.
sergey_v_fomin..
ОГНЕННОЕ ПОГРЕБЕНИЕ ФАННИ КАПЛАН (1).
К теме уничтожения тела расстрелянной по обвинению в покушении на Ленина Каплан обращался я не раз: Игумен Серафим (Кузнецов) «Православный Царь-Мученик». Сост. С.В. Фомин. М. 1997. С. 650-651; С.В. Фомин «На Царской Страже». М. 2006. С. 388-389.
Событие это интересовало меня своей связью с сожжением извлеченного после февральского переворота из могилы тела Г.Е. Распутина и уничтожением убитой в Екатеринбурге Царской Семьи.
Связь сожжения в бочке в Московском Кремле бывшей революционерки и каторжанки с уничтожением незадолго до этого тел Царственных Мучеников прослеживается не только в самом этом способе (согласно некоторым версиям железные бочки на Ганиной яме также использовались:
http://flashs.ru/filestore/ortodox/pismo/ЭКСПЕРИМЕНТ-Григорьев-Теплов.htm#top), но и в совпадении состава самих причастных к этим акциям лиц.
К ликвидации Каплан так или иначе имели прямое отношение Свердлов, Аванесов, Юровский, комендант Кремля Мальков и поэт Демьян Бедный.
Свердлов и Юровский в особом представлении в связи с цареубийством не нуждаются. Секретаря ВЦИК Аванесова, являвшегося доверенным лицом Свердлова, связывают со слухами о вывозе им в октябре 1918 г. вместе с Дзержинским в Швейцарию Честных Царских Глав:
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/513187.html (Кстати, эту поездку Дзержинского в Берн и Лугано, официально для встречи с женой и сыном, санкционировали лично Свердлов и Ленин.)
Рукою оставившего о ликвидации Каплан воспоминания коменданта Кремля Малькова водила рука сына Свердлова, историка, следователя ОГПУ-НКВД-МГБ, известного своей провокаторской деятельностью и изощренными пытками подследственных:
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/417691.htmlТесно связанный с чекистами, близкий к Свердлову и Троцкому, друживший с Аванесовым пролетарский поэт Демьян Бедный, судя по известным фактам, испытывал особый интерес к «огненному погребению» (
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/172466.html), толчком к которому, вероятно, послужило наблюдение им за уничтожением тела Каплан, посмотреть на расстрел которой он пришел для «революционного вдохновения».
Все были, таким образом, «свои»: сами вели следствие, сами готовили ликвидации, сами убивали, сами уничтожали «без следа» тела, а затем сами же и писали нужную им историю.
Фанни Ефимовна (Фейга Хаимовна / Файвеловна) Каплан (до 1906 г. Ройдман / Ройтблат) (1890-1918).
Эту связь - несмотря на кажущуюся смену эпох (всё еще оказывается живую), - подчеркивает также и назначение на пересмотр дела Каплан уже в наши дни пресловутого следователя В.Н. Соловьева, в течение почти что четверти века (1991-2015) продвигавшего идею подлинности т.н. «екатеринбургских останков»
«В начале 90-х годов, - рассказывал он в 2010 г. в своем интервью в газете “Правда”, - началась кампания за пересмотр дела Фанни Каплан. […] Суть этих обращений сводилась к тому, что больная, полуслепая, не имеющая навыков обращения с оружием, Фанни Каплан не имела физической возможности совершить террористический акт. Стрелял, дескать, кто-то другой, а чекисты силой “выбили” из невинной женщины показания, заставили ее пойти на самооговор, а потом, чтобы скрыть свои беззаконные деяния, без суда и следствия расстреляли.
Учитывая большой общественный интерес, Генеральная прокуратура Российской Федерации приняла решение о возобновлении следствия по делу о покушении на Ленина. Расследование террористических актов находилось в ведении органов госбезопасности (ныне Федеральной службы безопасности), и следователи там приняли к производству это дело. Но в какой-то момент уголовное дело было передано оттуда для расследования в Генеральную прокуратуру России. Я в это время расследовал уголовное дело по факту гибели членов Российского Императорского Дома на Урале и в Петрограде в 1918-1919 годах»:
http://leninism.su/lie/4369-pokushenie-na-lenina-2.html«Темы дел соприкасались», - совершенно справедливо говорит Соловьев далее. Но в его представлении дело было, конечно, не в том, о чем мы уже упоминали (одни и те же организаторы и исполнители преступлений, один и тот же способ уничтожения тел), а оказывается, по Соловьеву, всего лишь потому, что «это события периода Гражданской войны, близкие по времени, - думаю, поэтому расследование покушения на Ленина передали мне. Некоторое время я занимался им, а после восстановления следствия в ФСБ уголовное дело вновь было передано в этот орган».
