Терситея - Калидонская охота (..3..4.)
. Терситея - 4..qebedo.
Сперва это были те, кто участвовал в Великой охоте. Принеся тела Ификла и Плексиппа, они разбили лагерь и потребовали мести. Конечно, они были правы: поступок Мелеагра был и диким, и злым, а самое главное - неразумным. Тот, кто рассчитывал со временем стать царем Калидона и Плеврона, не должен был быть убийцей своих дядей и вождей куретов. Даже по обычаям «культурных» греков убийство кровных родичей по материнской линии требовало самого сурового наказания. Куреты же потребовали смерти Мелеагра, принесения в жертву Артемиде Ойнея, женитьбы оставшихся в живых братьев Алфеи, Токсия и Еврипила (или Евиппа - память уже не та, и те, кто мало чем ее обременяет, уже уходят из нее без возврата), на двух еще незамужних племянницах, Евримеде и Меланиппе, и избрания одного из них царем Плеврона, а другого - Калидона.
Естественно, рассуждать особо над таким требованиями было нечего. Ойней, Мелеагр, Агрий, Ликопей, я, младший брат Ойнея и моего отца Мелан вышли из города с верными нам людьми и ударили на куретов, к которым ежечасно подходили подкрепления. Многодневная битва была яростной и жестокой - противники хорошо знали друг друга, были одинаково вооружены, и никто не хотел уступать. Говорили, что на стороне плевронян был бог Аполлон. Но за нас сражался неуязвимый Мелеагр, каждый удар которого заставлял очередного курета прощаться с жизнью, и так продолжалось до тех пор, пока кузен, уметив в подбрюшье наскочившего сзади врага, не узнал в нем еще одного своего дядю - Токсия.
Эта смерть подкосила Алфею - разъяренная, с распущенными волосами и темным от гнева лицом, будто одна из Эриний, она явилась меж остановившихся в ужасе войск и громко прокричала, что если Мелеагр не прекратит истреблять ее род, не уйдет сей же час в Калидон и не запрется в собственном доме, она его проклянет. Мы тогда ничего не знали о спрятанной головне, но проклятие матери - штука страшная, и не один грек, каков бы ни был его уровень культуры, не станет искушать судьбу, нарываясь на него. Мелеагр покинул войско и заперся в своем доме.
Куреты воспряли, а нас охватило уныние. Сдержать их натиск не мог уже никто, и через несколько дней они разбили ворота Калидона, готовясь ворваться внутрь и устроить там смертельную резню. Ойней, мой отец, сестры (кроме Горги и Деяниры, которые одни еще пугали куретов, обходивших место, где они сражались, по дуге) - тщетно молили Мелеагра выйти и дать отпор врагу. Даже когда куреты ворвались в город и принялись резать жителей на улицах, Мелеагр продолжал сидеть в каком-то тупом оцепенении.
Из которого его вывел крик жены - Клеопатры. Некие особо бородатые, кривоногие, заляпанные кровью горцы схватили ее во дворе и намеревались пустить по кругу. Кузен словно сбросил с тела цепи - выскочил во двор, несколькими ударами кулака прибил напавших на Клеопатру, а потом выбежал на улицу, круша куретов подобранным с земли оружием - всем, что попалось под руку. Плевроняне, увидевшие того, кто принес им столько горя и бед, бросились бежать и не останавливались до самых ворот. Там Мелеагр, тщетно пытавшийся догнать их предводителя, вырвал из моих рук пращу и метнул камень в него. Я бы попал точнее, но сила, с которой он пустил снаряд, заменила точность - камень раздробил руку и ребра, выбив наружу сердце. Вождь куретов умер мгновенно. Когда я и Ликопей подскочили, чтобы снять с него доспех, мы узнали в нем последнего брата Алфеи - Еврипила (или Евиппа).
