Химера Загадочной Русской Души перелетела в рассказ
«Весь мир следил за тем как мы уходим»
(с) Мара
Диверсант Василика примерил на себя пояс смертника и покрутился перед зеркалом. Пояс Василике шел. Он был красивый как молдаванин на своей свадьбе или своих похоронах. Он был широкий, словно душа русского народа. Еще он был расшит золотом и серебром и украшен большой надписью «Братскому русскому народу от жителей евроинтегрированной Молдавии». Диверсант Петрика с улыбкой смотрел на друга. Он предпочел взрывной жилет, так называемую куртку смертника. В принципе, выбор взрывного устройства особого значения не имел, лишь бы взрывалось. Инструктор в тренировочном лагере так им и объяснял, вспомнил Василика.
− Запомните, молдаванчики, - говорил инструктор.
− Главное в нашем бизнесе это Путь и умение видеть его, - говорил он.
− Подобно тому, как лучшие фехтовальщики мира к концу жизни отказывались от мечей и сражались чем под руку попадется... - говорил он.
− … хороший террорист может произвести теракт на ровном месте, чем угодно и как угодно, - говорил он.
− И история с Моисеем и его египетскими жабами отличное тому подтверждение, - говорил он.
− Ну хватит лодырничать, животные, - говорил он.
− За Молдову, за евроинтеграцию, за священные ценности европейсокго молдавского народа... - командовал он.
− … в говно шагом марш! - говорил он.
После чего парни - двадцать отборных добровольцев, - с глубоким вдохом уходили на дно деревенского сортира с головой. Это была отработка приема «откуда-не-ждали», о котором инструктор прочитал в какой-то книжке про древних японцев. Будто бы карлик-нинзя затаился на дне деревенского толчка с копьем в руке и дыхательной трубкой во рту - и тут важно не перепутать, уже знали по опыту курсанты, - и дождался, когда на этот толчок сядет влиятельный и могущественный даймё. Ну, председатель района, если по-молдавски. И когда дайме присел, - говорил инструктор, вращая глазами, словно древний японский демон, - карлик-убийца проткнул его копьем, а сам ушел камнем на дно. Охране и в голову не пришло искать убийцу в яме со зловонной жижей...
История была красивой, но вызывала массу вопросов. Ну например... Как долго пришлось карлику-нинзя ждать влиятельного председателя древнеяпонского района? Откуда он знал, что даймё этот все-таки придет? Как был вычислен один из тысяч деревенских толчков Японии как место, куда все-таки придет даймё, и не просто придет, а еще и сядет? Наконец, оставался самый важный вопрос.
− Скажите, инструктор, - вежливо гудел в дыхательную трубку со дна выгребной ямы Василика.
− Как именно карлик-убийца понял, что даймё садится на толчок? - говорил Василика.
− Ведь отсюда не видно ни черта!, - восклицал он и кашлял, потому что фекалии попадали при криках в трубку.
− Сейчас объясню на практике, - говорил инструктор.
После этого курсанты, замершие на дне этого, - как называл его инструктор, - Мертвого моря, слышали плеск. Будто что-то тяжелое падало на поверхность выгребной ямы... Все становилось понятно, а у курсанта Биешу сработал рефлекс действовать по звуку, который вырабатывается у всякого, кто живет в тренировочном лагере диверсантов. Поэтому он вскочил с торжествующим криком и пронзил присевшего над ямой инструктора тяжелым копьем из стали. Так организация потеряла двух человек. Копье вылезло у инструктора из глотки, а курсант Биешу захлебнулся, потому что начал кричать еще до того, как всплыл на поверхность.... Парней похоронили на пригорке, и установили над ними красивый железный крест.
− Мы никогда не забудем тех, кто пал во время подготовки к Великому Мщению, - сказал идеолог лагеря.
− Их подвиг приравнивается к гибели в бою, - сказал он.
− А теперь споем, - негромко сказал он.
Ребята взяли друг друга за руки и запели.
− Я хотел бы остаться с тобой, просто остаться с тобой, - пели они.
− Но высокая в небе звезда, - выводили они под яркими звездами Молдавии.
− Зовет меня в путь, - плакали они, обнявшись.
− Группа крови-и-и, на рукаве, - пели они, обнявшись еще крепче, по-товарищески.
− Мой порядковый номер на рукаве, - целовали они друг друга в щеки по-дружески.
− Помоги мне остаться в бою, - скулили они, и некоторые уже начинали лапать друг друга.
Кто знает, чем бы кончились поминки, если бы не инструктор по Русской Ментальности, которого недолюбливал весь лагерь. Во-первых, он был русский, но кто лучше русского мог бы рассказать об устройстве этого мерзкого народа?!. Во-вторых, он был пьяный, и это была такая же постоянная величина как то, что он был русский.
То есть, пьяным и русским инструктор Лоринков был всегда.
− Что это вы делаете, пидоры?! - крикнул он.
− Прекратите, немедленно, пидоры, - рявкнул он.
