Собачьи свадьбы
Весна, весна на улице, весенние деньки (с), бля.
Еще ни на одном рабочем месте не было такого, чтобы я не обзавелась парой явных, и парой тайных, воздыхателей. О второй - тайной - категории я всегда узнаю от сокамерниц коллег по цеху, которым со стороны, конечно же, виднее. Первые же - явные - колоритны, и в большинстве своем ебануты своеобразны.
Взять, к примеру, Григория Мироновича, утверждающего, что он чистокровный еврей, престидижитатор, бывший картежник-катала и человек_который_знает_все_об_интернете.
А еще у меня есть Колёк. Чем он занимается на рынке, понятия не имею, но вижу его на работе всегда. В первый же трудовой день я столкнулась с Кольком на выходе из туалета, откуда я таранила пятилитровую баклагу с водой. А Колек ничего не таранил. Он просто гордо нес на голове огромные уши. Невообразимые, великолепные, колыхающиеся на ветру просвечивающие на солнце - они потрясли мое жалкое воображение до таких глубин, которых я в себе и не подозревала.
- Дрссти, - просвистел Колек, и осклабился, сверкнув железным зубом. - Давай помогу.
И он отобрал у меня баклагу. И убежал. Колыхая мегаушами. Я, конечно, немного прихуела. Ну, как немного - довольно прилично охуела, раз не побежала следом, и даже ничего гадкого про уши не крикнула. Баклагу я обнаружила в павильоне, без лопоухого Колька. Нинуль, с которой я делю павильон и провожу рядом двенадцать часов в сутки, передала мне привет от Колька, и объяснила, что он очень куда-то торопился, но не мог отказать в помощи такой очаровательной девушке. Жынтыльмен, блядь.
Григорий Миронович и Колек навещают меня каждый день, иногда и не по разу, развлекают всякими байками, и расхваливают случайно забредшим покупателям мою говнопродукцию. Промоутеры на общественных началах. За это они напрашиваются на кружечку кофе, а Колек еще и на пиздюли слойку с изюмом.
Если бы не Нинуль и не Мышка - веселая хохотушка, весом 130 кг, я бы сроду не догадалась, что у меня есть еще два тайных поклонника - деда Витя и Александр. Первый носит фетровую шляпу и волосатые пучки в ушах, второй - соломенную шляпу и такие же волосатые пучки под носом. Первый похож на жабу, второй - на форменного придурка. Сдается мне, что подкладки на их головных уборах из фольги. Чтобы сигналы из космоса лучше принимались.
Заходят они к нам в павильон через день, посменно. Залипают у витрины Нинуль, косят лиловым глазом в мою сторону, и чушь прекрасную несут. После их ухода Нинуль, оглушительно гогоча, передает мне свежий огурчик от деда Вити (нихуевый намек, я полагаю), или пластмассовую розу от Александра. Передать дары лично мне в руки они стесняются. И продолжали бы дальше стесняться. Ан нет, любимая и обожаемая карма не дремлет.
- Слышишь, Лелька! Чо тут администрация удумала-то, смотри! - заорала Нинуль сразу, как ворвалась (по-другому она не умеет) в павильон. - Влажную уборку! Снаружи, слышишь! Ебаныйвротблядьнахуй, еще я в такой минус не пидорила павильон! Да же? - и она швырнула в меня письменным распоряжением, в котором говорилось о том, что все арендаторы обязаны привести арендуемые места в порядок. Ибо, весна. И курить арендаторы теперь могут только там, где нет скопления покупателей. И еще какая-то лабуда, в которую я и вникать не стала.
На улице минус пять и северный ветер, ходят-бродят покупатели, торговля прет, а нам предписана влажная уборка. Несколько раз я подрывалась с ведром, в надежде выполнить наказ администрации, но каждый раз мне что-то мешало - покупатели, завтрак, кофепитие, лень, чтение всяких новостных и развлекательных сайтов, снова лень, и еще раз лень.
В павильон зацепившись ушами протиснулся Колек.
- Лелька, чего тоскуешь? - проникся парнишка моим тухлым видом. - Поди, не хочешь на ветру торчать, уборку делать?
- А ты хочешь? - буркнула я.
- Хочу! А что мне за это будет? Чай попьем?
- И хуй помнем! - отозвалась тут же Нинуль.
