Запись опубликована
Из жизни доктора. Пожалуйста, оставляйте
комментарии там.
«Я улыбаюсь скептически, когда меня называют самым выдающимся хирургом двадцатого века. Я хирург, благодаря двум людям - маме и Демихову».
(Майкл Дебейки)
Защита диссертации только обострила ситуацию. Не последнюю роль в этом сыграло то, что «лаборатория» Демихова стала местом настоящего паломничества.
Дважды, в 1960 и 1963 годах, к нему приезжал на стажировку южноафриканский кардиохирург из Кейптауна Кристиан Барнард. Тот самый, который в ночь со второго на третье декабря 1967 году перейдет Рубикон и навсегда войдет в историю, пересадив в госпитале Хроуте-Схююр Луису Вашкански сердце от погибшей в автокатастрофе Дэниз Дарваль. Примечательно то, что сразу же после окончания операции Барнард позвонил Владимиру Петровичу, поблагодарил и попросил разрешения называть его своим Учителем.
Стажировки Барнарда заслуживают того, чтобы на них остановиться подробнее. Получив стипендию Оппенгеймера для научных командировок за границу, Барнард отправился в исследовательские центры Европы и США, но нужной ему информации там просто не было. Тогда он написал письмо советскому министру здравоохранения с просьбой организовать посещение исследовательских центров в СССР, проводивших эксперименты в области трансплантации органов, в частности - лабораторию Демихова. Бдительный минздрав отказал южноафриканцу. Тогда тот приехал в СССР как простой турист и подпольно ассистировал Владимиру Петровичу во время операций на собаках в подвалах Склифа. Именно эти операции, по словам самого Барнарда, окончательно убедили его в том, что пересадка сердца человеку возможна.
Кстати, Барнард навсегда сохранил благодарность и преданность Демихову.
Он неоднократно указывал на роль Владимира Петровича во время своего триумфа 1967 года. Он не забыл о нем и в 1996 году в Москве на III Всероссийском съезде сердечно-сосудистых хирургов, когда получал медаль В.И. Бураковского и диплом за выдающиеся заслуги в деле развития сердечно-сосудистой хирургии. В своем ответном слове Барнард произнес слова благодарности - «…если бы не подвалы Института Склифософского, я никогда не сумел бы сделать этого». Он сказал также, что считает Демихова основоположником мировой трансплантологии - «Я благодарен вам за то, что вы успешно развиваете начатое им». Кристиан не уставал снова и снова повторять с трибуны съезда, что его Учитель - великий Владимир Демихов.
А что минздрав? Минздрав, как всегда, был «на высоте». Доходило до маразма. Когда Барнард прислал Владимиру Петровичу, своему Учителю, небольшую бандероль с невиданными тогда в Стране Советов эластичными носками, Демихову на ее получение пришлось брать унизительное разрешение от минздрава и органов госбезопасности.
Был среди стажеров Демихова и знаменитый кардиохирург Майкл Дебейки. Он высоко ценил талант русского гения и искренне сожалел, что у Владимира Петровича нет медицинского образования, и он не может самостоятельно оперировать людей по разработанным им методикам.
Интерес к Владимиру Петровичу проявляли не только врачи. В годы «оттепели» у иностранных гостей считалось «дурным тоном» быть в Москве и не посетить его «лабораторию». В подвале Склифа побывали - брат президента США Никсона, вдова другого американского президента Элеонора Рузвельт, премьер-министр Цейлона Бандаранаике и многие другие.
Шло время. За рубежом Демихову были присвоены почетные звания - доктора Лейпцигского и Ганноверского университетов, доктора медицины клиник братьев Майо, члена Научного Королевского общества Швеции.
Только «коллеги»-соотечественники всерьез его не воспринимали. Сторонились его «как черт ладана».
Как сказал о Демихове известный российский хирург Лео Антонович Бокерия - «Он намного опередил свое время. Но время догнало его и растоптало…».