Это было бы слишком даже для кроткой и незлобивой женщины, которой Алфея никогда не была - в конце концов, она родилась куреткой. Все ее четыре брата были мертвы, и убийцей каждого был ее сын, первенец. Для нас, этолийцев, как и для прочих «некультурных» греков, родня по матери священнее, чем по отцу - в конце концов, Эринии карают лишь за убийство кровных родичей, в чем потом убедился на собственной шкуре сын Агамемнона Орест. Да и не только для нас - светловолосые и голубоглазые рабы, которых фракийцы покупают у жителей гиперборейских лесов, поют протяжные песни о королеве с непроизносимым именем, которая отомстила мужу за смерть братьев, убив его и своих детей.
Итак, Алфея, узнавшая о гибели последнего из братьев, впала в безумие. А может быть и то, что безумие в нее вселила Артемида - в конце концов, именно ее козни двигали всю эту историю от начала и до конца. В припадке бешенства мать Мелеагра выкопала спрятанную при его рождении головню и бросила в очаг. Когда полено догорело, величайший герой Калидона умер - в страшных мучениях, будто сгорая заживо, ужаснув нас всех, кому довелось это увидеть. Кучка пепла, которую тут же подхватил ветер и рассеял, словно дым - без следа...
Даже куреты были потрясены этим - все они рухнули на колени, как подкошенные, и битва прекратилась. Нечасто людям выпадает воочию наблюдать беспощадную волю богов, и она всегда вселяет в их души ужас, смятение и слабость. Даже мне стало не по себе, отец и Ликопей плакали, Горга с Деянирой выли, как смертельно раненые волчицы, а дядя Ойней постарел сразу лет на десять, навсегда потеряв ясный взгляд и глядя на мир все последующие годы какими-то тусклыми, будто расплавленный песок, глазами.
И всё это, как кошмар, от которого никак нельзя проснуться, продолжалось несколько дней - когда повесилась Алфея, наложившая на себя руки сразу, как только пришла в себя после приступа безумия и убийства сына; когда после погребения того, что пытались выдать за останки Мелеагра (шлем, доспех и щит, почерневшие и обугленные) зарезала себя его жена Клеопатра. Когда Артемида, явившись обессиленным от плача и скорби сестрам Мелеагра, Евримеде и Меланиппе, превратила их в цесарок и забрала на остров Лерос. Мало кто знает (а я знаю - из своих «послевещих» снов), что намерением злой божественной девственницы было сделать птицами всех четырех дочерей Ойнея и Алфеи, но за Деяниру вступился ее настоящий родитель, бог Дионис (и снова напортачил - не выйди она потом за Геракла, тот бы мог дожить до Троянской войны, и многих смертей, битв и раздоров, скорее всего, просто не было бы). Горга же уже была замужем, и Артемида не имела над ней власти - судьба лишившихся девственности женщин не решалась без богини Геры, а она Артемиду не любила - как и всех детей Зевса, рожденных не от нее.
Если и было что-то хорошее во всем этом (если вообще можно говорить о хорошем), так это то, что, полностью лишившись всего царского рода, кроме детей Алфеи, куреты и Плеврон окончательно покорились царю Калидона. Этолия стала единой, заплатив за это самую кровавую цену из тех, которые вообще можно было заплатить.
Так закончилась Великая охота на Калидонского вепря, положившая начало тем бедам, которые очень скоро истребили почти весь род Порфаона.
. Терситея - 3..qebedo.
Все остальные участники Великой охоты не стоят, пожалуй, даже того, чтобы я вспоминал их имена - в конце концов, не каждый из них в итоге даже посмотрел на то, как убивают Вепря. Я, мой отей Агрий и брат Ликопей тоже там были, раз уж нам повезло быть родней царя Калидона, но лишь мне удалось видеть, как всё происходило. А то, что моего имени вы не найдете в песнях, так про Великую охоту, к сожалению, сейчас вообще поют мало - куда популярнее легенды о Фивах, Троянской войне или приключениях Одиссея. Да и мал я тогда еще был, дерзкий сопливый подросток, совсем недавно убивший своего первого волка.