− Отставить, пидоры! - скомандовал он.
Курсанты смущенно отстранились друг от друга вытирая щеки и губы. Инструктор, пошатываясь, оглядел могильные холмики и отлил на них - как он сам позже утверждал, по старинному русскому обычаю, - и велел курсантам бежать кросс в 40 километров. Инструктору никто не перечил, потому что руководство лагеря возлагало на него большие надежды. Правительство Молдавии было уверено, что именно ренегат Лоринков широко распахнет перед диверсантами дверь в загадочную русскую душу. И именно благодаря этому парни, будучи незамеченными и не вызывая вопросов, сумеют совершить то, к чему их долго готовили в лагере диверсантов...
− Русская душа, - говорил задумчиво Лоринков, поиграв на флейте у костра.
− Я блядь сказал русская душа, - сказал он.
Курсанты виновато отняли руки от ушей. Слушать флейту в исполнении Лоринкова было невыносимо, но он увидел такой эпизод в каком-то американском фильме, и с тех пор играл на флейте у костра перед каждой лекцией.
− Многие считают, что русская душа это такая химера, - сказал Лоринков.
− Ну зверь такой с крыльями летучей мыши и мордочкой еврейской художницы Лены Хейдиз, которая обожала рисовать картины о химере русской души, - сказал Лоринков.
− Что, животные, не понимаете культурных пластов блядь? - спросил он.
− Хуесосы, ебана, - сказал он.
− Чмолоты, - сказал он с гордостью, потому что считал себя единственным уцелевшим носителем русского языка, знающим как правильно произносить «чмо» во множественном числе.
− Эль кретинос, - добавил он, потому что учил испанский.
Курсанты Молдавии - страны, отменившей среднее образование еще двадцать лет назад, - виновато молчали. К тому же, - как им объяснили, - что учитель просто обязан унижать ученика, издеваться над ним, бить его, оскорблять... По крайней мере, такое Лоринков тоже видел в каком-то американском фильме.
− Но вернемся к загадочной русской душе, - вернулся к загадочной русской душе инструктор Лоринков.
− По мнению интеллигенции, во многом породившей химеру русской души, эта самая душа есть не что иное, как химера, - объяснял он.
− Что есть это утверждение? - сказал Лоринков.
− Оно само есть не больше, чем химера, - говорил Лоринков.
− Такая же, как интеллигенция, ее породившая, - сказал он.
− Иными словами, мы видим перед собой иллюзорную картинку, на которой уродливая химера с пейсами держит в руках картинку с химерой в валенках, и смеется над ней, - сказал Лоринков.
− И все они - и в валенках и с пейсами, - не больше, чем химеры нашего воображения, - сказал он.
− Понятно? - спросил он.
− Вопрос, - поднял руку студент Василика.
− Слушаю, - сказал Лоринков и отыграл сет на флейте.
− Что такое валенки и пейсы? - спросил Василика.
− Это такие же никчемные псевдо-национальные атрибуты, как твоя сраная кушма (высокая молдавская шапка - прим. авт.), - сказал Лоринков.
− Моя кушма.... да что вы о ней знае... - сказал обидевшийся Василика.
− Сто раз до реки и обратно, - сказал Лоринков.
Группа поднялась и потрусила к реке. Василика, поправляя высокую кушму, шептал проклятия в адрес мудилы-инструктора. Ведь у парня не было ничего дороже, чем эта шапка. Она досталась ему от отца, погибшего в Приднестровье. Василика зажмурил глаза и заплакал. Так он и бежал, пока его не поймал патруль пограничников и не вернул в лагерь, где Василику по ошибке приняли за дезертира и посадили на ночь на дно тренажера «яма даймё».
Сидя в яме, Василика вспомнил отца...
ххх
− Руки на стену! - крикнул большой усатый казак.
Маленький Василика, дрожа, встал к стене и положил руки на стену. Рядом стоял его отец, простой учитель Тудорика Ридманеску. В Бендерах его все уважали и любили, особенно после того, как он возглавил местное отделение национального фронта за освобождение МССР от русской сволоты. Тех, кто не любил и не уважал Тудорику, находили утром на улице мертвыми и обгоревшими. Так что простой учитель - скромный, образованный, воспитанный, - стал настоящим объектом поклонения в Бендерах. Когда началась война с Приднестровьем, Тудорика отошел от дел, потому что не хотел, чтобы на улице утром мертвым и обгоревшим нашли уже его. Но мальчик Василика - ему только исполнилось шесть лет, - знал, что по ночам папа отправляет шифровки в Кишинев.
− Кишинев, Кишинев, я Розалия, - говорил отец в, почему-то, сливной бачок.
− Розалия, ты что, пидор? - спрашивал Кишинев.
− Я маскируюсь, - отвечала Розалия, ну, в смысле Тудорика.
− Сегодня в город прибыло пополнение в составе... - говорил он в бачок.
− На вооружении присутствуют образцы... - докладывал он.
