о символе двуглавости
.sergey_v_fomin.. «ЦАРЬ В САККОСЕ» (6)..
Рассуждая о рождении, по предстательству преп. Серафима Саровского, Наследника, цитировавшийся нами ранее протоиерей Лев Лебедев в другой своей работе пишет: «Через несколько месяцев после этого радостного события, в разгар Японской войны, в начале революции и разговоров о Патриаршестве, в начале 1905 г. у Царя и Царицы возникли порыв и идея, которыми объясняется очень многое, во всяком случае самое главное во всей их прекрасной жизни. Венценосные Супруги, разумеется, в глубоком секрете, обратились к С.-Петербургскому митрополиту Антонию (Вадковскому) за благословением на то, чтобы им всецело посвятить себя служению Богу, постригшись в монашество! Государь при этом желал оставаться Регентом до совершеннолетия Наследника Царевича Алексея. Антоний уклонился от благословения на такой поразительный и для него совершенно неожиданный шаг, сославшись на большую опасность дела в связи с войной и начавшейся смутой.. Тогда и до недавнего времени об этом не знал никто. Сведения сообщил проф. М.В. Зызыкин (со ссылкой на мемуары очевидца события - товарища (заместителя) обер-прокурора Синода того времени) в докладе о Предсоборном присутствии 1906 г., опубликованном русской газетой “Наша страна” (Буэнос-Айрес, Аргентина) в номере за 21 января 1950 г. […] Сведения об этом сообщены были вскоре (без указания имени источника) С.А. Нилусом в книге “На берегу Божьей реки” (С.-Фр. 1969, т. II, гл. IV), а затем подтверждены участником беседы с Царем владыкой Антонием (Храповицким), а также - независимо от него - флигель-адъютантом Государя графом Д.С. Шереметьевым, с которым Царь лично делился своим замыслом, а также независимо от них - тем же видным синодальным чиновником, воспоминания которого приводит проф. Зызыкин в уже упомянутой публикации.
Сведения потрясающие! Их можно было бы расценить как невероятные, если бы мы не знали теперь, чем наполнилась глубоко верующая душа Государя после Сарова, и что вообще есть Русская Душа и Душа подлинно обратившихся к Православию Русских Царей!
Для Государя Николая II воссоздание Патриаршества не было делом простой перемены формы церковного управления. “Просто Патриарх” вместо Синода - это ничего не дает […] Глубоко изучивший историю Патриаршества и принявший идеи взаимоотношений церковной и царской власти Святейшего Патриарха Никона, Царь Николай II понимал, что вся суть дела в том, чтобы Патриарх был таким же главою России, как Царь, только - в духовной области жизни страны, чтобы вместе они отвечали за судьбы России, имея каждый преимущество в своей сфере. Получилось неслитное, но и нераздельное единство церковной и царской власти, соответствующее различию природ Церкви (“Царства не от мiра сего”, по слову Христа) и государства (царства “от мiра”). Это как дух и плоть в едином человеческом существе, или как разум духовный (сердечный) и рассудок плотский (мозговой). Сравнений может быть (и бывало!) много. Такое единство, как мы помним, было на Руси искони, и оно обезпечивало особую крепость всего организма Великороссии. На практике, в условиях ХХ в., такие взаимоотношения Патриарха и Царя влекли за собою переделку всей системы церковных и государственных учреждений, их теснейшего взаимодействия, взаимопроникновения, подобно тому, как было в XVII в.
Самым важным должен был стать первый переходный период этого грандиозного преобразования. Во главе Церкви, Патриархом, должен был стать человек, пользующийся безспорным единодушным признанием народа, имеющий опыт ведения больших государственных дел и имеющий реальную власть вести и эти и церковные дела. В среде русских архиереев такого человека не было. Почти все они пользовались любовью народа, но каждый - в своей епархии, не во всероссийском масштабе. Среди них одни были учеными, другие - молитвенниками, третьи - отличными управляющими, но не было, пожалуй, никого, кто соединял бы все эти качества вместе. И уж совсем не было такого, кто имел бы достаточный опыт и власть в важнейших делах государства.
