«У воды нет ни смерти, ни дна, я прощаюсь с тобой...»
Очень удивительно: прощание сработало.
Я это поняла ещё в случае с бабушкиной смертью. Поскольку произошла она в период моего сознательного отношения ко всем вокруг, то чувства вины не случилось. Я понимала, что звонила, приезжала, как могла (даже чаще чем в подростковом возрасте, хотя бы раз в год). А все непонимания у нас случались лишь потому, что мы обе упёртые (надеюсь, что сейчас я стала мягче, так чувствую, по крайней мере), и она это понимала лучше меня. Поэтому, конечно, можно было приезжать чаще, например, но имея семью, пусть и без детей, делать это не так легко.
С бабушкой я несколько месяцев подавляла свои эмоции, и в какой-то момент они стали прорываться из меня внезапно. Словно внутреннее давление зашкаливало, где-то выбивало люк или болтик и из него начинало хлестать всё то, что я прятала. Я неадекватно злилась, когда что-то получалось не совсем так, как надо (кидала прихватки, сжимала кулаки до следов ногтей); или плакала - когда Прохор выплёвывал таблетку, при готовке - потому что это был момент ухода в себя.
Спустя месяц или около того таких мини-взрывов, я поняла, что морально истощилась: бесконечное подавление предполагало захлёстывание собственных рецепторов другими раздражителями, а это, в свою очередь, вызывало дополнительный перегруз нервной системы. И я вдруг ясно поняла, что хватит, пора учиться проживать. Чтобы вот сейчас несколько дней или недель было больно, но всё вышло, и осталась память.
Всё сработало 21 апреля. Я съездила по делам на Елизаровскую, а обратно решила идти - и ноги, впервые за долгое время, понесли. А потом и вовсе - включила музыку. Конечно, «Кино», потому что только с ними можно заглушать тьму светом. Я дошла до Ивановского карьера и остановилась на небольшой смотровой, которая подходила ближе к воде. В наушниках звучал акустический кавер «Железнодорожной воды» («Когда я был младше, я расставил весь мир по местам. Когда я был младше, весь мир стоял по местам»), и когда я обернулась, то увидела, что вся дорожка и все перила покрыты голубями.
Бабушка всегда очень любила голубей, считая их «божьими птицами» и называя «курицами». И я понимаю умом, что кто-то просто регулярно выходит на этот мостик и кормит птиц, а потому они слетаются, повинуясь инстинкту, при виде человека. Но в тот момент мне было на это наплевать, для меня это был словно привет от неё, пришедший ровно в тот момент, когда я позволила себе пережить случившееся. После этого я ещё несколько раз немного плакала на прогулках (спасибо солнцу и тёмным очкам), в первую очередь на «Где-то» «Иванушек», потому что эта песня давно и стойко ассоциировалась у меня с Йо («Но однажды зимой, или может весной, или может быть осенью где-то ты проснёшься одна, ты откроешь окно и увидишь моё лето...»). И всё, я перешла в новую стадию, где есть только любовь и память, но больше нет острой боли, застающей тебя врасплох.
Переосмыслив ситуацию с Олегом и получив мощный укол чувства вины, я проплакала 3 дня - не из серии «пустить слезу», а прямо от души, чтоб на утро глаза распухли и болели. Я понимала, что закрываться нельзя, иначе будет хуже. Поэтому в понедельник я пошла гулять по запланированному маршруту, который дополнила «нашими местами»: вот двор, где мы бесконечно тусовались в 2004; вот «линька», возле которой он мне первый раз признавался в любви; вот территория психушки, где мы когда-то гуляли; и Штромка, где он валил меня в снег и мы курили, глядя на мутное звёздое небо сквозь пушистые сосновые ветки. Я буквально ходила и прощалась.
На следующий день ездила к своей второй бабушке, а после должна была увидеться с Катей, и поняла, что всё складывается: я могу второй раз приехать к нему на Лийва, уже осознав всё по-настоящему. Я просидела на могиле не меньше получаса - просто курила и молча разговаривала с ним, плакала и гладила рукой листья пробивавшегося одуванчика - словно его руку. И вот сегодня я поняла, что мне действительно стало легче. Я всё ещё задаюсь вопросом, могла ли я предотвратить то, что с ним случилось, но всё же более конструктивно - понимая, что я не могу ничего изменить сейчас и тогда, к сожалению, я тоже была в той точке, в которой была, и неизвестно, смогла бы я как-то повлиять на него. Вот такая психотерапия - без умных книжек и походов к специалистам.
Очень эмоциональной выдалась в этот раз поездка. Слишком долго меня здесь не было и слишком много произошло внутри меня за 1.5 года отсутствия. Но произошло, безусловно, хорошего. И, кстати, разобравшись со своими эмоциями из-за смерти Олега, я более спокойно начала воспринимать грядущий отъезд, потому что надеюсь через несколько месяцев снова вернуться.