Время от времени Тудорика смывал бачок. Ну, для конспирации. Из-за этого Кишинев нервничал и все равно называл Тудорику пидором. Маленький Василика гордился отцом... Война шла к своему логическому завершению - молдаване должны были проиграть, как обычно, - когда шпиона предал кто-то из местных. И в квартиру ввалились пьяные казаки...
− Руки на стену! - крикнули они.
− Ну что, Розалия-Тудорика, - сказали они.
− Пришло твое время, гнида, - сказали они.
− Я не понимаю, о чем вы, - сказал отец Василики, подмигивая сыну.
− Мы в курсе, что канализационная труба связывает твой унитаз с Кишиневом, - сказали казаки.
− Сейчас мы тебя расстреляем за шпионаж, - сказали они.
− Шпионаж это когда за границей, а я у себя дома! - крикнул Розалия-Тудорика.
− Пиздуйте в Чечню! - крикнул он.
− Мы что, кретины?! - крикнули казаки в ответ,
− В Чечне убивают! - крикнули они.
− Здесь, впрочем, тоже, - крикнули они.
Поставили Тудорику-Розалию на балкон и сделали его Розалией. После этой, - как стыдливо называл ее про себя Василика, - инициации, казаки нажали на курки. Словно в замедленной съемке замерший от ужаса мальчик видел, как пули вылетают из стволов автоматов, и, со злорадными русскими ухмылками, летят в его отца. Тудорика в последнем прыжке прикрыл тело сына, и упал, растерзанный пулями.
− Тратататата, - стучали автоматы казаков.
− Пидо-до-до-до-ры-ры-ры-ры... - в такт выстрелам пытался оскорбить врага перед смертью Тудорика.
Когда отец умер и казаки ушли, маленький Василика выполз из-под тела Тудорики и заплакал.
− Не плачь, сынок, - сказал отец.
− Отец?! - сказал Василика.
− Все ок, мы, молдаване, и после смерти разговариваем, - сказал Тудорика.
− По крайней мере, так писал в своем мистическом рассказе проклятый писатель Лоринков, которого мы ненавидим за то, что он пишет книги про молдаван, не получив на это лицензию, - сказал Тудорика, и Василика впервые услышал эту фамилию.
− Сынок, я хочу поделиться с тобой секретами, которые должен знать каждый мужчина, причем узнать от отца, - сказал Тудорика.
− Ключи от холодильника в гараже, а ключ от гаража под ковриком, - сказал скуповатый Тудорика первый секрет.
− Если пустить под одеялом газы, и потом нырнуть с головой, становится смешно, как от веселящего газа, - сказал он второй секрет.
− Никогда не пей дома сам, а то блеванешь и захлебнешься, - был третий секрет.
− Не рой яму ближнему, если можно прикончить его со спины, - сказал Тудорика.
− А сейчас прощай, - сказал он.
− Отец, отец, ОТЕЦ!!!! - закричал Василика.
Но теперь Розалия - Тудорчика был точно мертв. Василика похоронил его на краю города, причем копал могилу руками, и поставил на могиле дощечку с надписью «Розалия-Тудорика».
В городе сразу появилась легенда о прекрасном пастухе Тудорике и юной пастушке Розалии, которые сосались и лапались в поле, когда их накрыла ракета «Град». И влюбленных похоронили в одной могиле... Кто пустил ракету «Град», зависело от симпатий рассказчика: молдаване утверждали, что это была казацкая ракета, а приднестровцы - что кишиневская. Но все в глубине души понимали, что казаки не могли пустить ракету.
Ракету, - в отличие от маскарадной шашки и фальшивого «георгиевского ордена», - из рессоры не выточишь...
ххх
… в Кишиневе Василика с молодой матерью, вдовой Тудорики, скитался по съемным квартирам. Жизнь быстро расставила все на свои места. Это в Приднестровье они были герои и любимцы кишиневской публики, а в Кишиневе Василику с мамой считали лимитой, шпыняли, обижали и гнали отовсюду. Несмотря на все старания вдовы, им не дали квартиру, не дали пенсию, не дали места в школе, и не дали медальку. Им дали только понять, и дали понять, что их место там, откуда покойный отец Василики передавал шифровки в Кимшинев.
Единственное место, где им помогли, оказался троллейбусный парк Кишинева.
− Вдова героя приднестровской войны? - сказал начальник парка, молдавский румын и глава ячейки Народного фронта Михай Киртака.
− Ну тогда вам скидка, тогда без сраки, - сказал он.
Михай набирал кондукторов из сельских женщин, и за рабочее место брал каждую из них на испытательный срок, в рот, вагину, и зад. Но для мамы Василики сделали послабление. После успешно пройденного испытания она получила резиновые тапки, халат, и удостоверение. Так Василика и вырос, в троллейбусе, где днем сидел в углу и зубрил уроки, а ночью спал на сдвоенных сидениях рядом с поседевшей мамкой. Мальчишка все запомнил....
