Тема африканских беженцев с завидной регулярностью всплывает в заголовках израильских СМИ . И это несмотря на то, что за последнее время их количество не только не увеличилось, но и пошло на убыль. На сегодняшний день поток беженцев практически иссяк, и по всей стране их количество, по максимальным оценкам, исчисляется 60-ю тысячами. При этом, многие из них содержатся в тюремных бараках за высоким забором с колючей проволокой, в одном из самых труднодоступных районов страны. И, тем не менее, эта тема все так же продолжает будоражить умы определенной части израильской общественности. Нынешнее правительство, весьма чуткое к общественным настроениям определенного толка, позаботилось о сооружении громадной тюрьмы в пустыне Негев, предназначенной для людей, которые провинились лишь в том, что им удалось спастись от смерти и добраться до Израиля, пройдя через все муки ада. Оно также позаботилось о том, чтобы герметично закрыть границу с Египтом, а также создать специальное подразделение, призванное отлавливать этих людей с тем, чтобы переправлять их либо в тюрьму, либо в пекло, из которого им чудом удалось вырваться. Об одном оно не позаботилось - о выработке четких критериев предоставления статуса беженца со всеми вытекающими отсюда правами.
Если брать израильское общество в целом, то можно сказать, что истерия по этому поводу искусственно нагнетается сверху, дабы отвлечь людей от реальных проблем и стравить их друг с другом. Подхватывается же она представителями строго определенных, преимущественно маргинальных кругов, уже изначально являющихся носителями откровенно расистского мировоззрения. В основном же израильское население относится к беженцам не столько враждебно, сколько индифферентно. Однако тот факт, что люди в массе своей не становятся активными носителями ксенофобского вируса, сам по себе еще не является залогом отсутствия институционализированного расизма. Поскольку ключевой фактор, способствующий этому - не оголтелая ксенофобия, а всего лишь равнодушное отношение большинства людей к преследованиям, которым подвергаются те, с кем они себя не отождествляют.
Впечатление же, которое всеми силами пытаются создать как представители неправительственных расистских кругов, так и само правительство (например, в лице депутата Кнессета от партии Ликуд Мири Регев, назвавшей беженцев «раковой опухолью»), будто бы речь идет о общенациональной проблеме первостепенной важности и население Тель-Авива буквально изнемогает под гнетом «черного нашествия», по большей части не соответствует действительности. Подавляющее большинство жителей районов, где в массе своей сосредоточены беженцы из Африки, не вовлечены в акции, организуемые правыми кругами и направленные против «засилья нелегалов». Любой, кто усомнится в этом утверждении, может посмотреть, сколько голосов было подано за партию Михаэля Бен-Ари «Оцма Ле-Исраэль» в районах Ха-Тиква и Неве Шаанан. Из многих тысяч израильтян, проживающих в этих районах, за вышеупомянутую партию, основным предвыборным козырем которой являлось подстрекательство против беженцев, проголосовало лишь несколько десятков человек. Протестное движение «Ло-Нехмадим», вышедшее из этих районов, также никогда не делало африканских беженцев объектом каких-либо нападок.
И это притом, что израильские СМИ старательно нагнетают обстановку. Газеты и новостные сайты сообщают о каждом правонарушении, совершенном беженцами из Африки, не забывая упомянуть о происхождении правонарушителя. В особенности это касается темы изнасилований. Создается впечатление, что Израиль захлестнула волна насилия над женщинами, совершаемого исключительно «нелегалами». Тот факт, что около 40% женщин в Израиле когда-либо пережили сексуальное насилие в различных формах, и ответственны за это отнюдь не беженцы, утаивается от широкой публики. Вообще, это тема наиболее часто и широко муссируется в израильской прессе, в особенности русскоязычной. И вовсе не из соображений защиты женщин, так как тема мужского насилия и сексизма в израильском обществе в целом не вызывает и сотой доли подобного ажиотажа. Ведь расистское безумие проще всего спровоцировать там, где человек изначально воспринимает себя, прежде всего, как часть расово-биологической общности. И поскольку первостепенная функция женщины - сохранение расовой чистоты, то и посягательство на нее со стороны «чужака» означает нечто намного более страшное, чем насилие над личностью (которое во имя сохранение общности зачастую даже приветствуется). Оно означает посягательство на чистоту крови. Именно поэтому добровольная связь евреек с африканцами (или арабами) вызывает даже большее возмущение, чем изнасилование.
Что же касается преступности в целом, то и здесь создается впечатление, что из-за беженцев южный Тель-Авив, превратился в сплошную криминогенную зону. Но достаточно ознакомиться с исследованием, проведенным Исследовательским и информационным центром Кнессета, чтобы это впечатление раз и навсегда развеялось (
http://www.knesset.gov.il/mmm/data/pdf/m02625.pdf). Статистические данные однозначно свидетельствуют, что уровень преступности среди беженцев намного ниже, чем среди остального населения Израиля. Резонно было бы ожидать обратного, так как в трущобах среди бедноты, безнадежно застрявшей на самом дне, преступность, как правило, зашкаливает. Но в данном случае речь идет о людях, находящихся на нелегальном положении, и панически боящихся не только совершить какое-либо противоправное действие, но вообще тем или иным образом заявить о своем присутствии. Лично я довольно часто хожу через Неве-Шаанан в сторону Центральной автобусной станции. И когда навстречу мне в темном переулке идет толпа «нелегалов», то чувствуется, что именно они испытывают страх, а не я. И при малейшем угрожающем жесте с моей стороны чуть ли не бросаются врассыпную.