* * *
«Самые жестокие преследования гениальным людям приходится испытывать именно от ученых академиков».
(Ч. Ломброзо, «Гениальность и помешательство»)
В 60-е годы ХХ века Демихов увлекся решением новой проблемы трансплантологии - оживлением и сохранением жизненно важных органов - сердца, печени, сердечно-легочного комплекса. Он уже тогда понимал, что пересадки, в конце концов, станут, если не рутинными, то, по крайней мере, стандартными операциями. И тогда медицина неизбежно столкнется с дефицитом донорских органов.
Несколько лет напряженной работы, и проблема хранения органов была принципиально решена. Был разработан, так называемый - «физиологический метод оживления и сохранения жизненно важных органов». Суть его была в том, что жизнедеятельность органов, изъятых у трупов, поддерживалась подключением к системе кровообращения живого организма. На практике это выглядело примерно так. Органы, помещенные в пластиковые пакеты-термостаты, через систему трубочек подключали к сосудам шеи или бедра «промежуточного хозяина» - свиньи. И они функционировали. Сначала Демихову удалось оживить сердце человека взятое через 6 часов после смерти!!!, подключив его к свинье. Сердце начало сокращаться и «работало» 3 суток. Вскоре он дошел до того, что к одному животному подключали до 5 сердец или до 4 сердечно-легочных комплексов и поддерживали их жизнедеятельность до 7 суток!!! В нужный момент орган можно было отключить и пересадить реципиенту.
Это уже была настоящая модель «биологического банка живых органов». Где-то примитивная, где-то не соответствующая постулатам биоэтики (а ее тогда вообще не было), но - принципиально решающая проблему. Оставалось сделать только один шаг. Заменить живой организм устроиством, обеспечивающим перфузию (поступление и отток крови) органа с доставкой в него кислорода, питательных веществ и удалением отходов жизнедеятельности, и, многие морально-этические вопросы просто бы отпали.
Здесь нам кажется уместным остановиться на нескольких важных эпизодах, характеризующих талант Владимира Петровича, как экспериментатора. Напомним, что все это происходило в 60-е годы ХХ века. Иммунологи только приближались к проблеме несовместимости, генетики еще не расшифровали геном. О генной инженерии не подозревали даже писатели-фантасты, не говоря уже о том, что в СССР генетика была вообще названа - «продажной девкой империализма».
Так вот, первый вопрос, который нужно было решить - какое животное использовать для временного подключения человеческого органа? Для решения этой проблемы был проведен гениальный по простоте эксперимент. В серии опытов полностью заменили кровь у собак, обезьян и свиней на трупную человеческую. Выжили только свиньи. Был сделан вывод, что, именно свиньи ближе всех к человеку по тканевой совместимости. Тогда зародилась идея о том, чтобы вообще использовать для пересадки человеку органы свиньи (ксенотрансплантация)? Но Демихов ее отверг. Аргументом было то, что продолжительность жизни свиньи в 5-6 раз меньше, чем у человека. Ученый понял, что и пересаженный от нее орган будет функционировать недолго. Время подтвердило правильность этого предположения.
Второй вопрос, который необходимо было решить, возник из-за… размеров свиньи. Не смейтесь. Это была нешуточная проблема. Представьте себе могучее животное весом 120-150 кг, соединенное трубочками с контейнерами с органами. Свинья «не поймет», что двигаться нельзя. Ей не объяснишь о ее гуманной миссии поддержания жизнеспособности органов для спасения чьей-то жизни.
И здесь было найдено нестандартное решение. Если нельзя животное обездвижить, то пусть бегает, а если самое уязвимое место в системе соединительные трубочки, то от них нужно избавиться. В итоге, Демихов и его преданный ученик и соратник Михаил Михайлович Разгулов (нелегкая судьба этого замечательного ученого достойна отдельного очерка) - разместили донорские органы, помещенные в полиуретановые пакеты в брюшной полости свиньи.