Судя по интервью, следователь работал по тем же принципам, как и с делом о «екатеринбургских останках», предпочитая доверять выводам советских карательных органов. Так, ознакомившись с материалами, собранными ЧК по делу Каплан, Соловьев глубокомысленно заключает: «По-видимому, всё это правда». (Утверждение, никак не соответствующее известным фактам: Б. Орлов «Так кто же стрелял в Ленина? Версия» // «Источник». 1993. № 2. С. 63-74).
И «закономерный» в такого рода делах итог: «В конце концов дело прекратили в связи с тем, что вина Фанни Каплан в покушении на Ленина нашла свое подтверждение. Реабилитирована Каплан не была».
Ленин. Рисунок немецкого художника Отто фон Курселя.
Задержанная сразу же после покушения на Ленина Каплан к вечеру того же дня, 30 августа 1918 г. была привезена на Лубянку, где сразу же начались ее допросы. Их вели заместитель председатели ВЧК Я.Х. Петерс, член Коллегии ВЧК В.Э. Кенгисепп и другие чекисты. (После получения утром известия об убийстве председателя ПетроЧК Урицкого Дзержинский, по указанию Ленина, выехал как раз в этот день в Петроград. Троцкий находился на Восточном фронте в Казани.)
Ф.Э. Дзержинский и Я.Х. Петерс. Москва. 1918-1919 гг. РГАКФД.
Вечером на Лубянку прибыли председатель ВЦИК Я.М. Свердлов и секретарь ВЦИК В.А. Аванесов, однако в их присутствии Каплан говорить категорически отказалась (В.И. Курбатов «Покушения на вождей. Тайны российской истории». М. 2006. С. 42).
Пришлось им оставить комнату допросов и искать своего человека, который бы мог информировать о ходе следствия, контролируя одновременно его ход.
Как нельзя кстати пришелся тут бежавший из Екатеринбурга после занятия его белыми один из цареубийц - Янкель Юровский, появившийся в Москве, по некоторым данным, еще 1 августа. Только в ноябре его поставят во главе одной из районных ЧК, утвердив членом Коллегии МЧК, но уже 2 сентября (т.е. через три дня после покушения на Ленина) он был включен в состав группы, отправившейся на место покушения.
«2 сентября 1918 года, - читаем в официальной записи, - мы, нижеподписавшиеся, Яков Михайлович Юровский и Виктор Эдуардович Кингисепп, в присутствии председателя заводского комитета завода Михельсона тов. Иванова Николая Яковлевича и шофера тов. Гиля Степана Казимировича совершили осмотр места покушения на Председателя Совнаркома тов. Ульянова-Ленина».
Весьма симптоматично, что имя члена Коллегии ВЧК Кенгисеппа стоит вторым после Юровского - человека, не только не входившего в состав следственной комиссии, но в то время даже и вообще без какого-либо официального статуса. (Тем же днем 2 сентября датированы еще четыре малозначащих протокола дела, подписанных Юровским:
https://leninism.su/books/4176-delo-fani-kaplan.html?start=3).
Юровский. Рисунок немецкого художника Отто фон Курселя.
Кроме осмотра места преступления формально тогда же состоялся и проводившийся под руководством Юровского «следственный эксперимент», хотя таковым его назвать трудно.
«Следователь-фотограф Юровский запечатлел инсценировку, которая не имеет ни малейшего отношения к следственному эксперименту. Потому что в нем должны были участвовать реальная подозреваемая (назавтра ее убьют и сожгут прямо в Кремле), реальная свидетельница (после ранения шальной пулей кастелянша Попова вполне могла передвигаться) и даже сам реальный потерпевший. Потому протокол “глубокого осмотра” (так его именуют авторы) больше напоминает обвинительное заключение.
Очевидные нестыковки получают безапелляционные объяснения. Почему найденные гильзы “попадали ненормально, несколько вперед”? А потому что “таковые отскакивали от густо стоящих кругом людей”. Позже станет известно, что пули были выпущены из двух пистолетов. Но в материалах “глубокого” следствия нет данных трассологической и баллистической экспертиз. Нет опроса потерпевшего, то есть Владимира Ильича - хотя в подобных случаях это главный документ...
Нет ничего, кроме пролетарского чутья» (Е. Добрынина «“Дело” Ленина» // «Родина». 2018. № 8).