Таким человеком тогда был только сам Государь Николай II. Он это понял, увидел и в опасный момент новой смуты, начавшейся в 1905 г., решил взять на себя руководство великим преобразованием жизни, полную ответственность за него! Можно представить, что получилось бы в случае осуществления замысла. Воссоздалась бы не только симфония церковной и царской власти (хотя и это очень важно само по себе), воссоздался бы, минуя “общественность”, и столь нужный совет Царя с Землей (через Церковь).
В то время Церковь еще не была декоративным учреждением, просто “милым сердцу” за образы родной старины, хранимые ею; она была великой общественной силой и от нее исходили действительные и действенные Божии силы, силы Духа Святаго, которыми реально жил и дышал народ! Поскольку первое время, до совершеннолетия Сына, Царь, став Патриархом, фактически продолжал бы править страной, он соединил бы в своем лице силы Церкви и силы государственной власти (со всеми ее учреждениями). Тогда возникло бы то положение, которое Промыслом Божиим имело место при первом Романове. Патриарх-отец (Филарет), а Царь - его родной сын (Михаил). Несомненно потом это повторило бы и положение, имевшее место при Алексее Михайловиче и Патриархе Никоне, до их разлада, - то есть полное духовное родство, где Патриарх - духовный отец, а Царь - духовный сын его, по совершенно добровольному влечению.
Смыкалась связь времен!..
Великороссия могла вернуться в то состояние, в котором, в XVII в., она была не только Третий Рим, но еще и Новый Иерусалим! Но теперь, в ХХ в., это был бы Иерусалим, оснащенный всей мощью современной индустрии и вооружений, уже, как мы видели, возымевший реально власть влиять на дела мiровые (если только не руководить ими!), мiром знаемый и признаваемый, как одна из самых великих держав! Ради этого Русский Царь и Царица, безгранично любящие друг друга, молодые (ему шел 37-й, а ей - 33-й год!) согласились прекратить супружескую жизнь, пожертвовать ею… Прав был владыка Антоний (Храповицкий), когда, вспоминая ту беседу с Царем, восклицал: “Нам надо было бы в ноги ему! А мы… промолчали!”
Царь понял, что не только мiрская, но и церковная общественность в лице иерархии Церкви не готова принять его предложения, не может понять сейчас значение замысла и оценить перспективу, не созрела. А настаивать на своем Царь не мог, т.к. в этом случае принятие его воли не было бы свободной волей, желанием самой Церкви, а снова - актом ее подчинения, что лишало бы смысла все задуманное им преобразование. Ему оставалось одно - ждать. Поэтому Государь, разрешив и одобрив начало работы по подготовке Поместного Собора с выборами Патриарха в виде открывшегося по его указу в 1906 г. Предсоборного совещания, вместе с тем откладывал созыв самого Собора на неопределенное время. К тому находились и вполне уважительные внешние причины, - сперва смута 1905-1907 гг., потом начало войны 1914 г. Но теперь можно с большой вероятностью сказать, что не в этих только причинах было дело: подав идею великого плана, Государь ожидал, когда она овладеет сознанием самой иерархии.
Российские же архиереи, словно напуганные тем, что Царь станет Патриархом, не сговариваясь, молчали и обсуждали все, что угодно, только не это предложение, тем паче, что сам Государь больше никогда не возвращался к нему» [78].
Следует отметить, что факты встреч и бесед с иерархами не раз фиксировались в Царском дневнике. Приведем некоторые из них:
1904 г.: “28-го декабря. Вторник. Оттепель продолжалась до вечера. В 12 ½ Митрополит [Антоний] славил Христа с братией Александро-Невской лавры. Он завтракал с нами» [79].
1905 г.: «5-го мая. Четверг. Утром погулял. После первого доклада принял митрополита Антония. Завтракали: он, Котя Оболенский, Менгден и Дмитрий Шереметев (деж.)» [80]. (Между прочим, именно с графом Д.С. Шереметевым, судя по приведенному нами зарубежному житию Царя-Мученика, последний «делился своими переживаниями и мыслями» по поводу Патриаршества.)