Но, как уже было сказано, большинство израильтян, вопреки стараниям правительства, СМИ и праворадикальных кругов, остаются индифферентными к расистской пропаганде, направленной против беженцев. За исключением одного весьма многочисленного сектора - русскоговорящей общины. Не будет преувеличением сказать, что среди русскоязычных израильтян откровенно расистская риторика, направленная против «нелегалов», широко распространена и является частью консенсуса. Центральные русскоязычные СМИ, отражающие настроения своей аудитории, при обсуждении этой темы сплошь и рядом скатываются к высказываниям, носящим откровенно подстрекательский характер.
Что же вызывает столь немотивированную агрессию среди русскоязычной общины по отношению к людям, которые не представляют для нее ни малейшей угрозы? Ведь подавляющее большинство русскоязычных борцов с «засильем нелегалов» ни разу не перемолвились с кем-либо из объектов своей неприязни даже парой слов и понятия не имеют, что это за люди. Причем, надо заметить, что, хотя агрессивное неприятие беженцев и идет, как правило, рука об руку со столь же агрессивным неприятием арабов, обоснование подобного неприятия существенно различается в этих двух случаях. Если арабы воспринимаются как ультимативный враг, намеренно и целенаправленно добивающийся нашего уничтожения (то есть наделяются субъективной волей, пусть и злонамеренной), то беженцы воспринимаются как «грязь», «саранча», «раковая опухоль», «стихийное бедствие». И если в первом случае неприязнь еще можно хоть как-то рационализировать, то во втором случае она носит полностью иррациональный характер.
В этой связи вспоминается настоящая буря, которая поднялась в русскоязычной среде после того, как известный израильский журналист Ярон Лондон сравнил иммигрантов из бывшего СНГ с африканскими беженцами. В чем же заключалась причина столь бурного возмущения? Ответ в 100% случаев был таков: мы, в отличие от них, прибыли сюда легально, а они - «незаконно проникли». Произвольность такого понятия как «легальность», если рассматривать его с чисто формальной, законодательной точки зрения, очевидна. Сегодня «нелегальными» объявляют одних, а завтра - других, как это часто происходило в истории. Нет, речь здесь идет о чем-то совершенно ином. Иммигранты из СНГ «легальны» по той «объективной» причине, что они как евреи вернулись на свою «историческую родину». Ведь Израиль задумывался как убежище именно для евреев. И хотя африканцы сегодня нуждаются в убежище в несоизмеримо большей степени, нежели евреи, им в этом убежище следует отказать. При этом даже у тех, кто с пеной у рта отстаивает еврейскую националистическую позицию, где то подспудно в сознании, как заноза, застрял вопрос: Если разница состоит лишь в том, что мы как евреи являемся полноправными хозяевами этой страны, а они как неевреи - всего лишь «стихийным бедствием», что же тогда делает нас членами этой привилегированной касты, то есть «евреями»? И такой же невыносимой занозой сидит в нас осознание того факта, что если, помимо фиктивного биологического обоснования (то есть, «еврейской крови»), ответ заключается исключительно в преследованиях, которым подвергались даже не мы, а наши предки, то как же легко мы могли бы поменяться местами с этим «стихийным бедствием».
Однажды я натолкнулся в Тель-Авиве на демонстрацию, на которой один из участников держал плакат, гласящий (по-русски): «Не позволим украсть у нас государство!». Речь шла о поддержке инициативы тогдашнего министра внутренних дел Эли Ишая по изгнанию из страны детей гастарбайтеров. Детей, выросших в Израиле, не знающих никаких иных реалий, кроме израильских, говорящих исключительно на иврите, одним словом 100%-х израильтян. Я подошел к человеку, державшему этот плакат, и разговорился с ним. Как выяснилось, он практически не знал иврита, смотрел российское телевидение, читал русскоязычную прессу, вращался только в кругу себе подобных и имел весьма смутное (если не сказать больше) представление о местной культуре. Мой вопрос, почему он считает именно себя, а не этих детей, которых собираются изгнать, хозяином этого государства, вызвал крайне возмущенную реакцию. Вслед за гордым заявлением «я - еврей!» мне, как «леваку» и «пятой колоне», было предложено убираться вон из страны вместе с гастарбайтерами и их детьми. Но, думаю, что, оставаясь наедине с собой, этот же человек все же задается вопросом, на каком основании я здесь, почему мне отдается предпочтение перед людьми, которые и в самом деле спасаются от смерти и нуждаются в убежище? И, не находя ответа, он выходит на демонстрацию, дающую ему возможность заявить о своем безраздельном праве на эту страну и затолкнуть поглубже свои страхи. И, думаю, что не ошибусь, если скажу, что в этом кроется одна из причин нашей ненависти к «чужакам», прибывшим из Африки. Где-то в глубине души мы видим в них свое собственное отражение.