Мерзостно-прекрасный калейдоскоп
Тексты тягучие, порой как янтарно-солнечное, сладостно-ароматное абрикосовое варенье, а то вдруг как смолистая, тошнотворно-вонючая, канализационная жидкость. И часто во время чтения ловила себя на мысли «зачем я читаю эту пакость, этот бредовый поток сознания?», но удивительная магия слов, в них вязнешь. И несмотря на то, что главный герой ни разу не симпатичный парень, его внешняя и внутренняя жизнь магнитом держит внимание. Даже закрыв читалку, погружаясь в повседневность, на душе сохраняется налет, послевкусие от прочитанного. Невозможно не размышлять над прочитанным, сложно абстрагироваться, даже если ни одной ниточкой не связан с разворачивающейся историей.
Кстати о ней. Тринадцатилетний подросток внезапно теряет любимую и любящую маму, совершая при этом кражу века. А дальше читателю предстоит наблюдать как он со всем этим будет жить и куда его заведет. В книге много говориться об:
Искусстве. Известные и не очень художники и их произведения. Музыка. Мебель. И даже немного Достоевского.Исторические факты и филологические рассуждения о том, какое, подчас неожиданное и могущественное, впечатление имеет искусство на человеческую личность и культуру в целом. Больше всего меня пленяли тексты о реставрации мебели. О том, какое это удивительное ремесло. Красивое и грязное одновременно, в самых разных значениях этих слов.
«После уроков, под дремотное тиканье напольных часов он показывал мне, как разные породы дерева отличаются блеском, пористостью и цветом - глянцевитая рябь тигрового клена и пузыристое зерно каштана с наплывами, какой разный у них вес и какой разный запах - «иногда, если до конца не уверен, что это у тебя такое, проще всего понюхать», - как дуб отдает пылью, а красное дерево - пряностями, как бьет в нос запах черемухи и какой цветочный, янтарно-смоляной аромат исходит от палисандра. Пилы и перьевые сверла, рашпили и напильники, полукруглые стамески и стамески-клюкарезы, скобы и усорезы. Я узнавал все о глянце и позолоте, о том, что такое шип, а что - гнездо, учился отличать патинированный псевдоэбен от настоящего эбенового дерева, гребни-навершия ньюпортовских стульев от наверший «коннектикута» и «филадельфии» и понимать, почему один чиппендейловский комод из-за своей срезанной верхушки и массивности ценится ниже комода на ножках-скобках одного с ним года - с каннелированными боковыми пилястрами и выдвижными ящиками «истерических», как выражался Хоби, пропорций.»
Одиночестве. Во всех его ракурсах. Богатые и бедные, мужчины и женщины, мальчики и девочки, совсем еще дети и подростки, в раздрае своего пубертата, успешные и статусные, прозябающие и перебивающиеся случайными заработками - ничто - ни наличие условно близких и родных, ни любимое или просто прибыльное дело, ни деньги, ни алкоголь или наркотики, ни хобби будь то музыка или хождение под парусом - ничто не спасает человека от одиночества. Мы всегда и всюду сами по себе. И лишь любовь, искренняя душевная теплота, способна заткнуть на время эту дыру, защищая от стылого сквозняка, вымораживающего душу.
«И я надеюсь, что в этом сокрыта какая-то высшая истина о страданиях, по меньшей мере в моем понимании- хотя я давно понял, что для меня важны только те истины, которых я не понимаю и не смогу понять. Все загадочное, неизъяснимое. Все, что не укладывается в историю, все, у чего нет никакой истории. Пятно света на еле заметной цепочке. Солнечный луч на желтой стене. Одиночество, что отделяет живое существо от другого живого существа. Печаль, неотделима от радости»
Наркотиках и алкоголе. От «легонькой» марихуаны, до героина. Невообразимые количества спиртного. Все стадии зависимости. Иллюзорная эйфория кайфа и отвратительная в своем натурализме ломка. Почему и как уходят в это с головой, до самого дна. И то, что выплыть удается не всем. И вечное наркоманское «Да я если захочу, то вот прям завтра все и брошу, раз плюнуть… Просто не хочу.»