Теперь, уважаемый Читатель, попробуйте пофантазировать. Представьте, бегает целое стадо свиней с 1-й, 2-й, 3-й, 4-й группой крови - только не перемешались бы! - хрюкает, нормально питается… и носит в себе человеческие донорские органы. До востребования.
Ужас. Сюрреализм. Мракобесие скажете Вы?
Именно так и отреагировали, обладавшие властью «корифеи» отечественной медицины, когда в 1963 году В.П. Демихов обратился в Академию медицинских наук СССР с предложением о создании службы трансплантации почек. Ему отказали.
В 1965 году на заседании одного научной секции трансплантологов в Москве он решил показать фильм о «банке оживленных органов». Разразилась буря! Еще до начала заседания «принципиальные ученые» - оппоненты Демихова развязали компанию по его шельмованию. Самыми мягкими словами, которыми академики и профессора называли идею о банке органов были «ахинеея» и «бред». Заранее было подготовлено коллективное письмо от «общественности» в вышестоящие организации с требованием «о лишении Демихова всех научных званий и закрытии лаборатории». Явственно пахнуло зловещим 1937 годом с его судами над «врагами народа». Заседание секции проходило в «лучших традициях таких судов».
Как вспоминал свидетель того кошмара М.М. Разгулов - «Демихов сидел, окаменев, с белым лицом, и то и дело ронял карандаш. Пытался его поднять. И… не мог удержать».
С большими усилиями сторонникам опального ученого удалось переломить ход заседания. А добилась этого заведующая кафедрой гистологии второго московского мединститута профессор Татьяна Андреевна Григорьева. В то время, когда мужчины, подавленные страхом перед «небожителями» во главе со своим министром, боялись рот раскрыть - эта женщина встала и сказала, что - «То, что происходит - не заседание научного общества. Это - гнусное судилище над выдающимся ученым мира». Она потребовала (именно потребовала!!!) прекратить это безобразие. Говорила она так убедительно, что собравшиеся вынуждены были дать возможность выступить и самому Владимиру Петровичу, а также продемонстрировать фильм. Так что и «один в поле воин, если он воин».
В очередной раз Демихову и соратникам удалось отбиться. Но то заседание нанесло глубокую рану, от которой он так и не оправился до конца жизни. С тех пор он стал болеть, стала слабеть память. Он уже не мог работать с прежним энтузиазмом.
А гонения продолжались. Никак не успокаивался «фронтовой друг», ставший министром здравоохранения. Именно он был главным организатором травли. Его мнение было категоричным - «Демихов занимается техницизмом, вместо того чтобы решать серьезные вопросы иммунологии». Не было ли это проявлением некого комплекса, замешанного на том, что министр не мог перенести, что не он - хирург, а какой-то биолог делает виртуозные хирургические операции! Не он - директор института, а какой-то «шарлатан из подземелья» получил всемирное признание? Кто знает?
Комплексы комплексами, но такая неумная и недальновидная позиция минздрава оказала резко негативное влияние на развитие трансплантологии в стране в целом. Роль Б.В. Петровского в этом трудно переоценить.
Но был ли министр самостоятельной фигурой в принятии таких решений? Вряд ли. Скорее, с чутьем прожженного царедворца он интуитивно уловил идеологические тенденции «наверху». А идеологи марксизма-ленинизма тогда решили, что диагноз «смерть мозга» не соответствует коммунистической морали.
Министр здравоохранения «творчески развил» этот постулат. Он заявил - «Заключение о смерти донора, а особенно мозговой смерти, должно выноситься лишь после активных реанимационных мероприятий, обязательно включающих массаж сердца. Однако при массаже травмируются ткани этого органа и он становится непригодным для трансплантации… Истинной смертью может быть названо только такое состояние, когда функции всех жизненно важных органов находятся в необратимом состоянии. Поэтому введение понятия мозговой смерти, которое в ряде стран в связи с необходимостью и желанием врачей разрабатывать пересадку сердца приравняли к истинной смерти, я считаю необоснованным». И еще - «Бесовская, аморальная наука не найдет отклика в душе советского человека. Нам не нужны пересадки органов. Мы пойдем иным путем!».
