"Быть русским, любить Россию - это духовное состояние" (М. Пришвин)
С большой радостью читаю главу про древнерусское искусство в учебнике Н. Дмитриевой. Дело в том, что меня всегда волновала тема "русскости", загадка моей остро ощущаемой национальной идентичности. Мне кажется странным, что мне легче прочувствовать дух и самобытность Древней Греции, с которой меня разделяют тысячелетия, чем приблизиться к мировоззрению моих дальних предков, с которым меня разделяют "всего" несколько веков. Меня изумляет, что я ощущаю себя причастной скорее европейской цивилизации и загадочный "русский дух" для меня почти так же непостижим, как для обычного европейца. Но я силюсь его уловить, потому как пониманию он не поддается.
И когда я чувствую то самое, исконное, некий "ключик", это меня захватывает, приходит азарт и увлеченность. И сразу складывается пазл всех моих прежних находок, находятся новые смыслы и возникают все новые и новые вопросы.
В этот раз меня взволновало исследование древней иконописи Н. Дмитриевой. Вот что она пишет о древнерусских иконописцах и иконописи: "У живописца не было намерения изобразить пространственно-единую и единовременную сцену... Художник изображает не то, что однажды было, а нечто из века существующее "в некотором царстве, некотором государстве". Небо и земля, божественное и земное не разделены: и то и другое переведено в единый сказочный план, подобно тому как в известной сказке старик ходит в гости к солнцу и месяцу. ...
В образах древнерусской живописи очевиден сплав христианской мифологии с бытовыми и фольклорными традициями, исторических воспоминаний с эмоциональным переживанием современности. Здесь перед нами раскрывается такой же своеобразный мир, как в "Слово о полку Игореве", - одновременно и легендарный и реальный. Автор "Слова", православный христианин, называет своих современников "внуками Даждьбога"; княгиня Ярославна у него заклинает стихии, на озере плещет крылами таинственная Дева-Обида, вещий Див кличет, предвещая беду."
Меня это как-то очень глубоко тронуло и внезапно оказалось, что для меня в древнерусском изобразительном искусстве и архитектуре воплощен не просто сплав сказки и были, а вневременное единство сказки и были, божественного и земного, земная телесная устойчивость и тонкая небесная одухотворенность, единство, непротиворечивость, полнота восприятия. Для меня древнерусский человек - это вневременной, внепространственный человек, одновременно с этим живущий в материальном мире и чутко прислушивающийся к биению пульса времени, человек в полном смысле этого слова современный. И в этом кажущемся противоречии я каким-то шестым чувством нашла искомое: мой древнерусский человек - богочеловек. И из этого мироощущения совершенно естественно рождается образное видение и мышление, поэтическое любование природой, земным, любым проявлением жизни. И мне стала чуть яснее суть русского смирения. И немного приоткрылось, откуда растет необычайная народная стойкость и корни знаменитого русского долготерпения. Мне стало понятнее, почему в качестве религии тысячу лет назад выбрано христианство и откуда родился такой всплеск исследований, дискуссий на темы христианства, богоизбранности и русского мессианства в конце 19-начале 20 века. Мне стала ближе наша классическая литература и философия. Мне приоткрылись новые смыслы сложной истории моего народа.
И когда я чувствую то самое, исконное, некий "ключик", это меня захватывает, приходит азарт и увлеченность. И сразу складывается пазл всех моих прежних находок, находятся новые смыслы и возникают все новые и новые вопросы.
В этот раз меня взволновало исследование древней иконописи Н. Дмитриевой. Вот что она пишет о древнерусских иконописцах и иконописи: "У живописца не было намерения изобразить пространственно-единую и единовременную сцену... Художник изображает не то, что однажды было, а нечто из века существующее "в некотором царстве, некотором государстве". Небо и земля, божественное и земное не разделены: и то и другое переведено в единый сказочный план, подобно тому как в известной сказке старик ходит в гости к солнцу и месяцу. ...
В образах древнерусской живописи очевиден сплав христианской мифологии с бытовыми и фольклорными традициями, исторических воспоминаний с эмоциональным переживанием современности. Здесь перед нами раскрывается такой же своеобразный мир, как в "Слово о полку Игореве", - одновременно и легендарный и реальный. Автор "Слова", православный христианин, называет своих современников "внуками Даждьбога"; княгиня Ярославна у него заклинает стихии, на озере плещет крылами таинственная Дева-Обида, вещий Див кличет, предвещая беду."
Меня это как-то очень глубоко тронуло и внезапно оказалось, что для меня в древнерусском изобразительном искусстве и архитектуре воплощен не просто сплав сказки и были, а вневременное единство сказки и были, божественного и земного, земная телесная устойчивость и тонкая небесная одухотворенность, единство, непротиворечивость, полнота восприятия. Для меня древнерусский человек - это вневременной, внепространственный человек, одновременно с этим живущий в материальном мире и чутко прислушивающийся к биению пульса времени, человек в полном смысле этого слова современный. И в этом кажущемся противоречии я каким-то шестым чувством нашла искомое: мой древнерусский человек - богочеловек. И из этого мироощущения совершенно естественно рождается образное видение и мышление, поэтическое любование природой, земным, любым проявлением жизни. И мне стала чуть яснее суть русского смирения. И немного приоткрылось, откуда растет необычайная народная стойкость и корни знаменитого русского долготерпения. Мне стало понятнее, почему в качестве религии тысячу лет назад выбрано христианство и откуда родился такой всплеск исследований, дискуссий на темы христианства, богоизбранности и русского мессианства в конце 19-начале 20 века. Мне стала ближе наша классическая литература и философия. Мне приоткрылись новые смыслы сложной истории моего народа.