Запись опубликована
Из жизни доктора. Пожалуйста, оставляйте
комментарии там.
Потрясающий в своей пронзительности рассказ уважаемого
onoff49 , врача-нейрохирурга. Рекомендую его блог для прочтения всем, кого интересует “и жизнь, и слезы, и любовь” через прицел специалиста и в литературной форме, достойной Антона Павловича.
Сельский священник
onoff49
24 июля, 10:04
I
Может быть догадывалась о чём то моя жена, может быть что - то по-женски предчувствовала а, может быть, и знала что то (мир не без добрых людей), но только стала она мне всё чаще предлагать настойчиво и со слезами:
- Давай обвенчаемся!
Говорю ей:
- Что ты придумываешь! Мы в браке уже двадцать лет! На чёрта нам ещё и венчание?!
Но жена была неумолима:
- А почему ты так этого боишься? Если не любишь наших городских священников, давай съездим к Виктору в М. Сельская церковь, тихо, скромно… Как у Пушкина в «Метели».
Виктор был служителем культа в большом селе Курской области. (Не знаю, как правильно именовалась его церковная должность).
Ни попом, ни священнослужителем называть его не хотелось
Не было у него трёхвёдерного живота, тугих щёчек и хитро - благостного взгляда, то есть всего того, по чему безошибочно узнаётся поп.
Но и слову «священнослужитель» он мало соответствовал: ни стати, ни громогласия, ни сверкающего взора.
Так - небольшого размера молодой человек с рыжеватой бородёнкой, смешливый и всегда, как будто под хмельком.
Словом - сельский священник, попик.
В своём далёком селе он сам построил церковь.
Собственно, не построил, а скорее - соорудил: соединил переходом два сельских одноэтажных дома, с помощью умельцев воздвиг над этим архитектурным шедевром купол из кровельного железа и даже хлипкую колоколенку пристроил.
На одной из стен самодельной этой церкви был малоискусно нарисован в три краски образ Божией Матери.
Кто то (как мне сразу подумалось - мальчишка) засадил зимой в глаз образа снежком, отчего образовался похожий на мокрую комету подтёк.
- Старушки говорят, что это чудо. - Посмеиваясь и косясь, говорил мне Виктор. - Плачет, мол, Дева Мария о грехах наших.
Я спроси:
- Так это, в самом деле, чудо это или - дурной знак?
- Когда кто - то плачет - это всегда плохо - улыбнулся Виктор.
Когда я ещё не был знаком с Виктором, мне о нём рассказал наш больной Олег К. с менингиомой бугорка турецкого седла:
- О! Это такой сильный молитвенник! К нему со всей области люди едут. Кто за советом, кто - полечится.
- Он, наверное, бесов вычетом изгоняет? - пошутил я
Олег ответил серьёзно:
- На вычет у него благословления нет. Но он смог бы… Он молитвой лечит. Поговорит с человеком, вместе с ним помолится, да и благословит! Вся пошесть с человека тут же сходит.
Много позже, когда я уже сдружился с Виктором , довелось мне присутствовать на таком «сеансе» в его деревенском доме.
«Пациентам» говорил он, на мой взгляд, сущую ерунду: шаблонные обороты речи, пафос, банальности из Библии.
Но очередь из жаждущих его послушать была внушительной. В консультативный день у дверей моего кабинета столько пациентов не собирается.
Особенно мне запомнился один чеченец.
Он, как заведённый, по волчьи озираясь, ходил вокруг своего серебристого мерседеса, припаркованного возле дома Виктора. Периодически - останавливался и начинал глубоко дышать, делая при этом круговые движения руками, как человек, получивший удар под дых.
Я так и не спросил у Виктора, что было нужно этому горцу от христианского священника.
II
С Виктором я познакомился благодаря всё тому же заслуженному больному, Олегу К.
Прибежал он ко мне в ажиотаже и стал просить, что бы полечили мы его друга, сельского священника Виктора в нашем отделении:
- Он на службе стал в обмороки падать! По утрам - рвёт. Ему уже и благословение на лечение дали, а кто лечить то будет!? Возьмите его к себе!
Что тут поделаешь? Хоть и не по профилю это нам, но как откажешь ветерану движения?
Дал добро и Виктора тут же привезли к нам в отделение.