«17-го декабря. Суббота. [...] После завтрака у меня были три митрополита» [81]. (Речь идет о Владыках Антонии (Вадковском), Владимiре (Богоявленском) и Флавиане (Городецком).)
О предстоявшей 5 мая 1905 г. встрече сохранилась собственноручная пометка Государя, датированная 30 марта: «Может быть, я приму на днях митрополита Антония» [82].
Сохранилась и записка последнего от 4 мая к обер-прокурору Св. Синода К.П. Победоносцеву: «Долгом поставляю Вас уведомить, что Государь Император, вследствие моей просьбы, назначил мне полученным сейчас письмом явиться к нему завтра в 12 ч. дня. По вопросу о церковной реформе и моем в ней участии буду говорить так и то же, что изложил Вам в особом моем к Вам письме по сему поводу» [83].
Тема беседы 17 декабря 1905 г. подтверждена также известным церковным историком И.К. Смоличем и архиепископом Василием (Кривошеиным) в рецензии на этот труд [84] В «Истории Русской Церкви» первый из них пишет: «17 декабря Император назначил аудиенцию трем митрополитам как старшим членам Святейшего Синода “для непосредственного преподания царственных указаний к предстоящему созванию Поместного Собора Всероссийской Церкви”» [85]. И в особой работе: «17 декабря 1905 г. трех митрополитов - членов Святейшего Синода вызвали к Императору. На этой аудиенции они узнали, что Император ничего не имеет против созыва Поместного Собора. Им было рекомендовано создать при Святейшем Синоде “особое присутствие из представителей церковной иерархии и других, духовных и светских, лиц”, которое должно обсудить все вопросы, подлежавшие рассмотрению на будущем Поместном Соборе» [86].
В официальном сообщении читаем: «Его Императорскому Величеству благоугодно было призывать, 17-го декабря, в Царское Село, присутствующих в Святейшем Синоде высших иерархов: митрополитов: С.-Петербургского Антония, Московского Владимiра и Киевского Флавиана, для непосредственного преподания Царственных указаний к предстоящему созванию поместного собора всероссийской Церкви. Осведомившись от вызванных иерархов о положении предпринятых уже для успешного созвания собора подготовительных работ, - требующих труда и времени, Государь Император соизволил высказать, что в настоящее время, при обнаружившейся расшатанности в области религиозных верований и нравственных начал, благоустроение православной российской Церкви - хранительницы вечной христианской истины и благочестия - представляется делом неотложной необходимости» [87].
В 1905 году имела место и еще одна официальная аудиенция, специально не отраженная в дневнике Государя. Имеется только неопределенная запись:
«27-го декабря. Вторник. […] Принимал доклады до 4 ч.» [88].
«Во время второй аудиенции, 27 декабря, - пишет И.К. Смолич, - [Император] Николай “благоволил выразить свою волю, чтобы произведены были некоторые преобразования в строе нашей отечественной Церкви на твердых началах вселенских канонов для вящего утверждения Православия”. “А посему предложил мне, - пишет митрополит Антоний (Вадковский), - совместно с митрополитами Московским Владимiром и Киевским Флавианом определить время созвания всеми верными сынами Церкви ожидаемого Собора”» [89].
Впрочем, были возможности и для других встреч в неофициальной обстановке. Смотрите, например, запись в Царском дневнике от 28 декабря 1905 г.: «Митрополит с братией приезжал славить» [90] и т.д. Не говорим уже о позднейших по времени встречах (см., напр., письмо от 9.6.1910 (№ 24) сщмч. Серафима (Чичагова) графине С.С. Игнатьевой в нашем сборнике «И даны будут Жене два крыла…»).
Уже после выхода в свет этого сборника был обнаружен еще один документ [91], подтверждающий первое опубликованное свидетельство о намерении Государя. Напечатано оно было, напомним, в 1921 г. на страницах «литературно-политического издания» «Луч света», печатавшегося в Берлине.
