(no subject)
Фаза вуайeризма в моей жизни сошла на нет. Поэтому мне совершенно не хочется сюда писать. Видимо, всё моё вдохновение происходило от неприкаянности.
Я вообще замечаю с любопытством, как возраст берёт своё: вчера ныла спина, и это на фоне того, как краски душевных переживаний тускнеют и духовная жизнь уплощается. Потом я вдруг начинаю думать, что мне следует жениться, но тут же обрываю себя: кто же меня старую да ещё и со спиной возьмёт. Да и потом, это ж нужно подстраиваться, а у каждого ведь причуды.
На днях мне приснился сон, словно четвёртого апреля был госэкзамен, а сегодня уже двадцатое и я беспечно продолжаю к нему готовиться. Проснувшись, я осознал, что уже как пять месяцев врач и все экзамены сданы.
Вот мой приятель Алексей тоже сдал экзамен, даже на три дня раньше меня, причём вполне успешно. Подавать заявление на разрешение вести врачебную деятельность он не стал и вместо этого нашел место помощника в студенческом кафе на полставки, убирает там посуду. Он вполне осознаёт свои душевные проблемы и ищет теперь хорошего психотерапевта.
А я вот решил тоже особо не напрягаться и устроился анестезиологом. Во-первых, это нетрудно (наркозы давать может и уборщица), а во-вторых, мы всегда вовремя уходим домой под завистливые взгляды хирургов и терапевтов. А в остальном, анестезиология - это направление для людей без таланта, амбиций и большого ума. Для женщин и омег. Ну, и для меня. Ведь есть же растения, которые вольготно себя чувствуют и в тени.
А теперь о проблеме беженцев, тем более, что сейчас это актуально и у каждого по этому поводу есть, разумеется, своё мнение. У меня его нет, но есть маленькая история. На прошлой неделе я направился к вокзалу, в район Санкт-Георг, на Ганзейскую площадь (Hansaplatz). На выходные она заполняется разного рода асоциальным элементом: эмигрантами-подёнщиками из Восточной Европы, Африки и Ближнего Востока, наркоторговцами, проститутками разного пола включая трансух, алкоголиками, наркоманами и прочим мелким криминалом. В общем, клоака. Вся эта публика тусуется около огромного фонтана, обильно орошая его содержимым своих желудков, мочевых пузырей, а порой и кровеносных сосудов. Взяв бутылку пива в одном из магазинчиков на углу (алкоголь они продают не закрывая кассовый аппарат), я уселся на парковочный столбик и стал наблюдать за происходящим. Возле меня слонялся какой-то тип и громко голосил: "где моя Клеопатра? вернись, слышишь? не вернёшься, я буду принимать наркотики!" На лестнице у фонтана стояла группа молодых пьяных негров. Вдруг один из них, как стоял, так и рухнул безо всякой подстраховки словно сноп подрубленный, хлопнувшись лицом о брусчатку площади. Мне стало как-то не по себе. Я подумал, если он отбил себе мозги и перестал дышать, придётся его реанимировать. Товарищи склонились над ним, перевернули на спину, стали трясти. Я направился к ним. Лежащий чувак шевельнул рукой и что-то пробормотал. Будет жить, подумал я, и пошёл в другую сторону площади. Один какой-то маленький турчонок заявил, что трахнет меня, если я к нему приближусь. "Ты, - говорит он мне, не притворяйся, - я знаю, что ты полицейский, у меня всё в порядке с документами, ваши взяли меня на прошлой неделе, а потом отпустили, потому что с документами всё как надо". На улице становилось холоднее, я пил уже третью или четвёртую бутылку пива. Какой-то пузатенький араб подскочив ко мне, сообщил, что у него всё есть. - Что именно, спрашиваю. - Трава, кокаин, таблетки, всё! Одна пожилая, стройная, ярко накрашенная цыганка с длинными, чёрными волосами томным голосом спрашивала, есть ли у меня время и желание? Мне захотелось отлить. В писсуаре подле меня пристроился бородатый араб в полупальто и узких, хипстерских джинсах: Хамбург шайзе, бист ду Дойчланд?, - спросил он меня. Я что-то ему ответил, он не отставал. Кроме этих двух фраз и, как позже выяснилось, "фики-фики", он больше ничего по-немецки не знал, на английском он мог сказать money и ещё что-то. Он схватил меня за жопу, я предложил пойти в какой-то грязный отель с почасовой оплатой, т.