Девять дней собравшееся общество объедало и обпивало моего дядю Ойнея (несмотря на то, что Вепрь в своих погромах перерыва не делал), и лишь потом герои отправились на охоту. Правда, не без скандала - тегеец Анкей, огромный злой великан, махавший секирой размером с небольшой дуб, да его земляк Кефей раскричались, что ни за что не отправятся в бой вместе с бабой (они имели в виду Аталанту). Я же говорю - Аркадия край еще больших дикарей, чем Этолия. Но мой кузен Мелеагр применил главное оружие своего обаяния - сгреб аркадцев в охапку и в очень крепких выражениях объяснил, что на их присутствии, собственно говоря, никто особо и не настаивает. Посему все наконец-то двинулись по следам Вепря, и Великая охота началась.
Правда, первыми зверями, погибшими на ней, стали не кабаны, а кентавры. Когда охотники рассыпались в облаву, два этих полуконя, Рек и Гилей, бросились на Аталанту, потому что в очередной раз не смогли сдержать своей маленькой человеческой головой свои огромные конские причиндалы. Тут-то она доказала, что не просто носит лук и стрелы, уложив двумя выстрелами обоих. И, как ни в чем не бывало, отправилась ближе к Мелеагру - видимо, чтобы чувствовать себя безопаснее.
Вепря нашли у ручья, в зарослях ивняка. Когда он прянул оттуда, разодрав двух охотников и опрокинув третьего, многие бросились врассыпную. Нестор спасся, схватившись руками за крепкий сук и подтянувшись на нем. Оставшиеся стоять по команде Ясона кинули копья, и Ификл даже кричал, что попал, да подтвердить это было некому. Теламон и Пелей кинулись на зверя с рогатинами, но Теламон споткнулся о корень растения, и пока Пелей помогал ему подняться, Вепрь одним прыжком оказался перед ними.
Спасла братьев Аталанта, всадившая стрелу в голову кабана за ухом, и тот бросился в сторону. Дорогу ему загородил Анкей, кричавший что-то о бабах и о том, что сейчас покажет, как надо сражаться. С этими словами он и умер - Вепрь оказался ростом почти с него, но куда проворнее, и не успел тегеец взмахнуть своей секирой, как клыки чудовища его оскопили и распороли снизу вверх - жуткое и кровавое зрелище.
Пелей снова попытался поучаствовать в бою, но какой-то бог явно в этот день вредил братьям Эакидам - брошенное им копье угодило в Евритиона, царя Фтии. Злые языки потом говорили, что Пелей сделал это нарочно, потому что потом отец убитого Актор простил его, и даже завещал Фтию после своей смерти. Но я видел лицо Пелея в тот миг, и оно меньше всего было похоже на лицо расчетливого негодяя; да и кто мог бы вообразить, что Актор окажется таким милосердным?
В общем, всё шло из рук вон плохо. Амфиарай смог стрелой попасть Вепрю в глаз, но это его лишь еще больше взбесило. Кабан кинулся на Тесея, и честное слово, если бы я знал, скольких бед Греция избежит, умри он в тот день - очень может быть, что моя рука дрогнула бы. Потому что камень из моей пращи попал кабану прямо ниже шеи, разбив позвонок.
Да вот никто в горячке боя этого не заметил. К Вепрю подскочил Мелеагр и всадил ему в брюхо копье - удар, которого я больше никогда не видел, ибо жало достигло сердца, и чудовище было мертво еще до того, как прекратило визжать. Великая Калидонская охота закончилась...
Ну, по крайней мере так всем показалось, и вздох облегчения, вырвавшийся из утроб охотников, слышно было, наверное, не только в Калидоне, но и в Плевроне. Куреты тут же затеяли свою знаменитую пляску, а братья Алфеи по старому охотничьему обычаю освежевали тушу Вепря и преподнесли шкуру Мелеагру, как нанесшему смертельный удар бойцу. И что сделал этот влюбленный простак? Отдал трофей Аталанте, пробурчав что-то насчет того, что она первой пустила кабану кровь, и если бы дралась с ним один на один, победила бы (весьма спорное, надо заметить, утверждение - разве что одно порождение Артемиды не стало бы трогать другое).