Другой современный исследователь характеризует дело Каплан как «не имеющее себе равных по количеству вопиющих нарушений, подозрительных умолчаний и прямых подтасовок» (В.И. Курбатов «Покушения на вождей». С. 49).
Однако вот что еще более удивительно: столь ужасающий непрофессионализм чекистов не вызвал, как мы видели, ни критики, ни осуждения со стороны современного российского следователя В.Н. Соловьева, отметившего лишь, что «Яков Михайлович Юровский, организовавший в ночь с 16 на 17 июля 1918 года в Екатеринбурге расстрел царской семьи, выступил на этот раз в качестве профессионального фотографа. Именно он запечатлел осмотр места покушения».
Такой совершенно индифферентный, безразличный взгляд на совершенно явные грубейшие нарушения, разумеется, не случаен. Ведь и его следствие по «екатеринбургским останкам» проводилось на столь же низком уровне.
Еще в 1995-м, т.е. в самом начале следствия члены Зарубежной экспертной комиссии подвергали справедливой критике идолопоклонство современного российского следствия перед результатами анализа ДНК. Но даже и сам этот фундамент покоился на весьма хлипких основах, довольно сомнительных с точки зрения процедуры; с попранием доктрин «преемства законного обладания» и независимости научных исследований. Стоит ли говорить, что результаты такого следствия не могут быть признаны пригодными для рассмотрения более или менее авторитетным судом (понятно, что мы ведем речь о мiровой практике).
Эти совершенно очевидные факты вынуждены признать даже и сами участники продолжающейся ныне «похоронной операции». «…Немало людей, - заявил в недавнем интервью митрополит Тихон (Шевкунов), - так же, как и я, не доверяли следствию, которое велось в 90-е годы. На то было множество причин, в том числе процессуальные причины, то есть брали частицы от останков брата Николая II, брали екатеринбургские останки, но процессуально это не было должным образом оформлено, и это вызывало недоверие. И об этом говорил в своем докладе глава СКР Бастрыкин, он поражался - насколько небрежно были оформлены материалы». (Но кто же, спросим мы, это всё проделывал, если не Соловьев?)
Правда, Владыка тут же поправляется и, отряхнувшись, опершись на протянутую ему интервьюером руку помощи («Ну новое государство, 90-е годы тогда еще были…»), уже бодренько: «Да, сложности тогда еще были, но сейчас все эти ошибки исправлены, процессуально всё идеально, и исследования проведены просто на высочайшем уровне»:
https://echo.msk.ru/blog/statya/2925318-echo/Как говорится, «всё хорошо, прекрасная маркиза»… Беда, однако, в том, что многие из тех ошибок, что бы там сегодня не пытались внушить нам сладкозвучные сирены, уже неисправимы в принципе. Но именно на них-то и покоится фундамент нынешнего, местами подштукатуренного, местами подмалеванного, следствия…
Кстати, о «макияже»: судя по недавнему трехтомнику следкома «Преступление века. Материалы следствия», его составители постарались, как могли (не всегда убедительно и доказательно, но все же…), учесть обстоятельную критику соловьевского следствия Российской зарубежной экспертной комиссией (
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/537640.html), что свидетельствует о том, что все эти претензии признаны вполне обоснованными и справедливыми. Этого «чудесным образом» старательно не замечает один лишь главред РНЛ А.Д. Степанов. Утверждая, что позиция членов Комиссии, решительных противников подлинности «екатеринбургских останков», «во много повлияла» лишь «на позицию Священноначалия Русской Православной Церкви», он заключает (вполне в духе времени): «Вот тут можно увидеть влияние Запада»:
https://ruskline.ru/news_rl/2021/11/11/zakryt_temu_carskih_ostankov (Что ж поделаешь, видимо, оптика у него такая, ну и служба, конечно, ответственная…)
Возвращаясь к т.н. «следственному эксперименту» товарища Юровского на заводе Михельсона, сделаем выписку из уже приводившейся нами статьи Екатерины Добрыниной, сопровождающейся сделанными 2 сентября 1918 г. фотографиями:
«В документах следствия, проведенного по горячим следам фигурируют четыре фотоснимка.
На одном ясно читается надпись “инсценировка”.
Ленина на снимках заменяет председатель заводского комитета Николай Иванов (на фото второй справа), в роли Каплан, - следователь по особо важным Виктор Кингисепп (на фото слева), случайно раненную кастеляншу Попову изображает член завкома Сидоров (крайний слева), водитель Степан Гиль играет самого себя. А “ставит” кадр и фотографирует - Яков Юровский.
Фото № 1. Ленин идет к автомобилю, с ним заговаривает Попова, Каплан готовится к теракту, шофер в ожидании.
