Вместо письма
Интернета нет и некогда. Спасибо всем, кто поздравлял с днем рождения. До глубины души! Ответить не могла. Дела идут. МБТИ, жеки, энергосбыт. 26-го посмотрели Нуриев форева, в субботу Князя Игоря, в воскресенье - Шопениану и Кармен, потом Цирюльника, потом Лебединое, на Лебедином впереди сидящая дама сказала, что Олена Добряньска - толстая. Ну, я думаю, ничего, тварь (про даму), когда придем к власти, нассым тебе в тапки. Первого числа - Травиата, второго сходили в филармонию: Хобарт Эрл, я думаю, не просто талантливый дирижер, а особенный - особенный среди талантливых. Хинастеру дирижировал танцуя. Очень любим его и беспрерывно боготворим. В выходные же поехали на кладбище. Возложили цветы. Прошлой осенью, находясь в состоянии обширного стресса и тяжелейшего физического напряжения, я на время отключила огни дальнего света и в будущее смотреть перестала, слишком много сил требовалось для взгляда в день текущий. Сейчас же, придя в состояние близкое к норме, я вдруг осознала, что сотрудники похоронного бюро неоднократно предлагали осенью купить дополнительное (второе) место на кладбище. (Профессионалы! Опыт сын ошибок трудных). Сотрудники в течение трех дней в разное время суток, то за столом, то в машине, то за выбором гроба все подсовывали мне под нос какие-то бланки, расчеты, столбики цифр и вопросительно заглядывали в лицо: мол, не хотите ли заранее приобрести дополнительный кусок земли. Я все отклонила. Теперь стояли с Андре, смотрели на могилу и сердце опалил внезапно переизбыток ясности: надо было брать. Говорю, вот, теперь могли б оградку, столик, скамейку, красиво присесть, стаканы поставить. Андре - человек легкомысленный - говорит, все поставим, мать, не грусти. (Куда?) А потом, говорю я, жизнь чревата сюрпризами, может быть, и мне суждено было б тут умереть, и тогда я могла б прям здесь, рядом с папочкой, и похорониться. Андре говорит, да ладно, к тому моменту всех уж будут хоронить на Марсе. Шутка не прошла. Андре тогда говорит, а сколько просили за доп.место. Отвечаю - 760. Ну, вот, говорит на это брат - а представь, Катрин, если изобретут эликсир бессмертия, а 760 гривен как с куста ты б отдала, что тогда? - вот бы жаба давила! Тем не менее, прискорбно. На следующей неделе посмотрели Пахиту, Вальпургиеву ночь, Запорожца, любимую нашу оперу с саундом Турандот и Жизель. В программке напротив Жизели стояли два имени Александра Воробьева и Ольга Воробьева. В антракте подбегаем к служительнице, спрашиваем: так кто из них? Она говорит, а вас шо, это сильно волнует? (Короче, начинается, чисто одесская хрень). Волнует, отвечаем. Ой, говорит служительница, вы знаете, они близнятя, их никто не отличает. Мы с мамой спрашиваем: а нельзя ли уточнить каким-то образом, все-таки, Ольга или Александра. Она опять: а вас шо, это так сильно волнует? Говорит, ой, вы знаете, я так плохо себя сегодня чувствую, голова прямо раскалывается, наверное, на солнце перегрелась, а вообще они совершенно одинаковые и одинаково абсолютно танцуют, уж поверьте. Я стою, как говорится, в полном, простите, ахуе. Обтекаю. Тогда служительница подумала и говорит, ну, если вас так это сильно волнует, то пойдите там, где букеты, и в букетах для нее посмотрите бумажку, какое там имя. А на другом спектакле за моей спиной сидели пожилая очень дама с супругом. Дама сокрушалась над приездом Лопаткиной. Говорит, господи, такие дорогие билеты, шо оно там такое?, я понимаю еще приехала бы Волочкова, то еще да, а то какая-то эта вот, драная балерина, у нас в Одессе никто ее не знает. Я позеленела, конечно. Ну, думаю, тварюга, сейчас я как с пол-оборота тебе вырву твои последние седины. Но сдержалась: как говорит Юля - ветераны, святые люди. В свободные вечера от нечего делать посмотрели две драмы в русском. Драматический театр, по обыкновению, в ущербе. Я, как правило, на драматических спектаклях испытываю чувство красного стыда (за исключением Мариенбад) за то, что одни взрослые люди изображают якобы актерский труд, а другие взрослые люди сидят и смотрят на это, как будто это в порядке вещей - делать вид, что что-то происходит, в то время как ничего не происходит. По уму так на драматических спектаклях на пятнадцатой минуте надо бы вставать, хлопать откидным сидением и уходить с воплем «не верю!», но кто ж осмелится. Так вот на Чайке русского драматического я даже чувство стыда не испытывала: меня просто душили слезы. Убогость высшей пробы. Депрессия начинается моментально. То есть бедность, черкизон, ни малейшего представления о правде, ни малейшего понимания Чехова, какая-то глобальная оторванность от жизни, от труда, от качества, как будто мы не в Одессе сидим, а на задворках реальности, и как будто это не театр, а Ноев ковчег - последних триста человек, спасшихся после ядерной катастрофы, плывущих в капсуле во вселенной, бороздящих черные беспредельные бездны без завтрашнего дня. И вот еще новость: читаю первый раз в жизни Толстого. Анну Каренину, как договаривались. (Наташа! Внимание!) Оказывается это железнодорожный роман. Типа, время коротать. Интересно, конечно. Но не более того. Немного, хоть и отдаленно, но все ж на живого человека смахивает Константин Левин. То есть, где-то я могу себе представить такого мужчину и, скажем так, будь он моим соседом, я бы, как говаривал АД, пригласила б его на каток. Но остальные герои произведения в комплексе составляют максимально точную иллюстрацию под классическим вопросом: «Кто все эти люди??» Ну, дочитаем. «Решительно» намерены дочитать. В остальном все хорошо. Кушаем с хлебом. Делаем базар. Город процветает и Москва, честно скажу, на его фоне смотрится мелко и пресно, как постная морковная котлета, растянутая и однообразная. Целую. Ваша Пицца.
