Портреты 1930-х годов

Feb 11, 2011 13:26


  Женский портрет, 1934                  
 Обнаженная натурщица, 1936

"Разочарования и неудачи, без которых не обходится жизнь всякого активно работающего художника, всегда обращали Лебедева к тому вечному источнику вдохновений, каким неизменно оставалась для него живая натура. Здесь он черпал новую уверенность в своих силах. После «Девушек с букетами», не показанных никому, кроме близких друзей, после «Турецких борцов», отрицательно воспринятых критикой, наконец, после книжных работ, подвергшихся осуждению в газетах, художник сосредоточил все свое творческое внимание на портретной живописи; она стала главным содержанием его деятельности в последние предвоенные годы.
     С 1934 года начала расти серия лебедевских женских портретов. Они составляют именно серию, во многом подобную ранним графическим циклам, вроде «Акробатки» и «Танцо­вщицы». Каждый портрет представляет собой как бы звено в цепи экспериментов, напра­вленных на творческое осмысливание и эмоциональное истолкование образа современной женщины. Примеры, вырванные из цепи, не могут дать представления о живописи Лебе­дева. Любая отдельная работа - это добросовестный реалистический этюд, в котором нет иной задачи, кроме правдивого воссоздания натуры. Общий замысел - но не априорный, не сочиненный заранее, а естественно вырастающий из осмысления жизненного материала, изученного и обработанного художником, - раскрывается лишь тогда, когда восприни­маешь всю серию в целом, во всем разнообразии ее идейно-образных и формальных аспектов.


  Портрет М.П. Рит в голубом, 1935        
 Портрет К. Георгиевской, 1937

Анализ лебедевских портретов удобнее начать с определения их формальных, точнее, живо­писных особенностей, так как именно здесь наиболее четко выступают объединяющие при­знаки серийности.
     Композиционная структура - лучше сказать, архитектоника портретной живописи Лебе­дева отличается постоянством и устойчивостью приемов, издавна облюбованных и тща­тельно выверенных художником. Основы метода были заложены еще в 1927 году, в описан­ном выше портрете Н.С. Надеждиной. Подобно последнему, почти все позднейшие портреты изображают полуфигуру на отвлеченном цветопространственном фоне или - реже - в интерь­ере. Изображение дается фронтально, изредка - в легком повороте. Можно насчитать не более трех-четырех вариаций для положения рук. Везде отчетливо намечена центрическая композиционная ось, к которой стягиваются все изобразительные формы; нетрудно заме­тить в них тяготение к симметрии. Однако здесь нет и намека на какую-либо нарочитую схему; чтобы дать почувствовать симметрию, художник сознательно ее чуть-чуть нарушает. Такая устойчивость принципов композиционной структуры, быть может, таила бы опасность самоповторения и даже некоторой монотонности для художника менее глубоко и менее тесно связанного с натурой, чем Лебедев. Но однообразие композиционных решений ком­пенсируется разнообразием и тонкостью живописно-декоративной разработки поверхности холста.
      Мысль об органической цельности и гармонии живописной поверхности портрета была едва ли не главной для Лебедева. Обычно художник строил три тесно сближенных пространст­венных плана: лицо модели несколько выдвинуто вперед, контуры плеч и торса образуют второй план, слегка выступающий на цветном фоне, укрепляющем плоскость и лишенном мотивов иллюзорной глубины. Плоскостный характер композиции подчеркнут живописной трактовкой формы, которая передана не объемом, а пятном, иногда превращенным в полу­рельеф, как бы растекающийся в неуловимых очертаниях. Живопись Лебедева почти не знает светотени; уплощенный рельеф создается при помощи оттенков и тональных градаций цвета. Ранние работы изучаемой серии, написанные между 1934 и 1936 годами, обнаруживают сильное влияние Мане; оно проявляется не только в характере мазка и способе наложения краски ровным, легким, почти прозрачным слоем, но и в колорите, построенном на модуля­циях двух-трех основных тонов; преобладают серые, черные и приглушенные желто-коричневые цвета. Некоторые произведения этого периода тяготеют к монохромности. Это живопись тонко продуманная, очень интеллектуальная, но слишком сознательная и безу­пречная; в ней больше рассудка, чем темперамента, больше изящества, чем силы. Однако уже с 1937 года лебедевские портреты начинают говорить несколько иным живо­писным языком. Колористические решения здесь ближе к Ренуару, чем к Мане. Цвет стано­вится более интенсивным и насыщенным, мазок - более пастозным. Контрастные сочетания желтых, красных, синих, зеленых и розовых тонов создают вибрирующую, пронизанную светом, но, вместе с тем, плотную, как бы эмалевую поверхность. Заметно повышается роль контурной линии; форма обретает объемно-пластический характер.
     Художественная критика 1930-1940-х годов отметила эти «ренуаровские» тенденции портретной живописи Лебедева, но несколько преувеличила их значение. «Некоторые из наших живописцев настолько поддались влиянию французских импрессио­нистов, что превратились в их прямых подражателей и „идолопоклонников", - говорится в одной из критических статей. - Талантливый художник В. Лебедев затворился в своей мастерской и вот уже много лет не выступает на выставках, не решаясь демонстрировать свои живописные опыты, представляющие подражание Ренуару» (Зотова А. За преодоление пережитков импрессионизма // Искусство. - 1950. - № 1. - С. 77).
     Между тем, едва ли есть основания говорить не только об «идолопоклонстве», но даже и о подражании, как о чем-то существенно важном в портретной живописи Лебедева. Выше была уже сделана попытка выяснить его отношение к традициям импрессионизма. Влияние великих французских живописцев было, быть может, глубже, нежели воздействие системы кубизма, но и оно не заходило за пределы проблем профессионального мастерства; опыт Мане и Ренуара был для Лебедева лишь опытом школы, а не мировоззрением, и - повторяя уже цитированные слова Лунина - «он использовал этот опыт, чтобы сделаться более совер­шенным художником». Но весь жизненный материал, обработанный Лебедевым, весь круг его идейно-образных представлений, неразрывно связанных с окружающей современностью, был далек от идей и образов французского искусства. Сказанное можно сформулировать и более категорично: Лебедев не писал «ренуаровских женщин», как это казалось некоторым критикам, и не придавал «ренуаровских черт» своим моделям; он перерабатывал опыт Ренуара (так же, как и Мане), чтобы правдиво и поэтично передать на холсте образы своих современниц.
     Следует еще подчеркнуть, что Лебедев не делал так называемых «заказных» портретов. Круг людей, которых писал художник, составляли частью профессиональные натурщицы, частью друзья и знакомые Лебедева, преимущественно из художественной или спортивной среды. Выбор модели никогда не был случайным, хотя его и нельзя объяснить теми или иными предвзятыми намерениями социального или психологического порядка. Предвзятость вообще чужда мышлению Лебедева; создавая образ, он исходил неизменно из живого восприятия натуры. В облике своих будущих персонажей он искал только своеобразия и выразительности, а творческая интуиция помогала ему раскрывать типические черты и характерные приметы переживаемой эпохи.
В обширной серии портретов, написанных Лебедевым в последние предвоенные годы, нетрудно заметить две раздельные, хотя и одновременные струи, бегущие параллельно и не смешивающиеся друг с другом; в них воплотились две стороны дарования художника - его интимный лиризм и его сатирическая ирония.
     Известно, как трудно давались Лебедеву положительные образы и насколько подчас невоз­можно было ему совладать со своим темпераментом сатирика. Можно предположить, что обращение к портретной живописи было в значительной степени вызвано стремлением найти в окружающей действительности прочную опору жизнеутверждающему чувству и социаль­ному оптимизму художника. Он хотел показать, что его современницы достойны восхище­ния и восторженного любования.
В самом деле, легко указать ряд портретов, в которые Лебедев вложил всю силу своего лирического чувства. Вместе с тем, он оставался далек от идеализации натуры, в его моделях нет ничего нарочито эффектного.
      Он писал большею частью девушек и женщин, милых своей молодостью и свежестью. Мир душевных переживаний героинь художника обычно несложен, чужд надрыва и какой-либо патетики, далек от драматических конфликтов и не дает повода для глубоких психологических обобщений. Лебедев, впрочем, и не претендовал на психологические глубины. Он желал лишь передать поэтическое очарование своей модели, ее пленительную женственность и трогательную девическую грацию.
Было бы, однако, неверным считать лебедевские портреты внепсихологичными. В каждом из них есть тонкая характеристика модели, хотя типическое в облике изображенной женщины почти всегда подчеркнуто сильнее, нежели индивидуальное. Лишь в сравнительно немногих работах, где портретированы люди с творческим дарованием и сильной индивидуальностью, характеристика становится более глубокой, разносторонней и сложной. В изощрен­ном искусстве Лебедева нашлись выразительные средства, чтобы передать энергию и твор­ческое горение скульптора С.Д. Лебедевой, утонченность и одухотворенность художницы Т.В. Шишмаревой.