Ификл, Плексипп и Токсий могли даже не быть куретами, «горскими горцами», считающими за оскорбление косой взгляд в сторону своей тени - любой бы на их месте почувствовал себя обиженным. Они могли смириться с тем, что трофей получит Мелеагр, сильный, непобедимый, неуязвимый, и, в конце концов, их племянник по женской линии - у куретов дядя по матери считался вторым отцом, а племянников часто брали на воспитание в материнскую семью, как родных детей. Но отдавать залитую кровью лучших бойцов Греции шкуру величайшего и ужаснейшего из вепрей девке-приблуде - этого их «нецивилизованные» сердца перенести не могли. Ификл громко закричал, что первую кровь пустило его копье, а Плексипп и Токсий вырвали трофей из рук Аталанты, грязно ругаясь.
Я уже говорил, что при всей мягкости и незлобивости характера кузен Мелеагр был вспыльчив и в гневе ужасен. На сей раз он разъярился так, как никогда раньше - казалось, что природа вокруг отпрянула от него в ужасе: деревья отогнулись, трава легла наземь, а вода в ручье пошла волнами вспять. Птицы упали замертво от его дикого крика, а у меня потом в ушах звенело еще неделю. Плексипп задрожал и побелел, как полотно; ему бы бежать, да ноги его вросли в землю. И удар кулака Мелеагра просто разнес его голову вместе со шлемом на жутко большое количество ошметков и кусков. Ификл, бросившийся на помощь брату с обнаженным мечом, получил нож в шею, причем размах и бросок Мелеагра были так сильны, что его дядю отбросило и пригвоздило к дереву. Обернувшийся в нашу сторону Мелеагр был похож на демона смерти - клянусь богами, он был черен лицом, волосы его шевелились, губы налились кровью, а глаза сверкали огромными злыми карбункулами...
Дальше я уже ничего не помню, потому что вместе со всеми бежал в Калидон без оглядки. Гости неприлично быстро собрались и умчались в свои края. Аталанта сгинула, как будто ее никогда и не было; рассказывают, что она потом женилась на человеке, обманувшем ее жадность, и прогневала богов, превративших ее в львицу. Может быть, может быть - наверное, так было бы справедливее всего. И, конечно, очень быстро, буквально по пятам за потускневшим, сгорбившимся и мрачным, как грозовая туча, Мелеагром, тащившим шкуру, появились куреты.
Сперва это были те, кто участвовал в Великой охоте. Принеся тела Ификла и Плексиппа, они разбили лагерь и потребовали мести. Конечно, они были правы: поступок Мелеагра был и диким, и злым, а самое главное - неразумным. Тот, кто рассчитывал со временем стать царем Калидона и Плеврона, не должен был быть убийцей своих дядей и вождей куретов. Даже по обычаям «культурных» греков убийство кровных родичей по материнской линии требовало самого сурового наказания. Куреты же потребовали смерти Мелеагра, принесения в жертву Артемиде Ойнея, женитьбы оставшихся в живых братьев Алфеи, Токсия и Еврипила (или Евиппа - память уже не та, и те, кто мало чем ее обременяет, уже уходят из нее без возврата), на двух еще незамужних племянницах, Евримеде и Меланиппе, и избрания одного из них царем Плеврона, а другого - Калидона.
Естественно, рассуждать особо над таким требованиями было нечего. Ойней, Мелеагр, Агрий, Ликопей, я, младший брат Ойнея и моего отца Мелан вышли из города с верными нам людьми и ударили на куретов, к которым ежечасно подходили подкрепления. Многодневная битва была яростной и жестокой - противники хорошо знали друг друга, были одинаково вооружены, и никто не хотел уступать. Говорили, что на стороне плевронян был бог Аполлон. Но за нас сражался неуязвимый Мелеагр, каждый удар которого заставлял очередного курета прощаться с жизнью, и так продолжалось до тех пор, пока кузен, уметив в подбрюшье наскочившего сзади врага, не узнал в нем еще одного своего дядю - Токсия.
Эта смерть подкосила Алфею - разъяренная, с распущенными волосами и темным от гнева лицом, будто одна из Эриний, она явилась меж остановившихся в ужасе войск и громко прокричала, что если Мелеагр не прекратит истреблять ее род, не уйдет сей же час в Калидон и не запрется в собственном доме, она его проклянет. Мы тогда ничего не знали о спрятанной головне, но проклятие матери - штука страшная, и не один грек, каков бы ни был его уровень культуры, не станет искушать судьбу, нарываясь на него. Мелеагр покинул войско и заперся в своем доме.