Василика ненавидел русских, «зайцев», и все отделения народного фронта.
Поэтому, когда парню, попавшему в армию, предложили пойти в лагерь диверсантов, и работать потом на территории России, Василика согласился не раздумывая.
ххх
На выпускном инструктор Лоринков прослезился, и пригласил курсантов - осталось всего двенадцать парней, - к себе в палатку. Там пахло, почему-то, брагой, и в углу булькал какой-то аппарат, похожий на самовар.
− Братцы, - сказал Лоринков.
− Простите если что не так, я вас хоть и третировал, но ничего против не имел, - сказал Лоринков.
− Вот так, - сказал он и разрыдался.
Парни не удивились. После года лекций Лоринкова они знали, что такова особенность русской души. Они бы не удивились, если бы Лоринков пристрелил кого-то из них, отлил на труп, а потом каялся и убивался на могиле целый месяц. Собственно, с одним из курсантов Лоринков так и поступил.... Взяв себя в руки, инструктор нацедил из «самовара» какой-то жидкости, видимо, чая, и сказал.
− Ребятушки, бля буду.
− Сейчас я готов ответить на все ваши вопросы, - сказал он.
− И вам за это ничего не будет, - сказал он.
− Как вы, русский, оказались с нами? - спросил Петрика.
Лоринков путано объяснил.
− Я русский, но руских нет, - сказал он.
− Я человек-фантом, - сказал он.
− Современные русские считают себя русскими, - сказал он.
− Но пидор-москвич, выбравшийся на Неглинку, или как там называется их река, подрочить в рубахе с вышивкой и с выкриками «о Злата о Перун!» имеет такое же отношение к днепровским славянам... , - сказал он.
− … как житель Израиля из Жмеринки, решивший что он еврей и отращивающий пейсы и мучающийся в жарком халате - к древнему гордому племени, проведшему геноцид на Сионском полуострове семь тысяч лет назад, - сказал он.
− То есть, никакого, - сказал он.
− Русский, еврей, француз... нынче все это бренд, - сказал он.
− Всех русских перебили в 17-м году, а редких оставшихся добили в 89-м, - сказал он.
− Остались только гении или сумасшедшие типа меня, - сказал он.
− Никого не осталось, - сказал он.
− Вот, к примеру, евреи, - сказал он.
− Никаких евреев уже нет, - сказал он.
− Всех евреев уничтожили в концлагерях Второй Мировой, - сказал он.
− Те, кто сейчас объявляют себя евреями, не больше чем хитрожопые туристы, которые хотят урвать апельсиновую рощу на берегу моря на основании дальнего родства с еврейской прапрабабушкой, - сказал он.
− Потому что только таких праправнуков при Гитлере и не уничтожали, потому что они, по сути, и не были евреями, - сказал он.
− А что-что, а уничтожали при Гитлере профессионально, - сказал он.
− Французов повывели в конце 20 века, - продолжал Лоринков, прихлебывая «чай» из блюдца.
− Те кто остались, такие же евреи, русские и французы, как Пушкин - негр, - сказал он.
− То есть, никакие, - сказал он.
− Люди придумывают себе национальность, - сказал он.
После чего, пошатываясь, встал, надел мундир, и сказал торжественно:
− И только молдаване...
− Только молдаване имеют право называться молдаванами, - сказал он сурово.
− Вы и правда народ! - сказал он.
− В отличие от лживых идей о «русской душе» или «еврейском Законе», потерпевших полный крах, - сказал он.
− … ваши кумовство, клановость и повальное воровство сплотили вас, и дали возможность сохраниться как этнической единице, как народу! - сказал он.
После этого Лоринков угостил ребят пряниками.
− Вопросы есть? - спросил он.
− Спрашивайте о самом важном, мы больше не увидимся, - сказал он.
− Вы правда верите в то, что мы, молдаване, исключительный народ? - спросил Петрика.
− Нет, но вы платите мне за такие утверждения зарплату, - сказал Лоринков.
− На севере действительно бывает снега по пояс? - спросил Ионика.
− До самого до хера, - сказал Лоринков и показал.
− Русские правда пьют водку литрами? - спросил Сашика.
− Нет, конечно, - сказал Лоринков, выпил еще чаю, выдохнул и рассмеялся,
− В чем сущность русской души? - спросил Андрика.
− В ее невероятной вместительности, - сказал Лоринков.
− Что русские любят больше всего? - спросил Афанасика.
− Русских почти не осталось, так что можешь не париться, - сказал Лоринков.
− Так кто вы по национальности? - спросил Дорин.
− Такие вопросы задают только нацмены, - сказал Лоринков.
− Но для вас - болгарин, - сказал он.
− Болгарин хуев, - сказал он и рассмеялся.
− Почему вы пьете чай из блюдца? - спросил Василика.
Лоринков ответил:
− Так догоняет быстрее, братан.