к. сильно замёрз и хотел погреться. Только мы вошли в номер, араб тут же затребовал денег. Я дал ему 30 евро авансом. Он разделся, натянул на член презерватив, и едва прикоснувшись ко мне, тут же кончил. Я почувствовал себя несколько обманутым и потребовал деньги назад, хотя бы половину. Он, разумеется, отказался. Какая-то непонятная агрессия росла во мне. Он стал быстро одеваться. Из отеля мы вышли вместе. Он начал было прощаться, а я заявил, что не уйду, пока не получу хотя бы половину бабла. Так, дискутируя, мы дошли до площади, которая в этот момент уже была довольно малолюдной и прошли в дальний её угол, где совсем никого не было. Тут чувство самосохранения совсем меня покинуло и я стал его бить. У него мог быть нож, друзья, там постоянно ездит патрульная машина полиции, то есть всё могло окончиться очень небезобидно для меня. Нас разнял проходивший мимо афганец. Араб тут же стал ему что-то говорить на арабском, но тот по-немецки отвечал, что не понимает и знает только афганский. Всякий конфликт можно решить словами, - мудро вещал афганец, - что произошло? Он у меня 30 евро украл, - соврал я. - Так давайте вызовем полицию, сказал афганец. - Давайте! - говорю. Араб (хотя как позже выяснилось он был иракским курдом) понял, что поддержки ему ожидать неоткуда и вернул мне десятку. Мы разошлись. Я был очень пьян. Через полчаса мы снова с ним встретились и отправились пить в Ла Страду. Там в сигаретном чаду посреди кафе плясала какая-то пожилая немка в джинсах и лифчике, рядом с ней был полуголый цыганёнок лет двадцати с крепким торсом. Играла балканская музыка. Араб рассказал мне историю своей жизни, по крайней мере то, что я мог восстановить по обрывкам английских и немецких выражений. Он сам курд-езид, бежал из северного Ирака и живёт теперь в Эльмсхорне. Из Ла Страды мы направились в какую-то подворотню, где и потрахались. В общем справедливость была восстановлена, да и я для себя в себе открыл кое-что новое.
Я вообще замечаю с любопытством, как возраст берёт своё: вчера ныла спина, и это на фоне того, как краски душевных переживаний тускнеют и духовная жизнь уплощается. Потом я вдруг начинаю думать, что мне следует жениться, но тут же обрываю себя: кто же меня старую да ещё и со спиной возьмёт. Да и потом, это ж нужно подстраиваться, а у каждого ведь причуды.
На днях мне приснился сон, словно четвёртого апреля был госэкзамен, а сегодня уже двадцатое и я беспечно продолжаю к нему готовиться. Проснувшись, я осознал, что уже как пять месяцев врач и все экзамены сданы.
Вот мой приятель Алексей тоже сдал экзамен, даже на три дня раньше меня, причём вполне успешно. Подавать заявление на разрешение вести врачебную деятельность он не стал и вместо этого нашел место помощника в студенческом кафе на полставки, убирает там посуду. Он вполне осознаёт свои душевные проблемы и ищет теперь хорошего психотерапевта.
А я вот решил тоже особо не напрягаться и устроился анестезиологом. Во-первых, это нетрудно (наркозы давать может и уборщица), а во-вторых, мы всегда вовремя уходим домой под завистливые взгляды хирургов и терапевтов. А в остальном, анестезиология - это направление для людей без таланта, амбиций и большого ума. Для женщин и омег. Ну, и для меня. Ведь есть же растения, которые вольготно себя чувствуют и в тени.
