Для того чтобы появилась какая-либо возможность оценочного суждения необходимо собрать пожитки.
ПОЖИТКИ
из разговора за жизнь отсюда
ТОП свидетель против крепостничества Дюков напомнил прекрасное про Некрасова, "главного печальника горя народного" середины позапрошлого века, относившегося к России следующим образом:
«Наконец из Кенигсберга»
Наконец из Кенигсберга
Я приблизился к стране,
Где не любят Гуттенберга
И находят вкус в говне.
Выпил русского настою,
Услыхал "е.ёну мать",
И пошли передо мною
Рожи русские плясать.
Или малюсенький штришок о личных качествах "великого русского поэта"
Вот его стих "Карета":
О филантропы русские! Бог с вами!
Вы непритворно любите народ,
А ездите с огромными гвоздями,
Чтобы впотьмах усталый пешеход
Или шалун мальчишка, кто случится,
Вскочивши на запятки, заплатил
Увечьем за желанье прокатиться
За вашим экипажем...
А вот воспоминания Фета:
"Шел я по солнечной стороне Невского лицом к московскому вокзалу. Вдруг в глаза мне бросилась встречная коляска, за которою я, не будучи в состоянии различить седока, увидал запятки, усеянные гвоздями. Напомнив стихотворение Некрасова на эту тему, я невольно вообразил себе его негодование, если б он, подобно мне, увидал эту коляску. Каково же было мое изумление, когда в поравнявшейся со мною коляске я узнал Некрасова".
А вот уже Розанов пишет:
"Читал о страдальческой, ужасной жизни Гл. Успенского [писатель и публицист, близкий к народническому движению]; его душил какой-то долг в 1700 руб.; потом "процентщица бегала за мной по пятам, не давая покою ни в Москве, ни в Петербурге". Он был друг Некрасова и Михайловского. Они явно не только уважали, но и любили его... Но тогда почему же не помогли ему? Что это за мрачная тайна? То же, как и у почти миллионера Герцена в отношении Белинского. Я не защитник буржуа, и ни до них, ни до судьбы их мне дела нет; но и простая пропись и простой здравый смысл кричит: "Отчего же это фабриканты должны уступить рабочим машины и корпуса фабрик - когда решительно ничего не уступили: Герцен - Белинскому, Михайловский и Некрасов - Глебу Успенскому". Это какой-то "страшный суд" всех пролетарских доктрин и всей пролетарской идеологии".
А это историк Диунов разбирает стих Некрасова:
Вчерашний день, часу в шестом,
Зашел я на Сенную;
Там били женщину кнутом,
Крестьянку молодую.
Ни звука из ее груди,
Лишь бич свистал, играя...
И Музе я сказал: "Гляди!
Сестра твоя родная!"
Стих написан в 1848 году, когда наказание кнутом было давно отменено в Российской Империи. А назначалось оно исключительно за тягчайшие преступления: за госизмену, за совращение православного в секту, за убиение матерью новорожденного, за умышленное убийство, за разбой в составе преступной группы. В общем, "ужасы царской тирании".
И пикантный нюанс:
"А зачем вообще Некрасов оказался в 1848 году вечером на Сенной площади? А, это очень заманчивая история. Как раз в это время эта площадь получила славу злачного места, где можно было очень быстро найти доступных девиц на ночь. Никакой торговли там не было, никаких рестораций или театров - тоже. То есть джентльмен, прогуливающийся по Санкт-Петербургу вечером, мог оказаться на Сенной лишь с одной целью - купить себе на ночь проститутку. Народный поэт, народный поэт антиэксплуататор, такой народный".
Впрочем:
Некрасов и семья Панаевых
Хоть любовных связей у писателя было много, особого внимания достойны отдельные романы. Например, с Авдотьей Панаевой, женой писателя Ивана Панаева. Некрасов без памяти влюбился в Авдотью, которая в то время считалась одной из самых умных и красивых женщин Петербурга.