(источник - http://vkontakte.ru/note9882647_10193765, автор - Владимир Ермоленко, спасибо
vadim_karp за наводку)
(с) Мара
Диверсант Василика примерил на себя пояс смертника и покрутился перед зеркалом. Пояс Василике шел. Он был красивый как молдаванин на своей свадьбе или своих похоронах. Он был широкий, словно душа русского народа. Еще он был расшит золотом и серебром и украшен большой надписью «Братскому русскому народу от жителей евроинтегрированной Молдавии». Диверсант Петрика с улыбкой смотрел на друга. Он предпочел взрывной жилет, так называемую куртку смертника. В принципе, выбор взрывного устройства особого значения не имел, лишь бы взрывалось. Инструктор в тренировочном лагере так им и объяснял, вспомнил Василика.
− Запомните, молдаванчики, - говорил инструктор.
− Главное в нашем бизнесе это Путь и умение видеть его, - говорил он.
− Подобно тому, как лучшие фехтовальщики мира к концу жизни отказывались от мечей и сражались чем под руку попадется... - говорил он.
− … хороший террорист может произвести теракт на ровном месте, чем угодно и как угодно, - говорил он.
− И история с Моисеем и его египетскими жабами отличное тому подтверждение, - говорил он.
− Ну хватит лодырничать, животные, - говорил он.
− За Молдову, за евроинтеграцию, за священные ценности европейсокго молдавского народа... - командовал он.
− … в говно шагом марш! - говорил он.
После чего парни - двадцать отборных добровольцев, - с глубоким вдохом уходили на дно деревенского сортира с головой. Это была отработка приема «откуда-не-ждали», о котором инструктор прочитал в какой-то книжке про древних японцев. Будто бы карлик-нинзя затаился на дне деревенского толчка с копьем в руке и дыхательной трубкой во рту - и тут важно не перепутать, уже знали по опыту курсанты, - и дождался, когда на этот толчок сядет влиятельный и могущественный даймё. Ну, председатель района, если по-молдавски. И когда дайме присел, - говорил инструктор, вращая глазами, словно древний японский демон, - карлик-убийца проткнул его копьем, а сам ушел камнем на дно. Охране и в голову не пришло искать убийцу в яме со зловонной жижей...
История была красивой, но вызывала массу вопросов. Ну например... Как долго пришлось карлику-нинзя ждать влиятельного председателя древнеяпонского района? Откуда он знал, что даймё этот все-таки придет? Как был вычислен один из тысяч деревенских толчков Японии как место, куда все-таки придет даймё, и не просто придет, а еще и сядет? Наконец, оставался самый важный вопрос.
− Скажите, инструктор, - вежливо гудел в дыхательную трубку со дна выгребной ямы Василика.
− Как именно карлик-убийца понял, что даймё садится на толчок? - говорил Василика.
− Ведь отсюда не видно ни черта!, - восклицал он и кашлял, потому что фекалии попадали при криках в трубку.
− Сейчас объясню на практике, - говорил инструктор.
После этого курсанты, замершие на дне этого, - как называл его инструктор, - Мертвого моря, слышали плеск. Будто что-то тяжелое падало на поверхность выгребной ямы... Все становилось понятно, а у курсанта Биешу сработал рефлекс действовать по звуку, который вырабатывается у всякого, кто живет в тренировочном лагере диверсантов. Поэтому он вскочил с торжествующим криком и пронзил присевшего над ямой инструктора тяжелым копьем из стали. Так организация потеряла двух человек. Копье вылезло у инструктора из глотки, а курсант Биешу захлебнулся, потому что начал кричать еще до того, как всплыл на поверхность.... Парней похоронили на пригорке, и установили над ними красивый железный крест.
− Мы никогда не забудем тех, кто пал во время подготовки к Великому Мщению, - сказал идеолог лагеря.
− Их подвиг приравнивается к гибели в бою, - сказал он.
− А теперь споем, - негромко сказал он.
Ребята взяли друг друга за руки и запели.
− Я хотел бы остаться с тобой, просто остаться с тобой, - пели они.
− Но высокая в небе звезда, - выводили они под яркими звездами Молдавии.
− Зовет меня в путь, - плакали они, обнявшись.
− Группа крови-и-и, на рукаве, - пели они, обнявшись еще крепче, по-товарищески.
− Мой порядковый номер на рукаве, - целовали они друг друга в щеки по-дружески.
− Помоги мне остаться в бою, - скулили они, и некоторые уже начинали лапать друг друга.
Кто знает, чем бы кончились поминки, если бы не инструктор по Русской Ментальности, которого недолюбливал весь лагерь. Во-первых, он был русский, но кто лучше русского мог бы рассказать об устройстве этого мерзкого народа?!. Во-вторых, он был пьяный, и это была такая же постоянная величина как то, что он был русский.
То есть, пьяным и русским инструктор Лоринков был всегда.
− Что это вы делаете, пидоры?! - крикнул он.
− Прекратите, немедленно, пидоры, - рявкнул он.
− Отставить, пидоры! - скомандовал он.