Куреты воспряли, а нас охватило уныние. Сдержать их натиск не мог уже никто, и через несколько дней они разбили ворота Калидона, готовясь ворваться внутрь и устроить там смертельную резню. Ойней, мой отец, сестры (кроме Горги и Деяниры, которые одни еще пугали куретов, обходивших место, где они сражались, по дуге) - тщетно молили Мелеагра выйти и дать отпор врагу. Даже когда куреты ворвались в город и принялись резать жителей на улицах, Мелеагр продолжал сидеть в каком-то тупом оцепенении.
Из которого его вывел крик жены - Клеопатры. Некие особо бородатые, кривоногие, заляпанные кровью горцы схватили ее во дворе и намеревались пустить по кругу. Кузен словно сбросил с тела цепи - выскочил во двор, несколькими ударами кулака прибил напавших на Клеопатру, а потом выбежал на улицу, круша куретов подобранным с земли оружием - всем, что попалось под руку. Плевроняне, увидевшие того, кто принес им столько горя и бед, бросились бежать и не останавливались до самых ворот. Там Мелеагр, тщетно пытавшийся догнать их предводителя, вырвал из моих рук пращу и метнул камень в него. Я бы попал точнее, но сила, с которой он пустил снаряд, заменила точность - камень раздробил руку и ребра, выбив наружу сердце. Вождь куретов умер мгновенно. Когда я и Ликопей подскочили, чтобы снять с него доспех, мы узнали в нем последнего брата Алфеи - Еврипила (или Евиппа).
Это было бы слишком даже для кроткой и незлобивой женщины, которой Алфея никогда не была - в конце концов, она родилась куреткой. Все ее четыре брата были мертвы, и убийцей каждого был ее сын, первенец. Для нас, этолийцев, как и для прочих «некультурных» греков, родня по матери священнее, чем по отцу - в конце концов, Эринии карают лишь за убийство кровных родичей, в чем потом убедился на собственной шкуре сын Агамемнона Орест. Да и не только для нас - светловолосые и голубоглазые рабы, которых фракийцы покупают у жителей гиперборейских лесов, поют протяжные песни о королеве с непроизносимым именем, которая отомстила мужу за смерть братьев, убив его и своих детей.
Итак, Алфея, узнавшая о гибели последнего из братьев, впала в безумие. А может быть и то, что безумие в нее вселила Артемида - в конце концов, именно ее козни двигали всю эту историю от начала и до конца. В припадке бешенства мать Мелеагра выкопала спрятанную при его рождении головню и бросила в очаг. Когда полено догорело, величайший герой Калидона умер - в страшных мучениях, будто сгорая заживо, ужаснув нас всех, кому довелось это увидеть. Кучка пепла, которую тут же подхватил ветер и рассеял, словно дым - без следа...
Даже куреты были потрясены этим - все они рухнули на колени, как подкошенные, и битва прекратилась. Нечасто людям выпадает воочию наблюдать беспощадную волю богов, и она всегда вселяет в их души ужас, смятение и слабость. Даже мне стало не по себе, отец и Ликопей плакали, Горга с Деянирой выли, как смертельно раненые волчицы, а дядя Ойней постарел сразу лет на десять, навсегда потеряв ясный взгляд и глядя на мир все последующие годы какими-то тусклыми, будто расплавленный песок, глазами.
И всё это, как кошмар, от которого никак нельзя проснуться, продолжалось несколько дней - когда повесилась Алфея, наложившая на себя руки сразу, как только пришла в себя после приступа безумия и убийства сына; когда после погребения того, что пытались выдать за останки Мелеагра (шлем, доспех и щит, почерневшие и обугленные) зарезала себя его жена Клеопатра. Когда Артемида, явившись обессиленным от плача и скорби сестрам Мелеагра, Евримеде и Меланиппе, превратила их в цесарок и забрала на остров Лерос. Мало кто знает (а я знаю - из своих «послевещих» снов), что намерением злой божественной девственницы было сделать птицами всех четырех дочерей Ойнея и Алфеи, но за Деяниру вступился ее настоящий родитель, бог Дионис (и снова напортачил - не выйди она потом за Геракла, тот бы мог дожить до Троянской войны, и многих смертей, битв и раздоров, скорее всего, просто не было бы). Горга же уже была замужем, и Артемида не имела над ней власти - судьба лишившихся девственности женщин не решалась без богини Геры, а она Артемиду не любила - как и всех детей Зевса, рожденных не от нее.
