят: истина - в середине…
Фотографии прежних лет - мои и героев главы - размещать не хочется, а эвенкийскому пейзажу, на фоне которого мы частенько отдыхали на Кочечуме, тут самое место)))
Продолжение следует)