А теперь о проблеме беженцев, тем более, что сейчас это актуально и у каждого по этому поводу есть, разумеется, своё мнение. У меня его нет, но есть маленькая история. На прошлой неделе я направился к вокзалу, в район Санкт-Георг, на Ганзейскую площадь (Hansaplatz). На выходные она заполняется разного рода асоциальным элементом: эмигрантами-подёнщиками из Восточной Европы, Африки и Ближнего Востока, наркоторговцами, проститутками разного пола включая трансух, алкоголиками, наркоманами и прочим мелким криминалом. В общем, клоака. Вся эта публика тусуется около огромного фонтана, обильно орошая его содержимым своих желудков, мочевых пузырей, а порой и кровеносных сосудов. Взяв бутылку пива в одном из магазинчиков на углу (алкоголь они продают не закрывая кассовый аппарат), я уселся на парковочный столбик и стал наблюдать за происходящим. Возле меня слонялся какой-то тип и громко голосил: "где моя Клеопатра? вернись, слышишь? не вернёшься, я буду принимать наркотики!" На лестнице у фонтана стояла группа молодых пьяных негров. Вдруг один из них, как стоял, так и рухнул безо всякой подстраховки словно сноп подрубленный, хлопнувшись лицом о брусчатку площади. Мне стало как-то не по себе. Я подумал, если он отбил себе мозги и перестал дышать, придётся его реанимировать. Товарищи склонились над ним, перевернули на спину, стали трясти. Я направился к ним. Лежащий чувак шевельнул рукой и что-то пробормотал. Будет жить, подумал я, и пошёл в другую сторону площади. Один какой-то маленький турчонок заявил, что трахнет меня, если я к нему приближусь. "Ты, - говорит он мне, не притворяйся, - я знаю, что ты полицейский, у меня всё в порядке с документами, ваши взяли меня на прошлой неделе, а потом отпустили, потому что с документами всё как надо". На улице становилось холоднее, я пил уже третью или четвёртую бутылку пива. Какой-то пузатенький араб подскочив ко мне, сообщил, что у него всё есть. - Что именно, спрашиваю. - Трава, кокаин, таблетки, всё! Одна пожилая, стройная, ярко накрашенная цыганка с длинными, чёрными волосами томным голосом спрашивала, есть ли у меня время и желание? Мне захотелось отлить. В писсуаре подле меня пристроился бородатый араб в полупальто и узких, хипстерских джинсах: Хамбург шайзе, бист ду Дойчланд?, - спросил он меня. Я что-то ему ответил, он не отставал. Кроме этих двух фраз и, как позже выяснилось, "фики-фики", он больше ничего по-немецки не знал, на английском он мог сказать money и ещё что-то. Он схватил меня за жопу, я предложил пойти в какой-то грязный отель с почасовой оплатой, т.к. сильно замёрз и хотел погреться. Только мы вошли в номер, араб тут же затребовал денег. Я дал ему 30 евро авансом. Он разделся, натянул на член презерватив, и едва прикоснувшись ко мне, тут же кончил. Я почувствовал себя несколько обманутым и потребовал деньги назад, хотя бы половину. Он, разумеется, отказался. Какая-то непонятная агрессия росла во мне. Он стал быстро одеваться. Из отеля мы вышли вместе. Он начал было прощаться, а я заявил, что не уйду, пока не получу хотя бы половину бабла. Так, дискутируя, мы дошли до площади, которая в этот момент уже была довольно малолюдной и прошли в дальний её угол, где совсем никого не было. Тут чувство самосохранения совсем меня покинуло и я стал его бить. У него мог быть нож, друзья, там постоянно ездит патрульная машина полиции, то есть всё могло окончиться очень небезобидно для меня. Нас разнял проходивший мимо афганец. Араб тут же стал ему что-то говорить на арабском, но тот по-немецки отвечал, что не понимает и знает только афганский. Всякий конфликт можно решить словами, - мудро вещал афганец, - что произошло? Он у меня 30 евро украл, - соврал я. - Так давайте вызовем полицию, сказал афганец. - Давайте! - говорю. Араб (хотя как позже выяснилось он был иракским курдом) понял, что поддержки ему ожидать неоткуда и вернул мне десятку. Мы разошлись. Я был очень пьян. Через полчаса мы снова с ним встретились и отправились пить в Ла Страду. Там в сигаретном чаду посреди кафе плясала какая-то пожилая немка в джинсах и лифчике, рядом с ней был полуголый цыганёнок лет двадцати с крепким торсом. Играла балканская музыка. Араб рассказал мне историю своей жизни, по крайней мере то, что я мог восстановить по обрывкам английских и немецких выражений. Он сам курд-езид, бежал из северного Ирака и живёт теперь в Эльмсхорне. Из Ла Страды мы направились в какую-то подворотню, где и потрахались. В общем справедливость была восстановлена, да и я для себя в себе открыл кое-что новое.