Итак, недавно стало известным, что в 1916 г. в журнале «Исторический вестник» были опубликованы воспоминания о митрополите Антонии его племянника М.В. Вадковского. «Интересен также, - писал он, - случай, рассказанный дядей, касательно посещения его покоев некими весьма почетными Гостями. Когда Владыка сам угощал Их в столовой чайком, студент Духовной академии Лебедев (из Орла) в смежной комнате, ничего не зная о Посетителях, занимался приведением в порядок книг огромной библиотеки Владыки (завещанной им родной Тамбовской семинарии); закончив свою работу, студент идет в столовую (как проходную комнату), чтобы уйти из покоев, подходит на прощанье к Владыке под благословение, смотрит на Гостей и столбенеет.
- Знаете ли вы, кто это? - спросил Владыка растерявшегося юношу.
- Знаю! - еле ответил тот в смущении, готовый провалиться сквозь землю.
- Сделайте же поклон и отправляйтесь в Академию, - заключил Владыка.
Студент неловко расшаркался, поклонился чуть не до земли, и пустился бежать домой.
А о случае том, наверное, будет рассказывать не только своим детям, но и внукам, и правнукам (конечно, если не пойдет в монахи)» [92].
Как видим, рассказал, но только уже будучи за пределами России…
По условиям времени (воспоминания были опубликованы в 1916 г.) «весьма почетные Гости» не могли тогда быть названы. Но тем ценнее это свидетельство: посещение было подтверждено еще в дореволюционной публикации, при жизни Царственных Мучеников. Кроме того, сообщение об этом посещении митрополита Антония соседствует в цитированных воспоминаниях с описанием обсуждения вопроса о восстановлении Патриаршества.
Таким образом, сведения, сообщенные Б. Потоцким, князем Н.Д. Жеваховым, С.А. Нилусом и др., находят безспорное подтверждение.
Однако, возвращаясь к существу дела, мы не можем еще раз не отметить, что бережно выношенное в Царском сердце согласие на жертвенный подвиг, подкрепленное жертвенным же согласием Царицы-Страдалицы, было отвергнуто русскими архиереями. Владыки промолчали…
Правда, в других случаях они молчали по-другому. Ведь иногда молчание выражает согласие. Тот же мемуарист свидетельствовал:
«- Обвиняют меня, - говорил мне Владыка в минуты задушевных бесед, - в честолюбивых планах, будто я желаю быть Патриархом, желаю, чтобы архиереи руку мою целовали. Ничего этого я не желаю, а думаю только о благе и преуспеянии Церкви.
Помню, с каким одушевлением открывал Владыка заседание Предсоборного присутствия. Множество епископов собралось в покоях Владыки. Сидя в смежной с залой комнате (в кабинете), я слышал заявление секретаря Владыки: “Высокопреосвященный митрополит Антоний имеет сказать слово”. И до меня доносились обрывки из речи Владыки, в которой он указывал на соборность, как основной принцип жизни Церкви, причем он призывал иерархов потрудиться над осуществлением этого принципа посредством разработки правил созыва Собора. Затем послышался знакомый мне голос другого иерарха, которого покойный чтил за ум и общительность, но не разделял его воззрений (крайне аскетических). Этот видный в настоящее время иерарх, несколько отклоняясь от существа вопроса, стал говорить о личных добродетелях тогда еще здравствовавшего Святителя, преимущественно о его милосердии и всепрощающей любви.
Эту речь я понял как намек на то, что митрополит Антоний должен быть председателем на Соборе, а, может быть, и Патриархом, насколько позволят ему ослабевающие силы… Довершит же это дело более юный и энергичный его преемник…» [93].
В ответ на все эти речи митрополит Антоний молчал. Однако молчал, как мы уже говорили, по-иному. И молчание это означало не только согласие относительно себя, но, прежде всего, отвержение Царской жертвы…
Но ни маститого митрополита Антония (Вадковского), ни «более юного и энергичного его преемника» митрополита Антония (Храповицкого) Бог, как известно, не благословил Патриаршеством…
Как бы то ни было, «с той поры, - по словам С.А. Нилуса, - никому из членов тогдашнего высшего церковного управления доступа к сердцу Цареву уже не было».