- Пятьдесят рублей тебе за это будет, - оживилась я. - Помоешь?
- Сто, Лельк. И поцелуй!
- Меня в зад? Шестьдесят!
Колек возмущенно колыхнул ушами.
- В зад - только после свадьбы! Девяносто!
- Я тебе пять сотен дам, если ты после свадьбы пустишь меня в спальню, и разрешишь посмотреть, как тебя будут в зад пежить! - заорала радостно Нинуль.
Колек от неожиданности забыл арифметику, и мы сошлись-таки на полтиннике.
Арендаторы, из числа ленивых, быстро пронюхали, что Колек согласен за символическую плату сделать уборку, выстроились в очередь за халявой. Парень, краснея ушами от восторга и чувствуя наживу, записывал номера павильонов.
Ничто не предвещало скандала. Я банчила полуфабрикатами, Нинуль бараньими яйцами, все были при деле, когда на пороге появился Григорий Миронович, а следом деда Витя в неизменной фетровой шляпе и с огурцом.
Стареющий ловелас-престидижитатор припал к ручке, которую облобызал почти до локтя, и понес свою обычную пургу о моих великолепных бездонных глазах, нежных руках и волнующем голосе. Я, тоже привычно, не реагировала и продолжала трудиться. Деда Витя, не отличающийся красноречием, нервно грыз приготовленный для меня огурец.
- Лелечка, вы очень похожи на мою третью супругу, - вещал тем временем Григорий Миронович. - Я ее, между прочим, любил больше всех, - многозначительно добавил он. - Она была замечательной женщиной. А как она готовила…
Он закатил глазки, выражая крайнюю степень восторга.
- Вы умеете готовить, Лелечка?
Я кивнула, не отрываясь от важного занятия - натягивания фасовочных мешочков на бутылку.
- Эх, был бы я лет на двадцать моложе, я бы за вами приударил, честное слово, - вздохнул дядька.
- О, да, - хмыкнула я. - Я бы точно не устояла перед вашей пиздлявостью.
- Правда?
- Крест на пузе, Григорий Мироныч.
- Лелечка, вы делаете меня счастливым. Могу ли я надеяться…
Договорить пожилой еврей не успел. В голову ему прилетела огуречная жопка, которую ловко метнул деда Витя.
- Этто что еще такое? - охуел Мироныч. - Вы что себе позволяете?
Мы все уставились на деда Витю, у которого, кажется, даже фетровая шляпа тряслась от возмущения.
- Пошел нахуй, старый пердун! - скрипуче заорал он. - Неча сюда таскаться, и мешать работать всем!
- Кто старый? - не понял Григорий Миронович.
- Кому мешать работать? - не поняла я.
Нинуль тупо ржала.
- А ты! Ты! - корявый палец, выставленный в мою сторону, метнул молнию, блябуду. - Сидишь тут! Бесстыжая! Глаза б мои тебя не видели! - взвизгнул деда Витя, и выскочил на улицу.
- Эй, ты! - взвился Григорий Миронович. - Стой! - и выбежал следом.
- Нихуя себе струя! - восхитилась Нинуль, и метнулась за мужиками.
Мне не оставалось ничего другого, как присоединиться к остальным. Дед и Мироныч стояли друг против друга и орали что-то бессвязное, обвиняя друг друга хуйпойми в чем. Вокруг начал собираться народ. Из соседних павильонов выглянули продавцы.
- Молча-а-ать! - вдруг гаркнула Нинуль, перекрывая орущих сумасшедших. - А ну пошли оба нахуй отсюда!
- А ты - блядь! - все-таки решил оставить последнее слово за собой деда Витя, и снова пульнул в меня молнией из своего корявого пальца.
Все остальное произошло за считанные секунды. К нам через толпу протиснулся директор рынка, и сверху на дебоширов обрушился поток грязной воды - Колек, надраивавший крышу павильона напротив, решил наказать обидчика, посмевшего незаслуженно обозвать меня нехорошим словом. Заодно и директору немного досталось. А вот неча лазить, где стреляют.
ПыСы: надеюсь, меня не уволят.
ПыПыСы: перед закрытием к Нинуль зашел какой-то ее старый приятель. Средних лет армянин.
- Вай, какая ты красивая. Давай дружить? - предложил он мне.
Я покосилась на ведро с водой и промолчала. Ну их нахуй, эти собачьи свадьбы. Ухожу в монастырь.