Этого было достаточно. На операции трансплантации сердца был наложен запрет. Правда сам министр с помпой провел в 1965 году первую в СССР пересадку почки, хотя к тому времени во всем цивилизованном мире, эта несложная операция уже стала рутинной.
Наступил 1967 год и Барнард пересадил сердце. «Очаги сопротивления» самодурству министра появились и в СССР. Сначала, не подчиненный минздраву А.А. Вишневский, будучи главным хирургом Советской армии, (заручившись поддержкой и разрешением министра обороны маршала А.А. Гречко) - 4 ноября 1968 года в клинике Военно - медицинской академии имени С.М. Кирова, в условиях строжайшей секретности, впервые в СССР произвел пересадку сердца 25 - летней женщине. Больная прожила около полутора суток. В 1971 году права на такую же попытку сумел добиться Глеб Михайлович Соловьев, а в 1974 году - Владимир Иванович Бураковский. Но и эти операции были неудачными.
Всем было ясно - без Демихова не обойтись. Но просить помощи у опального ученого не отваживались - боялись гнева министра. Поэтому, когда весь мир накапливал опыт по трансплантации сердца, советские хирурги были всего лишь созерцателями.
А что Демихов? А Демихов, несмотря ни на что продолжал работать. В 1968 году он написал докладную записку в Академию медицинских наук о перспективах развития трансплантологии в СССР. На удивление всех была сформирована комиссия во главе с ведущим кардиохирургом Института сердечно-сосудистой хирургии проф. В.И. Бураковским, и, …о - чудо! - комиссия рекомендовала - «…создать научно-исследовательский институт трансплантологии».
Институт был создан в 1969 году, но «отец мировой трансплантологии» - В.П. Демихов на роль его директора не рассматривался даже как кандидата. Директором был назначен В.И. Шумаков. Но и это было победой.
Пройдет еще 18 лет, прежде чем 12 марта 1987 года В.И. Шумаков проведет первую успешную пересадку сердца.
Вот так, неразумная политика минздрава, замешанная на личной неприязни и непомерных амбициях министра и его окружения привела к тому, что страна, являвшаяся, по-сути «колыбелью транплантологии» отстала лет на 30, если не более. А цена этого отставания - десятки тысяч потерянных сограждан.
* * *
«Всю жизнь он оставался изгоем. Люди опасались общаться с ним. Он был как бы вне закона. То ли он есть, то ли его нет».
(доктор медицинских наук Ольга Владимировна Демихова, дочь Владимира Петровича)
После того приснопамятного заседания общества трансплантологов В.П. Демихов уже не оправился. Он замкнулся. Не протестовал. Просто продолжал работать. Пока мог. А гонения продолжались. Так методично его довели до инсульта, после которого ученому поставили страшный диагноз - рассеянный склероз…
Как ни кощунственно это звучит, но, может быть, эта болезнь позволила ему прожить еще несколько десятков лет. Он перестал воспринимать унижения, непонимание, гонения. Может быть, это было и к лучшему. Здоровый человек не смог бы вынести груза этого непонимания, лжи и ненависти. Здоровый человек просто сошел бы с ума.
Доходило до абсурда. В 70-е годы, когда Владимира Петровича особенно поносили, группа сердечно-сосудистых хирургов во главе с академиком АМН В.И. Бураковским написали монографию «Пересадка сердца», в которой должное место отвели Демихову. Издать ее в Москве не удалось, несмотря на все регалии и авторитет Бураковского. Профессор Л. Бокерия по «родственным» каналам «пробил» издание в Грузии. Тиражом всего в одну тысячу экземпляров. Вот такая была объявлена облава на Демихова.
Шло время. Недоброжелатели постепенно уходили со сцены. Да и страна катилась в пропасть. Всем стало не до какого-то Демихова. Но иногда о нем вспоминали.