Такое непонимание-отталкивание прослеживается и позднее. Факты эти ныне общеизвестны [94]. Это и поведение Синода в февральско-мартовские дни 1917 года. Это и безучастие Поместного Собора 1917-1918 гг. к судьбе Царственных Узников. И теплохладное отношение к Цареубийству.
Долголетнее сопротивление уже на нашей памяти прославлению Царственных Мучеников (когда уже было можно) и некая его неполнота (когда оно все-таки свершилось), сопровождавшееся различного рода уничижающими Святых оговорками и поправками, - все эти «деяния» продолжают тот давний чудовищный ряд.
Прости нас, Господи!
Причем, все это относится не только к прославлению 2000 года здесь, но и 1981-го там.
Чтобы не быть голословным, продемонстрируем взгляды на прославление Царственных Мучеников первоиерарха Зарубежной Церкви Антония (Храповицкого), чей образ (как нам станет ясно после прочтения его собственноручного письма) до неузнаваемости тщательно отретуширован ныне последователями и почитателями Владыки.
Напрасно сегодня пытаются нам выдать этого архиерея за почитателя Царя-Мученика: «Будучи глубоким монархистом, высоко почитая царственную династию Романовых и особенно Царя-Мученика…» [95]; «…Владыка Антоний всегда почитал Государя Императора Николая Александровича как лучшего из земных царей, достойного причисления к лику святых мучеников…» [96]
Но шила, как говорится, в мешке не утаишь. В самом жизнеописании Владыки, автор которого - вопреки очевидному - пытается нас уверить, что митрополит чтил Царя-Мученика, как святого, можно прочитать такие, например, лживые слова митрополита Антония: «…Высочайшая Чета, воспитывавшаяся… на ложном мистицизме», «смолоду склонная к суевериям всякого рода, впала в… заблуждение по избытку [sic!] в ней смирения и христианского терпения» [97].
Такая двойственность (чтобы не сказать двуличие), кстати говоря, была присуща и самому митрополиту Антонию. Давно известны заявления Владыки типа: «…Бедствия, постигшие Династию и Россию, явились Божиим отмщением за ее посягновения на Церковь…» [98]. Не новость и его злостные (на фоне приведенных нами выше его собственных рассказов чете Безак!) обвинения Царя-Мученика в отказе восстановить Патриаршество: «Государь Николай II якобы сочувствовал восстановлению патриаршества, но на самом деле был тоже против этого, ибо управлял церковными делами как уже настоящий патриарх…» [99]
Прискорбно лишь, что выдает митрополита Антония за чтителя Царя-Мученика как святого человек, газета которого как раз и опубликовала в свое время вполне определенную отповедь Владыки известному югославскому публицисту и общественному деятелю Н. Павловичу, писавшему о святости нашего Государя.
Итак, 27 апреля 1931 года близкая первоиерарху белградская православно-монархическая газета «Царский вестник» задавалась вопросом: «Возможно ли причисление Царя-Мученика к лику святых»? Воспроизведем эту любопытную статью полностью:
«Известный югославянский публицист, общественный деятель и горячий русофил г. Неманья Павлович обратился к митрополиту, Блаженному Антонию со следующим письмом:
“Я хотел бы испросить Вашего совета и моральной помощи в одном крайне деликатном вопросе, к которому рассчитываю привлечь внимание Вашего Высокопреосвященства, особенно потому, что он касается Русской Православной Церкви. Я лично принимаю участие в этом деле из чувства глубочайшего почтения к светлой памяти величайшего друга притеснявшегося югославянского народа, Императора Николая II, помощь которого определила нашу судьбу.