Фото № 2. Каплан стреляет.
Фото № 3. Ленин падает, кастелянша пытается бежать, Каплан направляется к воротам.
Фото № 4. Общий вид заводского корпуса.
К фотографиям прилагается "Протокол осмотра места покушения на убийство тов. Ленина на заводе Михельсона 30 августа 1918 г.". Он датирован 2 сентября, подписан Юровским и Кингисеппом…»
О занятиях фотоделом Янкеля Юровского хорошо известно. В 1912 г. будущий цареубийца, обосновавшийся в то время в Томске, был выслан в Екатеринбург, где открыл фотографическое ателье, продолжавшее работать вплоть до начала Великой войны. В фотографии отца работала и его дочь Ребекка (Рима Яковлевна) Юровская, ставшая впоследствии одним из организаторов юношеского коммунистического движения в СССР.
«…Яков Юровский, - пишет в своей статье Е. Добрынина, - до революции имел собственное фотоателье в Екатеринбурге и часовую мастерскую, которая была удобным прикрытием для нелегальной явки марксистов. Тогда же он, кстати, заслужил похвалу своего учителя по фотоделу за “особые способности на видение предмета”. В своих воспоминаниях Юровский недовольно замечает, что жандармерия к нему “придиралась”, что его постоянно “таскали” в полицию и заставляли делать фото подозрительных лиц и заключенных. Впрочем, времени хватало и на изготовление фальшивых паспортов для товарищей по партии.
Закономерный вопрос: почему он не сделал снимков царской семьи до и после казни? Ведь узников позвали в подвал именно “фотографироваться”, а дорогая камера, принадлежавшая им, хранилась у коменданта “дома особого назначения” Юровского. Историки сходятся на том, что “перед расстрелом что-то пошло не так”. А сам Юровский, написавший пафосные мемуары, обошел стороной этот вопрос. Возможно, клял себя за непростительное упущение...»
Однако насчет фото и даже киносъемки в Ипатьевском доме в ту ночь есть и иные сведения:
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/510729.htmlСчитающиеся некоторыми исследователями сомнительными свидетельства служившего у красных бывшего австрийского военнопленного И.Л. Мейера в части, касающейся, по крайней мере, фотографических занятий Юровского (впрочем, как и в некоторых других случаях:
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/344483.html) сообщают вполне адекватную информацию. В Екатеринбурге, вспоминал Мейер, «он открыл фотографическое ателье и вскоре насчитывал среди своих клиентов всех лучших представителей города.. Это имело роковое значение для тех, кого он фотографировал, т.к. с каждого снимка он оставлял себе копию, на которой было написано имя и точный адрес. Эта коллекция в чистом виде находилась теперь на его письменном столе, председателя ЧК, в комнате № 3, в доме советов, который раньше был американской гостиницей. Как только от революционного трибунала поступала справка, Мебиус [начальник революционного штаба - С.Ф.] имел обыкновение спрашивать; “Товарищ Юровский, принесите ваш фотографический альбом, может быть вы имеете карточку человека, которого мы ищем?” Обыкновенно эти слова сопровождал громкий смех, но Юровского это не смущало, он был очень горд, если он действительно сейчас же мог достать нужную карточку» («Как погибла Царская Семья. Показания члена Уральского областного исполнительного комитета, бывшего австрийского военнопленного И.Л. Мейера». Пер. с нем. Графа П.А. Коновницына. Издательство журнала «Согласие» под ред. Д.С. Франк. [Лос Анджелес. 1956]. С. 6).
В редакционном примечании к этому месту журнала «Согласие», выпустившего эту брошюру, читаем (с. 28): «Какое странное и оригинальное совпадение. В Белграде (Югославия) на Васиной ул. Против политического отдела Городской Управы (местные жители называли этот отдел - “Главняча”) помещалось фотографическое ателье, весьма плохого качества, принадлежащее тоже еврею Моши Пиядо. И несмотря на то, что евреи пользовались всеми правами, никаким ограничениям не подвергались, и тем не менее Моша Пиядо очутился в первых рядах в первых рядах революционеров и был ближайшим помощником у Тито и принимал участие в партизанской войне. В дальнейшем этот маленький фотограф был выбран членом “Српске Академие Наука”, которая, после смерти Мошиной, устроила 19 марта 1957 года “комеморативное собрание” в честь академика Моши и почтила его память вставанием (“Гласник Српске Академие Наука”, кн. IX, свеска 1 за январь-март 1957 г.).
Видимо Янкель Юровский и Моша Пиядо действовали по какому-то общему известному им плану».