Политзаключенный Борис Стомахин: КНИЖНАЯ БЛОКАДА И ГРУБОСТЬ ПЕРСОНАЛА
В конце января с. г. в колонии посёлка Буреполом состоялось длительное (трёхдневное) свидание политзаключённого Бориса Стомахина с его мамой. Это последнее длительное свидание Бориса в течение его срока. В конце февраля состоится ещё одно свидание, но оно будет коротким, а 21 марта срок Бориса должен закончиться.
Тем не менее и это последнее длинное свидание не обошлось без надуманных препятствий, создаваемых сотрудниками лагерной администрации для политзэка. Прежде всего, продолжается "книжно-журнально-газетная блокада" Бориса. Он не должен получать по почте ни клочка печатной продукции с воли - ни газеты, ни журнала, ни книги... ничего. Таково условие, которое неукоснительно соблюдается лагерным начальством в отношении Бориса. Правда, во время длительных свиданий до сих пор этот строгий "кордон" удавалось иногда обходить, и за время свидания (только до его окончания!) Борис мог что-то бегло почитать. Допустим, "Новую газету" или журнал "New Times". В этот раз подобного "либерализма" лагерное начальство не допустило. Едва увидев перед свиданием в вещах мамы Бориса какие-то тексты (это были газеты и распечатки статей из интернета) инспектор в звании сержанта Елена Николаевна Пластикова мгновенно схватила сумку.
- Распечатки не отдадим! - заявила она. - На просмотр начальству!
Все уговоры мамы Бориса, что в пачке есть и газеты - вполне легальные газеты, печатающиеся с разрешения российских властей, - инспектор пропустила мимо ушей и ответила, что отдаст все материалы только после проверки начальством в спецчасти.
Даже на третий день свидания газетные материалы так и не вернули.
- Читают! - был лаконичный ответ.
Хотя это была суббота - нерабочий день - и кто мог читать материалы в спецчасти, одному богу известно. Всё вернули маме Бориса только по выходе со свидания. Борис ни строчки из "крамольных" газет, не говоря уж про интернет-распечатки, так и не увидел.
Такую же бесцеремонность и откровенную грубость демонстрировало местное начальство и в иных, чисто бытовых вопросах.
Так, в первый день свидания, в ответ на просьбу вызвать дневального, чтобы помочь донести тяжелые вещи, инспектор в звании старшего прапорщика Нина Васильевна Кузнецова отреагировала отрицательно, хотя не могла не видеть, что маме Бориса, пожилой и больной женщине, тяжело тащить всё в одиночку.
Осмотр вещей, который проводили Кузнецова и Пластикова перед началом свидания, больше напоминал настоящий погром. Все продукты были свалены в одну кучу, так что разобраться в них потом было очень тяжело. Вес передачи оказался на 1 кг больше нормы, и мама Бориса попросила переписать этот "лишний" килограмм на имя другого заключенного. Однако г-жа Пластикова отказалась это делать без разрешения начальства, причём резко заявила:
- Я не буду принимать передачу у вас! Я сейчас лейтенанта вызову!
Речь шла уже о передаче самому Борису. Хотя служебная обязанность г-жи Пластиковой в том и состоит, чтобы принимать передачи...
Ещё один характерный штрих: г-жа Кузнецова заявила, что начальник зоны Макаревич распорядился предоставлять Борису и его родным для свиданий комнаты только на втором этаже (где они гораздо хуже), а не на первом...
Все эти большие и мелкие уколы, конечно, вдвойне тяжелы теперь, когда до конца срока остается совсем немного времени, и можно было бы рассчитывать хотя бы на простое соблюдение законов в отношении политзэка. Но увы...
(Собственная информация).
Тем не менее и это последнее длинное свидание не обошлось без надуманных препятствий, создаваемых сотрудниками лагерной администрации для политзэка. Прежде всего, продолжается "книжно-журнально-газетная блокада" Бориса. Он не должен получать по почте ни клочка печатной продукции с воли - ни газеты, ни журнала, ни книги... ничего. Таково условие, которое неукоснительно соблюдается лагерным начальством в отношении Бориса. Правда, во время длительных свиданий до сих пор этот строгий "кордон" удавалось иногда обходить, и за время свидания (только до его окончания!) Борис мог что-то бегло почитать. Допустим, "Новую газету" или журнал "New Times". В этот раз подобного "либерализма" лагерное начальство не допустило. Едва увидев перед свиданием в вещах мамы Бориса какие-то тексты (это были газеты и распечатки статей из интернета) инспектор в звании сержанта Елена Николаевна Пластикова мгновенно схватила сумку.
- Распечатки не отдадим! - заявила она. - На просмотр начальству!
Все уговоры мамы Бориса, что в пачке есть и газеты - вполне легальные газеты, печатающиеся с разрешения российских властей, - инспектор пропустила мимо ушей и ответила, что отдаст все материалы только после проверки начальством в спецчасти.
Даже на третий день свидания газетные материалы так и не вернули.
- Читают! - был лаконичный ответ.
Хотя это была суббота - нерабочий день - и кто мог читать материалы в спецчасти, одному богу известно. Всё вернули маме Бориса только по выходе со свидания. Борис ни строчки из "крамольных" газет, не говоря уж про интернет-распечатки, так и не увидел.
Такую же бесцеремонность и откровенную грубость демонстрировало местное начальство и в иных, чисто бытовых вопросах.
Так, в первый день свидания, в ответ на просьбу вызвать дневального, чтобы помочь донести тяжелые вещи, инспектор в звании старшего прапорщика Нина Васильевна Кузнецова отреагировала отрицательно, хотя не могла не видеть, что маме Бориса, пожилой и больной женщине, тяжело тащить всё в одиночку.
Осмотр вещей, который проводили Кузнецова и Пластикова перед началом свидания, больше напоминал настоящий погром. Все продукты были свалены в одну кучу, так что разобраться в них потом было очень тяжело. Вес передачи оказался на 1 кг больше нормы, и мама Бориса попросила переписать этот "лишний" килограмм на имя другого заключенного. Однако г-жа Пластикова отказалась это делать без разрешения начальства, причём резко заявила:
- Я не буду принимать передачу у вас! Я сейчас лейтенанта вызову!
Речь шла уже о передаче самому Борису. Хотя служебная обязанность г-жи Пластиковой в том и состоит, чтобы принимать передачи...
Ещё один характерный штрих: г-жа Кузнецова заявила, что начальник зоны Макаревич распорядился предоставлять Борису и его родным для свиданий комнаты только на втором этаже (где они гораздо хуже), а не на первом...
Все эти большие и мелкие уколы, конечно, вдвойне тяжелы теперь, когда до конца срока остается совсем немного времени, и можно было бы рассчитывать хотя бы на простое соблюдение законов в отношении политзэка. Но увы...
(Собственная информация).