©Пенка
Еще ни на одном рабочем месте не было такого, чтобы я не обзавелась парой явных, и парой тайных, воздыхателей. О второй - тайной - категории я всегда узнаю от сокамерниц коллег по цеху, которым со стороны, конечно же, виднее. Первые же - явные - колоритны, и в большинстве своем ебануты своеобразны.
Взять, к примеру, Григория Мироновича, утверждающего, что он чистокровный еврей, престидижитатор, бывший картежник-катала и человек_который_знает_все_об_интернете.
А еще у меня есть Колёк. Чем он занимается на рынке, понятия не имею, но вижу его на работе всегда. В первый же трудовой день я столкнулась с Кольком на выходе из туалета, откуда я таранила пятилитровую баклагу с водой. А Колек ничего не таранил. Он просто гордо нес на голове огромные уши. Невообразимые, великолепные, колыхающиеся на ветру просвечивающие на солнце - они потрясли мое жалкое воображение до таких глубин, которых я в себе и не подозревала.
- Дрссти, - просвистел Колек, и осклабился, сверкнув железным зубом. - Давай помогу.
И он отобрал у меня баклагу. И убежал. Колыхая мегаушами. Я, конечно, немного прихуела. Ну, как немного - довольно прилично охуела, раз не побежала следом, и даже ничего гадкого про уши не крикнула. Баклагу я обнаружила в павильоне, без лопоухого Колька. Нинуль, с которой я делю павильон и провожу рядом двенадцать часов в сутки, передала мне привет от Колька, и объяснила, что он очень куда-то торопился, но не мог отказать в помощи такой очаровательной девушке. Жынтыльмен, блядь.
Григорий Миронович и Колек навещают меня каждый день, иногда и не по разу, развлекают всякими байками, и расхваливают случайно забредшим покупателям мою говнопродукцию. Промоутеры на общественных началах. За это они напрашиваются на кружечку кофе, а Колек еще и на пиздюли слойку с изюмом.
Если бы не Нинуль и не Мышка - веселая хохотушка, весом 130 кг, я бы сроду не догадалась, что у меня есть еще два тайных поклонника - деда Витя и Александр. Первый носит фетровую шляпу и волосатые пучки в ушах, второй - соломенную шляпу и такие же волосатые пучки под носом. Первый похож на жабу, второй - на форменного придурка. Сдается мне, что подкладки на их головных уборах из фольги. Чтобы сигналы из космоса лучше принимались.
Заходят они к нам в павильон через день, посменно. Залипают у витрины Нинуль, косят лиловым глазом в мою сторону, и чушь прекрасную несут. После их ухода Нинуль, оглушительно гогоча, передает мне свежий огурчик от деда Вити (нихуевый намек, я полагаю), или пластмассовую розу от Александра. Передать дары лично мне в руки они стесняются. И продолжали бы дальше стесняться. Ан нет, любимая и обожаемая карма не дремлет.
- Слышишь, Лелька! Чо тут администрация удумала-то, смотри! - заорала Нинуль сразу, как ворвалась (по-другому она не умеет) в павильон. - Влажную уборку! Снаружи, слышишь! Ебаныйвротблядьнахуй, еще я в такой минус не пидорила павильон! Да же? - и она швырнула в меня письменным распоряжением, в котором говорилось о том, что все арендаторы обязаны привести арендуемые места в порядок. Ибо, весна. И курить арендаторы теперь могут только там, где нет скопления покупателей. И еще какая-то лабуда, в которую я и вникать не стала.
На улице минус пять и северный ветер, ходят-бродят покупатели, торговля прет, а нам предписана влажная уборка. Несколько раз я подрывалась с ведром, в надежде выполнить наказ администрации, но каждый раз мне что-то мешало - покупатели, завтрак, кофепитие, лень, чтение всяких новостных и развлекательных сайтов, снова лень, и еще раз лень.
В павильон зацепившись ушами протиснулся Колек.
- Лелька, чего тоскуешь? - проникся парнишка моим тухлым видом. - Поди, не хочешь на ветру торчать, уборку делать?
- А ты хочешь? - буркнула я.
- Хочу! А что мне за это будет? Чай попьем?
- И хуй помнем! - отозвалась тут же Нинуль.
- Пятьдесят рублей тебе за это будет, - оживилась я. - Помоешь?