И Авдотья Панаева, будучи замужем, отдала свое сердце Некрасову. Они познакомились на одном из поэтических вечеров, когда им обоим было немного за 20. Николай Алексеевич сразу потерял голову, начал активно ухаживать за чужой супругой.
Авдотья, конечно, не сразу ответила взаимностью, и чуть не довела Некрасова до беды. Он был в шаге от того, чтобы добровольно попрощаться с жизнью. Однако через какое-то время Авдотья призналась поэту, что тоже влюблена в него. С этого момента началось самое интересное: парочка стала жить вместе в доме Панаевых, вместе с законным супругом Авдотьи. Муж Панаевой был совсем не против такого хода событий.
Проживание втроем, конечно же, было непонятно обществом. Более того, Некрасов закатывал скандалы Ивану Панаеву из-за ревности. Не спроста он писал: «Ревность легковерна, как дитя, и бешена, как дикое животное». Поведение поэта осуждалось, ходило много сплетен. Но при всём этом любовь втроем длилась целых 16 лет. Авдотья прекратила отношения с Некрасовым, когда овдовела.
Сейчас такими нестандартными отношениями уже никого не удивишь. Ведь представления о том, что нормально, очень изменились.
Далее последовала целая чреда романов. Однако, ладно, оставим...
Для советской школы Некрасов - это база, фундамент, т.к. весь пафос его очень моральных произведений был про тяжкую жизнь нещадно эксплуатируемого "простого трудового народа" в царской России Царями и барами, про жуткие несправедливости в ней (стоит заметить, что Некрасов был презираем порядочным литературным обществом и многие литераторы просто не подавали ему руки, то есть барин-крепостник, пишущий слезливые агитки про "косточки русские" на потребу революционерам, был буквально нерукопожатным у современников)
В этом плане уроки русской литературы в ублюдочной советской школе имели куда более печальные последствия, чем уроки истории. Советским учебникам по истории не очень верилось. Другое дело - русские классики. Уж они то врать не станут, это же не большевистская пропаганда! Думаю, именно уроки литературы стали в Совке одним из главных инкубаторов советских ублюдков, которые вырастали с презрением к собственной стране.
Уверен, Некрасов до сих пор в школьном ТОПе. И до сих пор его лживыми баснями русским детям внушается соответствующее отношение к настоящей России.
Нынешняя школа, по сути, такой же советский инкубатор. Вот учебник по истории для 8 класса:
"Как Башкирия вошла в состав России?... Издеваясь над башкирами, царские чиновники оскорбляли их национальные и религиозные чувства, жгли бороды уважаемым старейшинам и простым людям".
Сначала не поверил. Подумал, какое-то левое пособие. Ан нет. У товарища по этому учебнику сын учится. То есть и в 2024 году школьникам рассказывают, как проклятый Царизм угнетал русских крестьян, а заодно башкир и прочие народы Империи.
Если это не русофобский оккупированный Совок, то что это?
<><><><><><><><><>
<><><><><><><><><><><><><><><><><><><>
из разговора за жизнь отсюда
Владимир МАЯКОВСКИЙ...
...
Маяковский стал одним из творцов "религиозно-безбожного" сознания чистящих себя под Лениным. Он же оказался среди первых жертв "работы адовой".
Товарищ Ленин,
работа адовая
будет
сделана
и делается уже...
«Разговор с товарищем Лениным» (1929).
Мы сами себе и Христос и спаситель!
Мы сами Христос!
Мы сами спаситель!
К Богу-Творцу Маяковский обращался с безцеремонной снисходительностью, глумился над Церковью, писал множество гнусных агиток, пытаясь оскорбить самого Господа Бога, пытаясь утвердить себя на месте бога.