Если и было что-то хорошее во всем этом (если вообще можно говорить о хорошем), так это то, что, полностью лишившись всего царского рода, кроме детей Алфеи, куреты и Плеврон окончательно покорились царю Калидона. Этолия стала единой, заплатив за это самую кровавую цену из тех, которые вообще можно было заплатить.
Так закончилась Великая охота на Калидонского вепря, положившая начало тем бедам, которые очень скоро истребили почти весь род Порфаона.
. Терситея - 3..qebedo.
Все остальные участники Великой охоты не стоят, пожалуй, даже того, чтобы я вспоминал их имена - в конце концов, не каждый из них в итоге даже посмотрел на то, как убивают Вепря. Я, мой отей Агрий и брат Ликопей тоже там были, раз уж нам повезло быть родней царя Калидона, но лишь мне удалось видеть, как всё происходило. А то, что моего имени вы не найдете в песнях, так про Великую охоту, к сожалению, сейчас вообще поют мало - куда популярнее легенды о Фивах, Троянской войне или приключениях Одиссея. Да и мал я тогда еще был, дерзкий сопливый подросток, совсем недавно убивший своего первого волка.
Девять дней собравшееся общество объедало и обпивало моего дядю Ойнея (несмотря на то, что Вепрь в своих погромах перерыва не делал), и лишь потом герои отправились на охоту. Правда, не без скандала - тегеец Анкей, огромный злой великан, махавший секирой размером с небольшой дуб, да его земляк Кефей раскричались, что ни за что не отправятся в бой вместе с бабой (они имели в виду Аталанту). Я же говорю - Аркадия край еще больших дикарей, чем Этолия. Но мой кузен Мелеагр применил главное оружие своего обаяния - сгреб аркадцев в охапку и в очень крепких выражениях объяснил, что на их присутствии, собственно говоря, никто особо и не настаивает. Посему все наконец-то двинулись по следам Вепря, и Великая охота началась.
Правда, первыми зверями, погибшими на ней, стали не кабаны, а кентавры. Когда охотники рассыпались в облаву, два этих полуконя, Рек и Гилей, бросились на Аталанту, потому что в очередной раз не смогли сдержать своей маленькой человеческой головой свои огромные конские причиндалы. Тут-то она доказала, что не просто носит лук и стрелы, уложив двумя выстрелами обоих. И, как ни в чем не бывало, отправилась ближе к Мелеагру - видимо, чтобы чувствовать себя безопаснее.
Вепря нашли у ручья, в зарослях ивняка. Когда он прянул оттуда, разодрав двух охотников и опрокинув третьего, многие бросились врассыпную. Нестор спасся, схватившись руками за крепкий сук и подтянувшись на нем. Оставшиеся стоять по команде Ясона кинули копья, и Ификл даже кричал, что попал, да подтвердить это было некому. Теламон и Пелей кинулись на зверя с рогатинами, но Теламон споткнулся о корень растения, и пока Пелей помогал ему подняться, Вепрь одним прыжком оказался перед ними.
Спасла братьев Аталанта, всадившая стрелу в голову кабана за ухом, и тот бросился в сторону. Дорогу ему загородил Анкей, кричавший что-то о бабах и о том, что сейчас покажет, как надо сражаться. С этими словами он и умер - Вепрь оказался ростом почти с него, но куда проворнее, и не успел тегеец взмахнуть своей секирой, как клыки чудовища его оскопили и распороли снизу вверх - жуткое и кровавое зрелище.