Курсанты смущенно отстранились друг от друга вытирая щеки и губы. Инструктор, пошатываясь, оглядел могильные холмики и отлил на них - как он сам позже утверждал, по старинному русскому обычаю, - и велел курсантам бежать кросс в 40 километров. Инструктору никто не перечил, потому что руководство лагеря возлагало на него большие надежды. Правительство Молдавии было уверено, что именно ренегат Лоринков широко распахнет перед диверсантами дверь в загадочную русскую душу. И именно благодаря этому парни, будучи незамеченными и не вызывая вопросов, сумеют совершить то, к чему их долго готовили в лагере диверсантов...
− Русская душа, - говорил задумчиво Лоринков, поиграв на флейте у костра.
− Я блядь сказал русская душа, - сказал он.
Курсанты виновато отняли руки от ушей. Слушать флейту в исполнении Лоринкова было невыносимо, но он увидел такой эпизод в каком-то американском фильме, и с тех пор играл на флейте у костра перед каждой лекцией.
− Многие считают, что русская душа это такая химера, - сказал Лоринков.
− Ну зверь такой с крыльями летучей мыши и мордочкой еврейской художницы Лены Хейдиз, которая обожала рисовать картины о химере русской души, - сказал Лоринков.
− Что, животные, не понимаете культурных пластов блядь? - спросил он.
− Хуесосы, ебана, - сказал он.
− Чмолоты, - сказал он с гордостью, потому что считал себя единственным уцелевшим носителем русского языка, знающим как правильно произносить «чмо» во множественном числе.
− Эль кретинос, - добавил он, потому что учил испанский.
Курсанты Молдавии - страны, отменившей среднее образование еще двадцать лет назад, - виновато молчали. К тому же, - как им объяснили, - что учитель просто обязан унижать ученика, издеваться над ним, бить его, оскорблять... По крайней мере, такое Лоринков тоже видел в каком-то американском фильме.
− Но вернемся к загадочной русской душе, - вернулся к загадочной русской душе инструктор Лоринков.
− По мнению интеллигенции, во многом породившей химеру русской души, эта самая душа есть не что иное, как химера, - объяснял он.
− Что есть это утверждение? - сказал Лоринков.
− Оно само есть не больше, чем химера, - говорил Лоринков.
− Такая же, как интеллигенция, ее породившая, - сказал он.
− Иными словами, мы видим перед собой иллюзорную картинку, на которой уродливая химера с пейсами держит в руках картинку с химерой в валенках, и смеется над ней, - сказал Лоринков.
− И все они - и в валенках и с пейсами, - не больше, чем химеры нашего воображения, - сказал он.
− Понятно? - спросил он.
− Вопрос, - поднял руку студент Василика.
− Слушаю, - сказал Лоринков и отыграл сет на флейте.
− Что такое валенки и пейсы? - спросил Василика.
− Это такие же никчемные псевдо-национальные атрибуты, как твоя сраная кушма (высокая молдавская шапка - прим. авт.), - сказал Лоринков.
− Моя кушма.... да что вы о ней знае... - сказал обидевшийся Василика.
− Сто раз до реки и обратно, - сказал Лоринков.
Группа поднялась и потрусила к реке. Василика, поправляя высокую кушму, шептал проклятия в адрес мудилы-инструктора. Ведь у парня не было ничего дороже, чем эта шапка. Она досталась ему от отца, погибшего в Приднестровье. Василика зажмурил глаза и заплакал. Так он и бежал, пока его не поймал патруль пограничников и не вернул в лагерь, где Василику по ошибке приняли за дезертира и посадили на ночь на дно тренажера «яма даймё».
Сидя в яме, Василика вспомнил отца...
ххх
− Руки на стену! - крикнул большой усатый казак.
Маленький Василика, дрожа, встал к стене и положил руки на стену. Рядом стоял его отец, простой учитель Тудорика Ридманеску. В Бендерах его все уважали и любили, особенно после того, как он возглавил местное отделение национального фронта за освобождение МССР от русской сволоты. Тех, кто не любил и не уважал Тудорику, находили утром на улице мертвыми и обгоревшими. Так что простой учитель - скромный, образованный, воспитанный, - стал настоящим объектом поклонения в Бендерах. Когда началась война с Приднестровьем, Тудорика отошел от дел, потому что не хотел, чтобы на улице утром мертвым и обгоревшим нашли уже его. Но мальчик Василика - ему только исполнилось шесть лет, - знал, что по ночам папа отправляет шифровки в Кишинев.
− Кишинев, Кишинев, я Розалия, - говорил отец в, почему-то, сливной бачок.
− Розалия, ты что, пидор? - спрашивал Кишинев.
− Я маскируюсь, - отвечала Розалия, ну, в смысле Тудорика.
− Сегодня в город прибыло пополнение в составе... - говорил он в бачок.
− На вооружении присутствуют образцы... - докладывал он.