Когда коммунисты говорят о высоконравственном коммунистическом обществе, которое можно построить вне русских христианских традиций, обычно начинает тошнить, и обычно сразу вспоминается ряд примеров по разрушению семьи коммунистами:
1. Декреты Ленина (19 декабря 1917 года) «Об отмене брака» и «Об отмене наказания за гомосексуализм» (последний - в составе декрета «О гражданском браке, о детях и о внесении в акты гражданского состояния»). В частности, оба декрета предоставляли женщине да и мужчине «полное сексуальное самоопределение». По этим декретам «сексуальный союз» (второе название - «брачный союз») можно было как легко заключить, так и легко расторгнуть.
2. Известная теория «стакана воды» Клары Цеткин и Колонтай о том, что в коммунистическом обществе удовлетворить половые стремления и любовную потребность так же просто и незначительно, как выпить стакан воды.
3. Пример воплощения этих идей - жизнь Маяковского:
Маяковский и Лиля Брик познакомились в июле 1915 года. Сестра Лили Эльза, у которой с поэтом был роман, однажды привела его в квартиру Бриков. Маяковский прочитал у них ещё не опубликованную поэму «Облако в штанах» и после восторженного восприятия её хозяйкой, посвятил её Лиле Брик. Осип, муж Лили, через некоторое время издал поэму.
Вскоре между Маяковским и Лилией Брик вспыхнул бурный роман. С лета 1918 Маяковский и Брики. бывшие по совместительству агентами ВЧК-НКВД и содержателями "светского салоны", завсегдатаями которого были как советские интеллигенты, так и чекисты-палачи, жили совместно, втроём.
По воспоминаниям А. А. Вознесенского: Уже в старости Лиля Брик потрясла меня таким признанием: «Я любила заниматься любовью с Осей. Мы тогда запирали Володю на кухне. Он рвался, хотел к нам, царапался в дверь и плакал» … «Она казалась мне монстром, - признавался Вознесенский. - Но Маяковский любил такую. С хлыстом…»
В конце 1922 года Брик одновременно с Маяковским имела длительный и серьёзный роман с руководителем Промбанка А. Краснощёковым. Что касается переживаний Маяковского, то они, видимо, мало трогали Лилю Юрьевну, наоборот - она видела в них своеобразную «пользу»: «Страдать Володе полезно, он помучается и напишет хорошие стихи».
Несмотря на длительные отношения с Лилей Брик, у Маяковского было также немало романов «на стороне». Софья Шамардина, Наталья Брюханенко, от брака с которой отговорила Маяковского Вероника Полонская, последняя пассия поэта. С ними Лиля Брик до конца своих дней сохранит дружеские отношения. В Париже Маяковский знакомится с русской эмигранткой Татьяной Яковлевой, в которую влюбляется и посвящает ей два стихотворения. Последним романом Маяковского стала молодая и красивая актриса МХАТа Вероника Полонская.
В феврале 1930 года Лиля и Осип Брик уехали в Европу (из страны-то за железным занавесом, сразу видна "ступень посвящения" в крательных структурах.
Далее события известны со слов Полонской, рассказывавшей следствию, что когда она приехала к поэту в комнату на Лубянку, Маяковский запер дверь на ключ и положил его себе в карман. У них состоялся долгий разговор, в котором Владимир Владимирович убеждал переехать к нему немедленно и насовсем, во всем признаться мужу и тут же изменить их жизнь. Та в свою очередь говорила, что невозможно решить так всё сразу. Он отпустил её. Пройдя несколько шагов до парадной двери, она услышала выстрел. Войдя, увидела на полу распластанного Маяковского с открытыми ещё глазами. Он силился что-то сказать, но вскоре замолчал и стал бледнеть.
В предсмертной записке, которую Маяковский начал писать еще 12 апреля было написано:
«..у меня выходов нет… Товарищ правительство, моя семья - это Лиля Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская… Как говорят - “инцидент исперчен”, любовная лодка разбилась о быт. Я с жизнью в расчете, и не к чему перечень взаимных болей, бед и обид. Счастливо оставаться. Владимир Маяковский..»