Здесь, в Питере, тепло и нет войны. И телевизора нет.
Но она мне снится. Снятся снайперы, стоящие на карнизах зданий, у видеокамер. Они открывают огонь, и надо забегать в метро зигзагами.
Могут ли где-то оставаться мирные места, если где-то война?
Сегодня я прихожу на эфир.
- Вот, - говорит Дмитрий. - Подруга пишет. Она сама родом из-под Луганска, брат оттуда же. Насмотрелся российских СМИ, и поехал ополченцем Луганск защищать. Вернулся через несколько дней.
- Винтовку дали, - говорит, - и стали рассказывать как грабить магазины под шумок. Они хотели сделать из нас бандитов. Сбежал. Больше не поеду.
И я вспоминаю множество случаев, когда из людей делали бандитов. Не сразу. Не на прямую. Например, в отделе милиции, где работал мой друг Алексей, стали сокращать всех, кто не брал взятки. В поликлинике врачу, отказавшемуся выписывать больничные за деньги, объявили бойкот. Вспоминаю как наш преподаватель, москвич, рассказывал, какое пристальное внимание со стороны органов было к гей-тусовке (*приношу извинения геям описываемый эпизод касался 80х годов), особенно к тем, кого "опускали" на зоне. Те, у кого личность была сломлена легче соглашался работать осведомителем.
Давая в руки винтовку или взятку, власть делает людей соучастниками. И даже не давая винтовку, а просто заставляя верить в весь этот бред. А если ты соучастник - как ты отмажешься от остального беспредела? Если ты участвовал в убийстве - куда ты потом уйдёшь?
И не остаётся в этой стране человека, на котором не оставалось бы серого клейма - того, за что можно было бы взять и сказать "Эй, ты куда? Мы знаем, ты наш!"