В 1988 году, в разгар перестройки, в составе группы ученых Демихов стал Лауреатом Государственной премии за - «Разработку и внедрение в клиническую практику пересадки сердца». Возглавлял список академик РАМН В.И. Шумаков. Демихов в списке - третий. И на том, спасибо. Наконец-то воздали должное «отцу трансплантологии». Но его это уже не радовало.
Может быть, не зарубцевались раны от обиды нанесенной десятилетием раньше? Когда в список соискателей, состоявший сплошь из его непримиримых оппонентов, его фамилию добавили только после скандала, в последние минуты. В итоге - тогда они премию получили. Но без него… А может - болезнь уже сделала свое черное дело и его гениальный мозг просто разучился радоваться?
В тот год 1988 год произошло еще одно событие. В Германии собирался конгресс трансплантологов. Американцы прислали Демихову приглашение, причем все расходы брала на себя приглашающая сторона. Владимир Петрович никак не отреагировал на это приглашение. Слишком хорошо он запомнил свою поездку в Мюнхен, и, за многие годы сроднился со статусом «невыездного». Но тут вмешалась дочь. Она обратилась к тогдашнему министру здравоохранения академику Е.И. Чазову. Он тут же дал разрешение на поездку. В Германию они поехали вместе - отец и дочь. Демихов к тому времени был уже серьезно болен, и отпускать его одного было нельзя.
Этот конгресс был прощанием «отца трансплантологии» со своим детищем. Ни до-, ни после этого не было оказано почестей, сказано столько теплых слов в адрес выдающегося ученого. Каждый старался с ним сфотографироваться. Ему вручал самые почетные дипломы, у него брали автографы. Самые выдающиеся хирурги мира подписали ему картину с видами средневековой Германии. «Одному из самых величайших хирургов, живших на земле» - так они выразили свое отношение к нему.
А что на Родине? А на Родине все было прозаичнее. Из уст в уста передавался диалог корреспондента с президентом АМН СССР Н.Н. Блохиным из фильма Берты Тришиной. Когда Блохина спросили о Демихове, он снисходительно обронил
- «Интересный экспериментатор».
- «Почему же он, почетный член многих зарубежных академий, но не состоит в советской академии?»
- «Да что тут особенного?» - ответил Блохин, - «Менделеев тоже не был членом академии».
Может быть прав был президент? Может быть из-за того, что такие, как Демихов и Менделеев не были членами академии - академиков у нас «хоть пруд пруди», а Демиховых и Менделеевых - по пальцам пересчитать можно?
* * *
«Чтобы жизнь не казалась невыносимой, надо приучить себя к двум вещам: к ранам, которые наносит время, и к несправедливостям, которые чинят люди».
(Никола Шамфор)
Последние годы жизни он с женой провел в небольшой квартирке - одна комната, крохотная кухонька, прихожей как таковой и вовсе не было. Из обстановки - старая-престарая мебель, одностворчатый зеркальный шкаф 20-х годов, того же времени диван с полочками и шкафчиками, стол с резными ножками. Это не антиквариат. Это бедность.
Даже участковый врач, навещавший Демихова, поражался нищете и убогости квартирки выдающегося ученого.
Последние годы жизни он не выходил из дома один. Его просто не отпускали. Это случилось после того, как однажды Владимир Петрович утром пошел погулять с собакой и вернулся лишь поздним вечером. Привели его незнакомые люди. Спасло в тот раз то, что дочь - Ольга накануне вложила в карман его куртки записку с адресом. В тот день он потерял остатки памяти.
Он умер в ноябре 1998 года, на 83-м году жизни. Старый больной человек. Прах его был предан земле на Ваганьковском кладбище.
* * *
В музее медицины, что на территории института имени Склифосовского, есть портрет Владимира Петровича Демихова. Под ним надпись - «Пересадил голову щенка на шею собаки».
И больше ничего.