Бледный, потливый, а губы и язык - сухие. Сердце молотит, как барабан перед командой «Пли!».
Я спросил:
- Сколько ночей уже не спите?
- Три.- Ответил Виктор и стал рассказывать мне о жаре в храме, которую он не может переносить, о «скачущем давлении», о трудностях сельской жизни…
- Буде вам, отче, заливать! - сказал я.- Пьёте давно?
Выяснилось, что да - давно. Спиртное Виктору несли постоянно, да и сам он самогон варил опережающими темпами.
Стали мы его лечить от алкогольной интоксикации и абстинентного синдрома: реланиум, оксибутират, жидкость внутривенно, витамины группы В.
Дней через десять Виктор ожил: появился аппетит, наладился сон.
Медсёстры отделения стали консультироваться с ним по горьким женским делам. Больные и их родственники просили благословления.
Психиатр наш, Рудольф Савельевич, сказал Виктору:
- Я тебе как врач вот что скажу, божий человек: всех баб не выебешь, всю водку не выпьешь.
Стремиться к этому надо, конечно, но … Завязывай со спиртным! Погибнешь.
Виктор ответил, поддёргивая себя за рыжую бороду:
- Да я - стараюсь! Порою месяцами не приемлю спиртного. Только вот знаете, что…После таинства Причащения я обязан выпить с молитвой всё, что остаётся в чаше. После этого - срываюсь.
Рудольф радостно хохотнул:
- Хотите сказать, отец Виктор, что от ста граммов крови Христовой вы в запой уходите?
Виктор растерянно посмотрел на меня.
Мне стало его жаль:
- Вы б оставили свои штучки, Рудик! А то у нас с отцом Виктором тоже есть что сказать за ваши еврейские фигли- мигли. Сегодня, кстати, суббота. А? И что вы тут делаете, на работе? Престало ли врачу - еврею лечить гоя в субботу?
- Так ты же меня и вызвал!- огрызнулся Рудольф, приобнял Виктора за плечо и повёл по коридору, что то ласково шепча ему на ухо.
Не знаю, что за метода у нашего психиатра! Часами так вот ходит с больными по коридору, пучит на них свои выцветшие еврейские глазки и говорит, говорит, говорит…
Больные Рудольфа Савельевича очень любят.
III
Не раз и не два так вот лечили мы Виктора без всякой надежды на окончательное выздоровление.
Как то вечером зашёл он ко мне в кабинет и сказал:
- У вас Саша Брайловский давно работает?
- Да лет десять. А что?
- Нехорошо ему. Как бы до психического заболевания не дошло.
- У Сашки - психическое? Не смешите меня, отец Виктор! Здоровый парень. Работает - хорошо.
Не одну девку пропустить не может. Что, может быть пьёт на дежурствах, а я - не знаю?
- А вы попробуйте с ним поговорить, о чём нибудь, кроме медицины. Двух слов не свяжет и замолчит. Всё, что не имеет отношения к работе, ему неинтересно.
Живёт - в больнице, домой - почти не ходит. Тут ведь у вас и накормят его, и спать положат и сестричка пригреет. Захотел выпить - всегда пожалуйста: спиртного у вас - немеряно!
Тут все ему, если не друзья, то хорошие знакомые. Вне больницы он ни как ступить не знает, ни как сказать. Сам рассказывал, что от трамваев - шарахается.
Он последнее свое день рождения где праздновал? В больнице! Стол ему сёстры помогли накрыть, цветы, музыку организовали. Жену свою с детьми по такому случаю он в больницу пригласил! Дети, может, и рады были, а жена его не знала, куда себя деть. Мне рассказывали: плакала она тайком и всё что то Саше выговаривала…
Я возмутился:
- «Выговаривала»! Очень всё правильно Сашка сделал! Это какой бы у него дома был разгром, пригласи он всю нашу ораву к себе на день рождения! Одной посуды грязной - два дня мыть , не перемыть!
В кабак пойти - дорого, да и не любит Сашка кабаки: шум, запахи казённые, официанта плавают , зады отклячив…. Посторонняя публика во все щели лезет, медицинского совета просит. Ничего святого для этих больных нет! А тут - все свои. Сашка выпил и пошёл в бытовку спать. Не ехать же ему пьяному домой и перед детьми срамится! Жену его и детей мы домой отвезли. Так что всё честь по чести! Зря ты, отец Виктор на Брайловского наезжаешь.