Имя Великого и доброго Царя-Мученика не может остаться обычным, быть умалено или забыто, и поэтому я позволяю себе предложить Вашему Высокопреосвященству вопрос, - не представилось бы осуществимым, чтобы Русская Православная Церковь взяла на себя почин прославления Царя-Мученика Николая II святым и признания дня Его кончины общим православным праздником с тем, чтобы примеру Русской Церкви последовала и ее младшая сербская сестра. Одновременно с тем представлялось бы желательным основать церковное общество, которое поставило бы себе задачей издание на русском и других языках материалов о зверствах, учиненных над Царем-Мучеником и Его близкими”.
Владыка митрополит Антоний в своем ответе г. Неманье Павловичу высказал следующие соображения:
“Письмо Ваше меня настолько удивило, что я не сразу поверил в его искренность и принял за шутку, пока мои друзья не пояснили мне, что оно написано искренно и серьезно. Все-таки вам, очевидно, совершенно неведомо, как в Христовой Церкви совершается причтение к лику святых праведника или исповедника. Для такого причтения должны быть либо освидетельствованы мощи покойного, как нетленные, либо собраны и проверены сказания о чудесах, совершенных по его молитвам Богу.
Церковь относится, конечно, с полной серьезностью к такому делу и чрезвычайно строго проверяет сказания об исцелениях, произведенных праведником или об его явлениях после кончины.
Несомненно, наш возлюбленный Государь Николай Александрович был искренно верующим православным христианином, хотя, к сожалению, далеко не чуждым различного рода суевериям, например, магнетизму, спиритизму и т.п.
Я надеюсь, и даже питаю уверенность, что Господь принял Его душу в Свое Небесное Царство, но отсюда еще далеко до прославления Его, как святого.
Правда, бывали случаи, когда неповинная смерть праведников сама по себе была принимаема современниками, как основание для его прославления. Такова была кончина св. благоверных князей Бориса и Глеба от руки братоубийца Святополка. Однако это событие было принято, как доказательство их святости после того, когда погребение их стало сопровождаться многочисленными исцелениями больных и т.п. явными чудесами.
Одним из таких чудес было наказание епископа, не поверившего их святости: не то он онемел, не то ослеп (хорошенько не помню), пока не принес покаяния святым угодникам.
Может быть, вы более знакомы с драмой “Борис Годунов” Пушкина, где говорится о прозрении слепца над местом погребения св. Царевича Димитрия.
Если Господь, паче чаяния, соблаговолит так прославить кротчайшего и смиренного сердцем Царя Николая Александровича, то Ваше благочестивое желание, вероятно, будет исполнено”» [100].
Рядом с подобными «откровениями» можно поставить разве что недавние «мысли» покойного митрополита Нижегородского Николая в его родной газете «Православное слово» или известное его интервью в «НГ-религии» [101].
Роднит эти разделяющие почти семь десятков лет тексты двух архиереев (зарубежного и «нашего») какое-то безмерное доверие к художественной литературе, как к историческому источнику. «…Если бы отрекшийся Государь, - кощунственно писал в 1997 г. митрополит Николай, - хотя бы понял ту беду, которую Он принес в общество, и покаялся. Ничего же этого не было. А вот возьмите, к примеру, князя Игоря: “Стонет Русь в руках могучих, и в том она винит меня…” [Это - напомню - либретто оперы “Князь Игорь”!] Игорь сознает и кается [В опере!], что он своими неразумными действиями привел свой народ к поражению. В случае с Николаем Вторым со стороны Царя вряд ли было осознанное покаяние» [102]. К сожалению, сам Владыка скончался без покаяния (без исповеди и причастия) после повторного напечатания в общероссийской газете другой подобной хулы, правда на этот раз на уже канонизированных Русской Православной Церковью Царственных Мучеников. Сейчас митрополит Николай в загробном мiре. Там он всё узнал и понял… Поздновато, к несчастию… Последователи же Владыки продолжают его дело, к сожалению, лишь усугубляя его положение там. Недавно, например, чтители митрополита Николая в прекрасно изданной подарочной книге, посвященной его памяти, под претенциозным названием «Святитель» (составитель и редактор Т. Упирвицкая. Нижний Новгород. 2002) предлагают нам сейчас (после всего происшедшего!) почитать все то же кощунственное интервью.