- Сто, Лельк. И поцелуй!
- Меня в зад? Шестьдесят!
Колек возмущенно колыхнул ушами.
- В зад - только после свадьбы! Девяносто!
- Я тебе пять сотен дам, если ты после свадьбы пустишь меня в спальню, и разрешишь посмотреть, как тебя будут в зад пежить! - заорала радостно Нинуль.
Колек от неожиданности забыл арифметику, и мы сошлись-таки на полтиннике.
Арендаторы, из числа ленивых, быстро пронюхали, что Колек согласен за символическую плату сделать уборку, выстроились в очередь за халявой. Парень, краснея ушами от восторга и чувствуя наживу, записывал номера павильонов.
Ничто не предвещало скандала. Я банчила полуфабрикатами, Нинуль бараньими яйцами, все были при деле, когда на пороге появился Григорий Миронович, а следом деда Витя в неизменной фетровой шляпе и с огурцом.
Стареющий ловелас-престидижитатор припал к ручке, которую облобызал почти до локтя, и понес свою обычную пургу о моих великолепных бездонных глазах, нежных руках и волнующем голосе. Я, тоже привычно, не реагировала и продолжала трудиться. Деда Витя, не отличающийся красноречием, нервно грыз приготовленный для меня огурец.
- Лелечка, вы очень похожи на мою третью супругу, - вещал тем временем Григорий Миронович. - Я ее, между прочим, любил больше всех, - многозначительно добавил он. - Она была замечательной женщиной. А как она готовила…
Он закатил глазки, выражая крайнюю степень восторга.
- Вы умеете готовить, Лелечка?
Я кивнула, не отрываясь от важного занятия - натягивания фасовочных мешочков на бутылку.
- Эх, был бы я лет на двадцать моложе, я бы за вами приударил, честное слово, - вздохнул дядька.
- О, да, - хмыкнула я. - Я бы точно не устояла перед вашей пиздлявостью.
- Правда?
- Крест на пузе, Григорий Мироныч.
- Лелечка, вы делаете меня счастливым. Могу ли я надеяться…
Договорить пожилой еврей не успел. В голову ему прилетела огуречная жопка, которую ловко метнул деда Витя.
- Этто что еще такое? - охуел Мироныч. - Вы что себе позволяете?
Мы все уставились на деда Витю, у которого, кажется, даже фетровая шляпа тряслась от возмущения.
- Пошел нахуй, старый пердун! - скрипуче заорал он. - Неча сюда таскаться, и мешать работать всем!
- Кто старый? - не понял Григорий Миронович.
- Кому мешать работать? - не поняла я.
Нинуль тупо ржала.
- А ты! Ты! - корявый палец, выставленный в мою сторону, метнул молнию, блябуду. - Сидишь тут! Бесстыжая! Глаза б мои тебя не видели! - взвизгнул деда Витя, и выскочил на улицу.
- Эй, ты! - взвился Григорий Миронович. - Стой! - и выбежал следом.
- Нихуя себе струя! - восхитилась Нинуль, и метнулась за мужиками.
Мне не оставалось ничего другого, как присоединиться к остальным. Дед и Мироныч стояли друг против друга и орали что-то бессвязное, обвиняя друг друга хуйпойми в чем. Вокруг начал собираться народ. Из соседних павильонов выглянули продавцы.
- Молча-а-ать! - вдруг гаркнула Нинуль, перекрывая орущих сумасшедших. - А ну пошли оба нахуй отсюда!
- А ты - блядь! - все-таки решил оставить последнее слово за собой деда Витя, и снова пульнул в меня молнией из своего корявого пальца.
Все остальное произошло за считанные секунды. К нам через толпу протиснулся директор рынка, и сверху на дебоширов обрушился поток грязной воды - Колек, надраивавший крышу павильона напротив, решил наказать обидчика, посмевшего незаслуженно обозвать меня нехорошим словом. Заодно и директору немного досталось. А вот неча лазить, где стреляют.
ПыСы: надеюсь, меня не уволят.
ПыПыСы: перед закрытием к Нинуль зашел какой-то ее старый приятель. Средних лет армянин.
- Вай, какая ты красивая. Давай дружить? - предложил он мне.
Я покосилась на ведро с водой и промолчала. Ну их нахуй, эти собачьи свадьбы. Ухожу в монастырь.
©Пенка