Пелей снова попытался поучаствовать в бою, но какой-то бог явно в этот день вредил братьям Эакидам - брошенное им копье угодило в Евритиона, царя Фтии. Злые языки потом говорили, что Пелей сделал это нарочно, потому что потом отец убитого Актор простил его, и даже завещал Фтию после своей смерти. Но я видел лицо Пелея в тот миг, и оно меньше всего было похоже на лицо расчетливого негодяя; да и кто мог бы вообразить, что Актор окажется таким милосердным?
В общем, всё шло из рук вон плохо. Амфиарай смог стрелой попасть Вепрю в глаз, но это его лишь еще больше взбесило. Кабан кинулся на Тесея, и честное слово, если бы я знал, скольких бед Греция избежит, умри он в тот день - очень может быть, что моя рука дрогнула бы. Потому что камень из моей пращи попал кабану прямо ниже шеи, разбив позвонок.
Да вот никто в горячке боя этого не заметил. К Вепрю подскочил Мелеагр и всадил ему в брюхо копье - удар, которого я больше никогда не видел, ибо жало достигло сердца, и чудовище было мертво еще до того, как прекратило визжать. Великая Калидонская охота закончилась...
Ну, по крайней мере так всем показалось, и вздох облегчения, вырвавшийся из утроб охотников, слышно было, наверное, не только в Калидоне, но и в Плевроне. Куреты тут же затеяли свою знаменитую пляску, а братья Алфеи по старому охотничьему обычаю освежевали тушу Вепря и преподнесли шкуру Мелеагру, как нанесшему смертельный удар бойцу. И что сделал этот влюбленный простак? Отдал трофей Аталанте, пробурчав что-то насчет того, что она первой пустила кабану кровь, и если бы дралась с ним один на один, победила бы (весьма спорное, надо заметить, утверждение - разве что одно порождение Артемиды не стало бы трогать другое).
Ификл, Плексипп и Токсий могли даже не быть куретами, «горскими горцами», считающими за оскорбление косой взгляд в сторону своей тени - любой бы на их месте почувствовал себя обиженным. Они могли смириться с тем, что трофей получит Мелеагр, сильный, непобедимый, неуязвимый, и, в конце концов, их племянник по женской линии - у куретов дядя по матери считался вторым отцом, а племянников часто брали на воспитание в материнскую семью, как родных детей. Но отдавать залитую кровью лучших бойцов Греции шкуру величайшего и ужаснейшего из вепрей девке-приблуде - этого их «нецивилизованные» сердца перенести не могли. Ификл громко закричал, что первую кровь пустило его копье, а Плексипп и Токсий вырвали трофей из рук Аталанты, грязно ругаясь.
Я уже говорил, что при всей мягкости и незлобивости характера кузен Мелеагр был вспыльчив и в гневе ужасен. На сей раз он разъярился так, как никогда раньше - казалось, что природа вокруг отпрянула от него в ужасе: деревья отогнулись, трава легла наземь, а вода в ручье пошла волнами вспять. Птицы упали замертво от его дикого крика, а у меня потом в ушах звенело еще неделю. Плексипп задрожал и побелел, как полотно; ему бы бежать, да ноги его вросли в землю. И удар кулака Мелеагра просто разнес его голову вместе со шлемом на жутко большое количество ошметков и кусков. Ификл, бросившийся на помощь брату с обнаженным мечом, получил нож в шею, причем размах и бросок Мелеагра были так сильны, что его дядю отбросило и пригвоздило к дереву. Обернувшийся в нашу сторону Мелеагр был похож на демона смерти - клянусь богами, он был черен лицом, волосы его шевелились, губы налились кровью, а глаза сверкали огромными злыми карбункулами...
Дальше я уже ничего не помню, потому что вместе со всеми бежал в Калидон без оглядки. Гости неприлично быстро собрались и умчались в свои края. Аталанта сгинула, как будто ее никогда и не было; рассказывают, что она потом женилась на человеке, обманувшем ее жадность, и прогневала богов, превративших ее в львицу. Может быть, может быть - наверное, так было бы справедливее всего. И, конечно, очень быстро, буквально по пятам за потускневшим, сгорбившимся и мрачным, как грозовая туча, Мелеагром, тащившим шкуру, появились куреты.