Примечания
[78] Прот. Лев Лебедев «Великороссия: жизненный путь». СПб. 1999. С. 395-398.
[79] «Дневники Императора Николая II». М. 1991. С. 244.
[80] Там же. С. 260.
[81] Там же. С. 293.
[82] «К истории созыва Всероссийского Церковного Собора». Публ. прот. Н. Балашова. С. 148.
[83] Там же. 148, 154.
[84] I. Smolitsch «Geschichte der Russischen Kirche. 1700-1917». Leiden. 1964. S. 320; Архиеп. Василий (Кривошеин) «Книги о Русской Церкви» // «Вестник Русского Западно-Европейского Патриаршего экзархата». № 69. Париж. 1970. С. 69.
[85] И.К. Смолич «История Русской Церкви 1700-1917». Ч. 1. М. 1996. С. 239.
[86] И.К. Смолич «Предсоборное присутствие 1906 г. К предыстории Московского Поместного Собора 1917-1918 гг.» // И.К. Смолич «История Русской Церкви 1700-1917». Ч. 2. М. 1997. С. 696.
[87] «Церковные ведомости». 1906. № 1.
[88] «Дневники Императора Николая II». С. 294.
[89] И.К. Смолич «История Русской Церкви 1700-1917». Ч. 1. 239.
[90] «Дневники Императора Николая II». С. 294.
[91] Первую его републикацию см. в нашей ст. «Царь в саккосе» «Русский вестник. 2003». № 5.
[92] М.В. Вадковский «Мои воспоминания о митрополите Антонии» // «Исторический вестник». Т. 143. 1916, № 2. С. 484-485.
[93] Там же. С. 485.
[94] Впервые обзор этих фактов был приведен в очерке автора этих строк «Россия без Царя» и в публикации документов, напечатанных в кн.: Игумен Серафим (Кузнецов) «Православный Царь-Мученик». Сост. С.В. Фомин. М. 1997.
[95] Архиепископ Никон (Рклицкий) «Антоний [Храповицкий] и его время 1863-1936». Кн. 2. С. 17.
[96] Там же. С. 47.
[97] Там же. С. 24.
[98] Там же. С. 19.
[99] Там же. С. 25.
[100] «Возможно ли причисление Царя-Мученика к лику святых» // «Царский вестник». Белград. № 153. 27.4/10.5.1931. С. 3.
[101] «О властях и Церкви Христовой. Митрополит Нижегородский и Арзамасский Николай заявляет, что не подписывал на Соборе 2000 года акт о канонизации Царской Семьи» // НГ-религии. 2001. № 8. С. 4.
[102] «Православное слово». Нижний Новгород. 1997. № 6 (91). Март. С. 3.
++++ ***** ++++ зачем далеко ходить ВДУМАЙТЕСЬ, что вверху
то внизу
В пирамиде властность представлена в ГРАНЯХ, сходящихся кверху, где действует принцип - разделяй и властвуй. Разделяет и властвует оторванная от реальности вершина, можно подумать, "божественная", по факту невидимая тайная неявная - астральная сОоо.чень низким уровнем божественности ибо руководит гранями-разделениями властей исполнительной, законодательной, судебной (если пирамида подразумевается трёхгранной) и еще информационной (СМИ - четвертая власть).
Закон что-то довел до совершенства..?..
Вверху же симфония деления власти христианского царствия более менее годного вслучае отец Филпрет - сын Михаил и разрушительно крушительного на следующем этапе Алексей - Никон и никакая Божественность НАД не проявляет фактора удержания. Транзит этой симфонии из Византиии Константина через Елену (сначала 1святую, потом2 Глинскую) ватиканскую произведен, сокрушаемый, как знаем из прошедшей истории исламским фактором.
В период казни Иисуса Христа в Израиле было двоевластие царя(ей) и храма, а потом.. 40+лет был Тит..