              

К тому же лирическому циклу должны быть отнесены довольно многочисленные живо­писные этюды обнаженного женского тела, выполненные Лебедевым в 1936-1940 годах. По своей художественной проблематике они, в сущности, ничем не отличаются от портретов. Работая над этюдами, художник пользовался теми же композиционно-пространственными и колористическими приемами, руководствовался теми же принципами живописного обоб­щения, ставил и решал ту же задачу правдивого воссоздания и поэтического истолкования натуры. Каждой из натурщиц дана проницательная портретная характеристика. Следует лишь подчеркнуть, что именно здесь, в натурных этюдах, реалистический метод художника достигает своих вершин.
      Наряду с лирическим циклом в те же годы создавался еще один цикл портретов, по фор­мально-стилевым признакам вполне сходный с описанным, но совершенно иной по эмоцио­нальному содержанию. Работам этого цикла тоже свойствен своеобразный лиризм, окра­шенный, однако, характерной лебедевской иронией. Ни предвзятости, ни намеренного шар­жирования нет и здесь; ироническая, а нередко и сатирическая интерпретация образа возни­кает из объективной характеристики модели - то есть, собственно говоря, из самых сущест­венных особенностей творческого метода Лебедева с его реализмом. Персонажи многих портретов кажутся родными сестрами «Девушек с букетами» и нимало не уступают им по силе художественной выразительности, хотя в портретной живописи обличительная нота значительно смягчена.
     Выше шла речь о том, что Лебедеву не удалось написать картину, в которой воплотились бы во всей сложности и полноте его представления о современной жизни. Быть может, неко­торой заменой этой ненаписанной картины стала серия реалистических портретов, в извест­ной мере отразивших некоторые грани действительности 1930-х годов".


  Краснофлотец, 1937

(из книги: Петров В. Владимир Васильевич Лебедев. - Л., 1972. - С. 202-213.)

Крупные картинки раскрываются, если щелкнуть по ним правой кнопкой и выбрать "Открыть изображение".   

художник ЛЕБЕДЕВ В., портреты, Живопись, 1930-е годы, искусствовед Петров В.

Previous post Next post
Up