Виктор засмеялся:
- И вы туда же! Саша ваш в медицинского монаха превращается, а вы всё шутите.
- Так ведь и ты, батюшка, в монахи мечтаешь уйти! Не раз мне про это говаривал.
Виктору, в самом деле, с каждым новым поступлением в больницу он становился всё задумчивее и всё чаще - насвистывал что то печальное. А это священнику совершенно не пристало - насвистывать!
Раз за разом заводил он разговоры о том, как хорошо жилось ему при монастыре до рукоположения в сан священника:
- Всё понятно, всё отмеряно. Молись, да работай. Тихо, светло. Засомневаешься в чём - идёшь к старцу Исайи. К нему людей - толпа с пяти утра и до вечера, но своих принимал сразу, без всякой очереди. Он старец строгий! Послушает, глянет искоса, как петух, да и прикрикнет:
- Что ты всё спрашиваешь, как жить!? Жить - не тужить, никого не осуждать, никому не досаждать - вот и вся премудрость!
И ещё говорил:
«Мы должны жить, как колесо вертится - оно только одной точкой касается земли, а остальными непременно стремится вверх; а мы как заляжем на землю, так и встать не можем».
А я в этой «земле» только и ковыряюсь! Досок вот никак найти не могу, для церковной ограды. Щебёнку достал, двор засыпать, а то в дождь во дворе лужи такие, что до храма не дойти, а досок никто не даёт! Сейчас по спонсорам езжу, на ремонт церкви прошу, а тоже никто не даёт! Кто пообещает, а ничего не сделает, кто накричит про опиум и что он - атеист и чуть ли не взашей выгонит. Военные только вот недавно старый списанный «уазик» пожертвовали. Едешь - дорогу под ногами видишь: пол прогнил и весь в дырьях! Того гляди - провалишься.
Налоги платить не из чего. В епархию ещё проценты отдать надо, а где взять? Приход маленький, народ бедный…
IV
Ну и вот.
Поехали мы с женой венчаться к Виктору в М.
Дорога неблизкая.
За окнами машины - плывёт пышный август.
Вверху голубое неподвижное небо с ослепительным солнцем посредине, внизу - всё зелёное, шелестящее.
И, вроде бы - тепло и светло, а - грустно. Уже думается, почему то, об осени и дождях.
А там и мёртвая зима нагрянет.
В селе М. вовсю праздновали Преображение Господне. В церкви у Виктора шла служба.
Деревенские тётки и бабули несли в храм яблоки. Преображение преображением, а Яблочный Спас оно не отменяет. Православное язычество.
От солнца, запаха травы, сена и спелых яблок стало, в самом деле, радостно и светло.
Полупьяный мужик мотался по церковному двору, заглядывал богомольцам в глаза и просил денег.
Тётки укоряли его:
- Ты бы зашёл лучше, Митрич, у церкву! Грехов на тебе - немеряно! Отец Виктор уж так тебе поможет, так поможет!
- Не, я в церковь - не ходок! Я как туда зайду - корёжить меня начинает и трясти… Врачи говорят - эпилепсия.
- «Эпилепсия»! Это ж у тебя после того, как ты вешаться удумал! Не пускает, значит, тебя господь у церкву за грех самоубивства.
Митрич попросил у меня пять рублей «на опохмел». Как я мог не дать на это святое дело!? Дал десять под осуждающими взглядами прихожанок и до сих пор думаю: «Что можно было купить из «выпить» на эти деньги?».
Перед венчанием положено было исповедоваться и причастится.
Смущённо улыбающийся Виктор накрыл мою голову епитрахилью и сказал:
- О чём же вас спросить, доктор? Чёрными словами ругаетесь?
- А то ты не знаешь!
На том исповедь моя и закончилась.
Вино причастия оказалось самогоном, разбавленным чем- то фруктовым и сладким.
Слышал, как уже после церемонии, мужики, смеясь, говорили Виктору:
- Ты уж скажи матушке, что бы она кагор покрепче делала!
Сам процесс венчание выпал из моей памяти совершенно. Как ни силюсь - не могу вспомнить ни единой детали, ни единого слова.
Могу только сказать, что бы уже не возвращаться к этой теме, что вскоре после венчания я ушёл от жены окончательно.