«Кинематографичность стала такой софитовой, такой четкой, что от реальной жизни ровным счетом ничего не осталось; нас усреднило, экранизировало, сплющило; мое поле зрения очертило черным прямоугольником, я видел, как понизу субтитрами бегут реплики Бориса. И почти в это же время я почувствовал, как в желудке проваливается дно. Господи боже, подумал я, запустив обе руки в волосы, эмоции так захлестнули меня, что я толком и не мог объяснить, что чувствую.
Борис все говорил, и я понял, что если не хочу навеки затеряться в этом зернистом мире Носферату, в острых тенях и ахроматизме, то обязательно надо его слушать, а не залипать на неживой фактуре вещей.»
Любви. Опять же очень многогранно раскрыта и эта тема. Любовь ребенка к родителю и наоборот, ее отсутствие и способы выражения. Первая влюбленность, робкая и оголтелая. Любовь к городу, искусству, работе. Самовлюбленность, наконец. Это чувство, без преувеличения, лидер среди мотиваторов наших поступков. Оно окрыляет, дает силы жить даже на самом дне.
«Я с яростью накидывался на ее изъяны, всматривался в фотографии, где она была запечатлена не в самом лестном возрасте, в неудачных ракурсах - длинный нос, впалые щеки, глаза (несмотря на ошеломительный их цвет) из-за бледных ресниц будто голые, простушка да и только. Но для меня все эти ее черточки были такими славными, такими особенными, что я только сильнее отчаивался. Будь она красавицей, я бы мог утешать себя тем, что мне до нее как до Луны, но из того, что меня так волновало, так преследовала ее некрасивость, неумолимо выходило, что это любовь, которая привязывала посильнее физического влечения, смоляная топь души, где я могу трепыхаться и чахнуть годами»
И наконец, эта книга о Выборе. Взять или оставить. Пройти мимо или протянуть руку. Закрыть глаза, сделав вид, что ничего не происходит или вмешаться. Попробовать или воздержаться. Продавить или отступить, дав возможность другому решится на что-то самостоятельно. А сделав выбор, неизменно расхлебывать его последствия. Наша жизнь, как правило, не череда случайностей, а цепь взаимосвязанных событий. Не всегда мы способны заметить эту закономерность, но расплачиваться за свой выбор приходится каждому. Иногда есть всего лишь несколько мгновений, чтобы задуматься. Но они могут определить наше будущее на годы вперед, став некоей точкой невозврата.
Донна Тартт «Щегол». Сильная, тяжелая, стоящая книга. Не рекомендую ее читать.
Кстати о ней. Тринадцатилетний подросток внезапно теряет любимую и любящую маму, совершая при этом кражу века. А дальше читателю предстоит наблюдать как он со всем этим будет жить и куда его заведет. В книге много говориться об:
Искусстве. Известные и не очень художники и их произведения. Музыка. Мебель. И даже немного Достоевского.Исторические факты и филологические рассуждения о том, какое, подчас неожиданное и могущественное, впечатление имеет искусство на человеческую личность и культуру в целом. Больше всего меня пленяли тексты о реставрации мебели. О том, какое это удивительное ремесло. Красивое и грязное одновременно, в самых разных значениях этих слов.
«После уроков, под дремотное тиканье напольных часов он показывал мне, как разные породы дерева отличаются блеском, пористостью и цветом - глянцевитая рябь тигрового клена и пузыристое зерно каштана с наплывами, какой разный у них вес и какой разный запах - «иногда, если до конца не уверен, что это у тебя такое, проще всего понюхать», - как дуб отдает пылью, а красное дерево - пряностями, как бьет в нос запах черемухи и какой цветочный, янтарно-смоляной аромат исходит от палисандра. Пилы и перьевые сверла, рашпили и напильники, полукруглые стамески и стамески-клюкарезы, скобы и усорезы. Я узнавал все о глянце и позолоте, о том, что такое шип, а что - гнездо, учился отличать патинированный псевдоэбен от настоящего эбенового дерева, гребни-навершия ньюпортовских стульев от наверший «коннектикута» и «филадельфии» и понимать, почему один чиппендейловский комод из-за своей срезанной верхушки и массивности ценится ниже комода на ножках-скобках одного с ним года - с каннелированными боковыми пилястрами и выдвижными ящиками «истерических», как выражался Хоби, пропорций.»