Время от времени Тудорика смывал бачок. Ну, для конспирации. Из-за этого Кишинев нервничал и все равно называл Тудорику пидором. Маленький Василика гордился отцом... Война шла к своему логическому завершению - молдаване должны были проиграть, как обычно, - когда шпиона предал кто-то из местных. И в квартиру ввалились пьяные казаки...
− Руки на стену! - крикнули они.
− Ну что, Розалия-Тудорика, - сказали они.
− Пришло твое время, гнида, - сказали они.
− Я не понимаю, о чем вы, - сказал отец Василики, подмигивая сыну.
− Мы в курсе, что канализационная труба связывает твой унитаз с Кишиневом, - сказали казаки.
− Сейчас мы тебя расстреляем за шпионаж, - сказали они.
− Шпионаж это когда за границей, а я у себя дома! - крикнул Розалия-Тудорика.
− Пиздуйте в Чечню! - крикнул он.
− Мы что, кретины?! - крикнули казаки в ответ,
− В Чечне убивают! - крикнули они.
− Здесь, впрочем, тоже, - крикнули они.
Поставили Тудорику-Розалию на балкон и сделали его Розалией. После этой, - как стыдливо называл ее про себя Василика, - инициации, казаки нажали на курки. Словно в замедленной съемке замерший от ужаса мальчик видел, как пули вылетают из стволов автоматов, и, со злорадными русскими ухмылками, летят в его отца. Тудорика в последнем прыжке прикрыл тело сына, и упал, растерзанный пулями.
− Тратататата, - стучали автоматы казаков.
− Пидо-до-до-до-ры-ры-ры-ры... - в такт выстрелам пытался оскорбить врага перед смертью Тудорика.
Когда отец умер и казаки ушли, маленький Василика выполз из-под тела Тудорики и заплакал.
− Не плачь, сынок, - сказал отец.
− Отец?! - сказал Василика.
− Все ок, мы, молдаване, и после смерти разговариваем, - сказал Тудорика.
− По крайней мере, так писал в своем мистическом рассказе проклятый писатель Лоринков, которого мы ненавидим за то, что он пишет книги про молдаван, не получив на это лицензию, - сказал Тудорика, и Василика впервые услышал эту фамилию.
− Сынок, я хочу поделиться с тобой секретами, которые должен знать каждый мужчина, причем узнать от отца, - сказал Тудорика.
− Ключи от холодильника в гараже, а ключ от гаража под ковриком, - сказал скуповатый Тудорика первый секрет.
− Если пустить под одеялом газы, и потом нырнуть с головой, становится смешно, как от веселящего газа, - сказал он второй секрет.
− Никогда не пей дома сам, а то блеванешь и захлебнешься, - был третий секрет.
− Не рой яму ближнему, если можно прикончить его со спины, - сказал Тудорика.
− А сейчас прощай, - сказал он.
− Отец, отец, ОТЕЦ!!!! - закричал Василика.
Но теперь Розалия - Тудорчика был точно мертв. Василика похоронил его на краю города, причем копал могилу руками, и поставил на могиле дощечку с надписью «Розалия-Тудорика».
В городе сразу появилась легенда о прекрасном пастухе Тудорике и юной пастушке Розалии, которые сосались и лапались в поле, когда их накрыла ракета «Град». И влюбленных похоронили в одной могиле... Кто пустил ракету «Град», зависело от симпатий рассказчика: молдаване утверждали, что это была казацкая ракета, а приднестровцы - что кишиневская. Но все в глубине души понимали, что казаки не могли пустить ракету.
Ракету, - в отличие от маскарадной шашки и фальшивого «георгиевского ордена», - из рессоры не выточишь...
ххх
… в Кишиневе Василика с молодой матерью, вдовой Тудорики, скитался по съемным квартирам. Жизнь быстро расставила все на свои места. Это в Приднестровье они были герои и любимцы кишиневской публики, а в Кишиневе Василику с мамой считали лимитой, шпыняли, обижали и гнали отовсюду. Несмотря на все старания вдовы, им не дали квартиру, не дали пенсию, не дали места в школе, и не дали медальку. Им дали только понять, и дали понять, что их место там, откуда покойный отец Василики передавал шифровки в Кимшинев.
Единственное место, где им помогли, оказался троллейбусный парк Кишинева.
− Вдова героя приднестровской войны? - сказал начальник парка, молдавский румын и глава ячейки Народного фронта Михай Киртака.
− Ну тогда вам скидка, тогда без сраки, - сказал он.
Михай набирал кондукторов из сельских женщин, и за рабочее место брал каждую из них на испытательный срок, в рот, вагину, и зад. Но для мамы Василики сделали послабление. После успешно пройденного испытания она получила резиновые тапки, халат, и удостоверение. Так Василика и вырос, в троллейбусе, где днем сидел в углу и зубрил уроки, а ночью спал на сдвоенных сидениях рядом с поседевшей мамкой. Мальчишка все запомнил....
Василика ненавидел русских, «зайцев», и все отделения народного фронта.