V
Потом был праздничный ужин в честь успешного мероприятия.
Готовила жена Виктора замечательно. Салаты, жаркое из домашней свинины, выпечка.
Спиртное отсутствовало категорически.
Жена моя помогала матушке «по хозяйству». Потом, говоря о ней - всплакнула:
- Жалко девочку! Совершенно ведь городской ребёнок, даже дачи у её родителей - педагогов не было. А тут - огород, куры, свиньи. Ей и тридцати ещё нет, а уже - четверо детей! Не представляю, как она управляется ! Виктор ей - не помощник. Вы ведь мужчины, ничего, кроме своей работы знать не хотите! Что врачи, что священники….
Виктор ушёл принимать своих болезных. Но вскоре прибежал назад и показал мне чёрный лист снимков МРТ - исследования головного мозга:
- Вот, ваш больной приехал! Ему нейрохирурги в операции отказали.
На снимках отображалась могучая злая опухоль, исходящая из мозолистого тела и прорастающая оба полушария мозга.
- Не помню я такого больного!
- А он из соседней области. Его тамошние нейрохирурги смотрели.
- Ну что ж, Витя. Это как раз тот случай, когда больному нужен только священник. Медицина бессильна.
Пошёл посмотреть больного.
Яркий блондин с волосами до плеч, лежал на кушетке, тупо уставившись в потолок. Обращённую речь он практически не понимал. Сам говорил ерунду. Руки и голова его тряслись. Из углов рта стекала вязкая слюна. Но зелёные в коричневую крапинку глаза его смотрели, при всём при этом, умно и напряжённо. Короче - синдром Маркиафавы - Биньями во всей красе. Он часто возникает при поражении мозолистого тела головного мозга.
Хотя, с другой стороны, мы при некоторых формах эпилепсии это самое мозолистое тело рассекаем по всей длине и никакого Маркиафавы не возникает. Мозг, он как Бог - непознаваем!
Родственников больного я, как врач, совершенно не заинтересовал. Надеялись они теперь только на Виктора и бога.
VI
Когда уезжали из М., жена Виктора зашептала мне горячо:
- Вы бы поговорили с ним! Лезет везде на рожон! Позавчера ночью мужик пьяный наши ворота топором рубил и Виктора убить грозился. Так он пошёл с ним говорить! Хорошо - это раз опять обошлось. Но прошлый раз - обошлось, позавчера обошлось, а завтра - убьют ведь! Они ведь, как напьются, мать родную убить могут, не то, что попа…
Спросил о случившемся Виктора.
Виктор рассмеялся:
- Какой «убить»! Он на ногах не стоял. Если бы, в самом деле, хотел бы убить - зашёл бы да и убил. Он всё ворота крушил, а и справа и слева от ворот у нас забора то нет! Всё никак не доделаю.
Прошло три года.
Недавно позвонил мне всё то же Олег К. и сообщил, что Виктор погиб.
Тут же я вспомнил про мужика с топором: «Добрался он всё- таки до Виктора!».
Но оказалось, что всё гораздо проще. На своём проржавевшем «уазике» Виктор сорвался в какой - то овраг и умер в районной больничке от полученных травм.
Похоронами распоряжался высокий блондин с волосами до плеч и с зелёными в крапинку глазами.
Ни малейшего Маркиафавы с Биньями в придачу, в нём не наблюдалось. Он толково руководил деревенскими мужиками, помогавшими хоронить Виктора, двигался свободно и споро.
Уже на поминках блондин этот сказал мне:
- Я вас хорошо помню. Когда меня привозили к Виктору, вы смотрели меня.
- А контрольную томографию вам делали?
- А зачем? Чувствую я себя прекрасно! Дай бог всем такое здоровье иметь, как у меня сейчас!
Напротив нас за столом сидела чёрная от слёз вдова.
Я сказал блондину :
- Что теперь с Лизой делать? Ума не прилажу, как ей помочь?
- А вот об этом вы не беспокойтесь! Я жизнь положу, а пропасть семье Виктора не дам. Есть у меня возможности. Только бы она сейчас сдюжила…
Я охотно допускаю существование Бога. Отчего бы ему не быть?
Но, гадом буду, что то напутали коллеги из соседней области с МРТ - снимками этого больного!