Одиночестве. Во всех его ракурсах. Богатые и бедные, мужчины и женщины, мальчики и девочки, совсем еще дети и подростки, в раздрае своего пубертата, успешные и статусные, прозябающие и перебивающиеся случайными заработками - ничто - ни наличие условно близких и родных, ни любимое или просто прибыльное дело, ни деньги, ни алкоголь или наркотики, ни хобби будь то музыка или хождение под парусом - ничто не спасает человека от одиночества. Мы всегда и всюду сами по себе. И лишь любовь, искренняя душевная теплота, способна заткнуть на время эту дыру, защищая от стылого сквозняка, вымораживающего душу.
«И я надеюсь, что в этом сокрыта какая-то высшая истина о страданиях, по меньшей мере в моем понимании- хотя я давно понял, что для меня важны только те истины, которых я не понимаю и не смогу понять. Все загадочное, неизъяснимое. Все, что не укладывается в историю, все, у чего нет никакой истории. Пятно света на еле заметной цепочке. Солнечный луч на желтой стене. Одиночество, что отделяет живое существо от другого живого существа. Печаль, неотделима от радости»
Наркотиках и алкоголе. От «легонькой» марихуаны, до героина. Невообразимые количества спиртного. Все стадии зависимости. Иллюзорная эйфория кайфа и отвратительная в своем натурализме ломка. Почему и как уходят в это с головой, до самого дна. И то, что выплыть удается не всем. И вечное наркоманское «Да я если захочу, то вот прям завтра все и брошу, раз плюнуть… Просто не хочу.»
«Кинематографичность стала такой софитовой, такой четкой, что от реальной жизни ровным счетом ничего не осталось; нас усреднило, экранизировало, сплющило; мое поле зрения очертило черным прямоугольником, я видел, как понизу субтитрами бегут реплики Бориса. И почти в это же время я почувствовал, как в желудке проваливается дно. Господи боже, подумал я, запустив обе руки в волосы, эмоции так захлестнули меня, что я толком и не мог объяснить, что чувствую.
Борис все говорил, и я понял, что если не хочу навеки затеряться в этом зернистом мире Носферату, в острых тенях и ахроматизме, то обязательно надо его слушать, а не залипать на неживой фактуре вещей.»
Любви. Опять же очень многогранно раскрыта и эта тема. Любовь ребенка к родителю и наоборот, ее отсутствие и способы выражения. Первая влюбленность, робкая и оголтелая. Любовь к городу, искусству, работе. Самовлюбленность, наконец. Это чувство, без преувеличения, лидер среди мотиваторов наших поступков. Оно окрыляет, дает силы жить даже на самом дне.
«Я с яростью накидывался на ее изъяны, всматривался в фотографии, где она была запечатлена не в самом лестном возрасте, в неудачных ракурсах - длинный нос, впалые щеки, глаза (несмотря на ошеломительный их цвет) из-за бледных ресниц будто голые, простушка да и только. Но для меня все эти ее черточки были такими славными, такими особенными, что я только сильнее отчаивался. Будь она красавицей, я бы мог утешать себя тем, что мне до нее как до Луны, но из того, что меня так волновало, так преследовала ее некрасивость, неумолимо выходило, что это любовь, которая привязывала посильнее физического влечения, смоляная топь души, где я могу трепыхаться и чахнуть годами»
И наконец, эта книга о Выборе. Взять или оставить. Пройти мимо или протянуть руку. Закрыть глаза, сделав вид, что ничего не происходит или вмешаться. Попробовать или воздержаться. Продавить или отступить, дав возможность другому решится на что-то самостоятельно. А сделав выбор, неизменно расхлебывать его последствия. Наша жизнь, как правило, не череда случайностей, а цепь взаимосвязанных событий. Не всегда мы способны заметить эту закономерность, но расплачиваться за свой выбор приходится каждому. Иногда есть всего лишь несколько мгновений, чтобы задуматься. Но они могут определить наше будущее на годы вперед, став некоей точкой невозврата.
Донна Тартт «Щегол». Сильная, тяжелая, стоящая книга. Не рекомендую ее читать.