В горах
Вере «прописали» санаторий, и мы уехали. Мама, дочка и горы. Просыпаешься - все в тумане, горы дышат, внизу крыши и коровы, справа из окна - огромная гора Вацманн, слева - Кельштайн (да, тот самый с Eagle’s Nest). Санаторий на горе в три корпуса - расписные баварские домики. Когда мы шли на завтрак, нужно было подняться немного на холм, а потом вниз. Иногда шли в облаке, иногда в тумане и полной тишине. Если бы не новости, я бы думала, что мы на другой планете. В первый же день, в обед Вера познакомилась с девочкой Элизой, а я с ее мамой З. и это был мне, как подарок, потому что я очень давно так хорошо и интересно не говорила с человеком обо всем на свете, и книгах, и о кино, и о детях, и так совпали все точки соприкосновения, все ценности и боли. В свободное время мы всегда вместе ходили или вниз, в сам Берхтесгаден, или, изучив маршруты, забирались на горы, к водопадам, искали лучший кофе в любом месте, а потом брели опять к нам на высоту в санаторий. Дети даже уже привыкли к крутым подъемам и не ныли на последнем километре. Еще у там был бассейн, но почему-то кроме нас с З. и наших девочек там редко кто плавал вечером. И вот выходишь из бассейна, уже темно, волосы еще влажные, еще всё равно пахнешь хлоркой, а на улице фонарь светит, листья летят и шуршат под ногами, тёплая-теплая осень, и так мне вспомнилось детство, как меня в Луцке папа забирал вечером из бассейна и мы шли, пиная листья, а мама дома готовила ужин и смотрела какой-то бразильский или мексиканский сериал. Что-то невероятное теплое было в этом воспоминании, что-то успокаивающее и одновременно щемящее. Потом З. с Элизой уехали, а мы слезно обещали писать и звонить им в Берлин. А еще потом приехал Л. и мы поменялись: он остался с Верой, а я с Антоном уехала домой, потому что мне нужно работать. Работа у меня, как биполярное расстройство, сегодня нормально, а завтра - просто кошмар, но меня невероятно поддерживают воспоминания и впечатления о тех неделях в горах.