(no subject)
Þar kemr inn dimmi dreki fljúgandi,
naðr fránn, neðan frá Niðafjöllum;
Он медленно вытер нож о салфетку и поднял на меня глаза.
- Что ты только что сказала? - переспросил. Я повторила.
Между оконными стеклами беззвучно билась пчела. Было шесть часов утра.
Шел дождь.
Дождь шел уже третью неделю. В это время года так обычно бывает. Никакого солнца. Туман и дождь, и все. Как будто смотришь на мир сквозь запотевшие очки. Странное время.
В прошлом году я уезжала, болталась два месяца по Европе с одним из этих социальных проектов по интеграции иностранцев, мы реставрировали какие-то фрески в Белграде, и я до девяти вечера каждый день убивала на синопии, пока Нушича не нашли в Калемегдане с двенадцатью ножевыми и без правой кисти, и нас не распустили по домам, но к тому времени дождь уже закончился. В этот раз я не успела.
Он, очевидно, никак не мог поверить. За тот день мы дважды подходили к двери маленькой комнаты и уже брались за ручку, но в последний момент уходили в гостиную и делали вид, что ищем какие-то вещи. Фарфоровую лисичку, нож, телефонный провод, рукоятку для джезвы взамен сгоревшей, все найденное выкладывали на журнальный столик и одобрительно качали головой. Время от времени он уходил по коридору до конца и стоял там, как животное, попавшее в свет фар. Из-под двери уже начинала сочиться вода. Мне приходилось брать его за руку и уводить обратно, осторожно переступая через длинные бледно-зеленые нити водорослей и соляные разводы на полу. У него были влажные холодные пальцы.
Днями напролет в доме стояли белесые сырые сумерки. Мы почти не разговаривали и не выходили на улицу. Несколько раз заходили люди со смутно знакомыми лицами, приносили вино и ракию, и я кормила их остатками сыра и сухим хлебом. Кровь из прокушенной губы отдавала во рту ржавым железом, и по коже местами пошли рыжеватые пятна, как на срезе яблока, оставленного на подоконнике. За окном шел дождь. Мы молчали. Он стоял возле двери. Я обрезала волосы. Шел дождь.
Однажды я зашла в кухню, и он стоял над плитой, сгорбившись, бледный и вспотевший, совершенно перепуганный. Горлом у него шла вода, и я отерла ему подбородок рукавом. Он закашлялся, трясясь всем телом, и сплюнул мне в ладони красную рыбку, крошечную и яркую, как сгусток крови.
Я проволокла его по коридору, приоткрыла дверь, втолкнула его внутрь и быстро повернула за ним замок. Немного соленой воды успело выплеснуться мне на ноги, и я зябко потерла ступней правой щиколотку левой, ровно над шрамом. Море дышало за дверью старым усталым зверем, и от его соленого дыхания, пробивавшегося в щели, начинало щипать глаза. Сквозь рифленое дверное стекло я всматривалась, как картинка рассыпалась бесформенными цветовыми пятнами, потом с той стороны мне в лицо плеснуло бледно-розовой волной, и все исчезло.
Собранная сумка со среды стояла в прихожей. Я поймала попутку на Псковской трассе. У водителя было лиловое родимое пятно во всю щеку и железный башмак. С зеркала на плетеном шнурке свисал пучок сухих листьев, прихваченных за черенки. Из колонок дребезжала Джоплин.
"Подбрось меня до границы," я села вперед и закинула сумку на заднее сиденье.
"Двадцать, детка."
"Десять."
"А пускай будет десять," он белоснежно оскалился в сумерках дождя, сворачивая на Бильрёст, "пускай будет десять. Ты мне нравишься."
* * *
ребятки, прекращайте панику в информационном пространстве, у меня уже шесть снов про конец света