Поэтому, когда парню, попавшему в армию, предложили пойти в лагерь диверсантов, и работать потом на территории России, Василика согласился не раздумывая.
ххх
На выпускном инструктор Лоринков прослезился, и пригласил курсантов - осталось всего двенадцать парней, - к себе в палатку. Там пахло, почему-то, брагой, и в углу булькал какой-то аппарат, похожий на самовар.
− Братцы, - сказал Лоринков.
− Простите если что не так, я вас хоть и третировал, но ничего против не имел, - сказал Лоринков.
− Вот так, - сказал он и разрыдался.
Парни не удивились. После года лекций Лоринкова они знали, что такова особенность русской души. Они бы не удивились, если бы Лоринков пристрелил кого-то из них, отлил на труп, а потом каялся и убивался на могиле целый месяц. Собственно, с одним из курсантов Лоринков так и поступил.... Взяв себя в руки, инструктор нацедил из «самовара» какой-то жидкости, видимо, чая, и сказал.
− Ребятушки, бля буду.
− Сейчас я готов ответить на все ваши вопросы, - сказал он.
− И вам за это ничего не будет, - сказал он.
− Как вы, русский, оказались с нами? - спросил Петрика.
Лоринков путано объяснил.
− Я русский, но руских нет, - сказал он.
− Я человек-фантом, - сказал он.
− Современные русские считают себя русскими, - сказал он.
− Но пидор-москвич, выбравшийся на Неглинку, или как там называется их река, подрочить в рубахе с вышивкой и с выкриками «о Злата о Перун!» имеет такое же отношение к днепровским славянам... , - сказал он.
− … как житель Израиля из Жмеринки, решивший что он еврей и отращивающий пейсы и мучающийся в жарком халате - к древнему гордому племени, проведшему геноцид на Сионском полуострове семь тысяч лет назад, - сказал он.
− То есть, никакого, - сказал он.
− Русский, еврей, француз... нынче все это бренд, - сказал он.
− Всех русских перебили в 17-м году, а редких оставшихся добили в 89-м, - сказал он.
− Остались только гении или сумасшедшие типа меня, - сказал он.
− Никого не осталось, - сказал он.
− Вот, к примеру, евреи, - сказал он.
− Никаких евреев уже нет, - сказал он.
− Всех евреев уничтожили в концлагерях Второй Мировой, - сказал он.
− Те, кто сейчас объявляют себя евреями, не больше чем хитрожопые туристы, которые хотят урвать апельсиновую рощу на берегу моря на основании дальнего родства с еврейской прапрабабушкой, - сказал он.
− Потому что только таких праправнуков при Гитлере и не уничтожали, потому что они, по сути, и не были евреями, - сказал он.
− А что-что, а уничтожали при Гитлере профессионально, - сказал он.
− Французов повывели в конце 20 века, - продолжал Лоринков, прихлебывая «чай» из блюдца.
− Те кто остались, такие же евреи, русские и французы, как Пушкин - негр, - сказал он.
− То есть, никакие, - сказал он.
− Люди придумывают себе национальность, - сказал он.
После чего, пошатываясь, встал, надел мундир, и сказал торжественно:
− И только молдаване...
− Только молдаване имеют право называться молдаванами, - сказал он сурово.
− Вы и правда народ! - сказал он.
− В отличие от лживых идей о «русской душе» или «еврейском Законе», потерпевших полный крах, - сказал он.
− … ваши кумовство, клановость и повальное воровство сплотили вас, и дали возможность сохраниться как этнической единице, как народу! - сказал он.
После этого Лоринков угостил ребят пряниками.
− Вопросы есть? - спросил он.
− Спрашивайте о самом важном, мы больше не увидимся, - сказал он.
− Вы правда верите в то, что мы, молдаване, исключительный народ? - спросил Петрика.
− Нет, но вы платите мне за такие утверждения зарплату, - сказал Лоринков.
− На севере действительно бывает снега по пояс? - спросил Ионика.
− До самого до хера, - сказал Лоринков и показал.
− Русские правда пьют водку литрами? - спросил Сашика.
− Нет, конечно, - сказал Лоринков, выпил еще чаю, выдохнул и рассмеялся,
− В чем сущность русской души? - спросил Андрика.
− В ее невероятной вместительности, - сказал Лоринков.
− Что русские любят больше всего? - спросил Афанасика.
− Русских почти не осталось, так что можешь не париться, - сказал Лоринков.
− Так кто вы по национальности? - спросил Дорин.
− Такие вопросы задают только нацмены, - сказал Лоринков.
− Но для вас - болгарин, - сказал он.
− Болгарин хуев, - сказал он и рассмеялся.
− Почему вы пьете чай из блюдца? - спросил Василика.
Лоринков ответил:
− Так догоняет быстрее, братан.
(источник - http://vkontakte.ru/note9882647_10193765, автор - Владимир Ермоленко, спасибо
vadim_karp за наводку)