ЛЕТО 77-го
С Лидой я познакомилась в кабинете логопеда Инны Самуиловны Янкелевич.В небольшом коридорчике у кабинета ждали своей очереди и те, кто исправлял неправильно произносимые «р» и «л», и те, кто перестал разговаривать после перенесенного инсульта. Но большая часть занимавшихся пыталась избавиться от заикания. В их числе были и мы с Лидой. Скорее всего, наша первая встреча произошла в том самом коридорчике.
Как-то Инна Самуиловна сообщила мне, что одна из занимающихся купила две путевки в Карелию, на себя и подругу, а та по какой-то причине ехать передумала, не хочу ли я приобрести эту вторую путевку. Я - захотела.
Мы стали общаться. Инна Самуиловна считала, что у нас было много общего. А вот внешне мы были совершенно разными. Лида - выше ростом, тоненькая, стройная. Я более плотного сложения, ниже на голову. Изучив расписание поездов, поняли, что в Ленинграде мы будем около суток, даже придется там переночевать. Это нас не расстроило.
В Ленинграде я была два раза. В первый раз ездила с мамой. Мы останавливались в большой квартире маминой двоюродной сестры - Валентины Егоровны - на Бассейной. Во второй раз я ездила в Ленинград одна, жила у второй маминой двоюродной сестры - Маргариты - на улице Гончарной. Помню старинную тяжелую дверь, лестницу с инкрустированными перилами. Рита жила в одной из комнат некогда большой квартиры обычной петерубургской семьи. С 20-х годов квартира стала коммуналкой. Запомнились высокие потолки с барельефами, черный ход, узкая, как пенал, комната, где когда-то жила прислуга. Рита работала, поэтому утром я выходила в город и проводила там весь день, возвращалась вечером, когда она была уже дома. Именно о Рите я вспомнила, узнав, что ночлега в Ленинграде нам не избежать. Мама позвонила и Вале и Рите, сестры как-то сразу согласились, что переночевать ночь нам будет удобнее у Риты, ведь она жила в нескольких метрах от вокзала.
Когда вопрос с ночлегом был решен, мы бросились обсуждать, в какие музеи успеем сходить, где можем побывать. Несмотря на то, что за два посещения Ленинграда я побывала лишь в десятой части музеев этого лучшего города в мире, стала настаивать на посещении музея Некрасова. Да, была, но вот еще хочется… Да почему? Экскурсовод там была замечательная. Ненамного старше меня, но она так рассказывала о поэте, словно он был ее другом, таким, к которому, как бы он себя не вел (лично я осуждала поэта за игроманию), ты относишься тепло и трепетно. После первого посещения музея я прочла воспоминания и Панаевой и других современников Некрасова, и так часто перечитывала его стихи, что многие помню до сих пор. Почему-то мне захотелось увидеть эту девушку еще раз, услышать ее голос. Лида тоже уже бывала в Ленинграде. Она предложила сходить в Эрмитаж… « Там, - она задумалась, - да я покажу». Я - всегда за.
В дорогу мама приготовила курицу. Помню, что она была довольно объемной. Но в первую половину пути мы ели что-то другое (Думаю, Лидина мама, конечно же, испекла в дорогу домашних пирожков) и когда дошла очередь до курицы, Лида сморщила нос и твердо сказала, что ее надо выбросить.. А мне было жаль… «И ничуть и не протухла», - защищала я мамину курицу. Я не стала говорить, что курицу жаль еще и потому, что она была - наша и совсем недавно еще жила в сарае… Конечно же, представляла я, курицу выбирал папа. Я словно видела, как это происходило. Обычно, если приходит время для кур, выбирали ту, что слабее, которая вдруг отчего-то захромала. Но в этом случае, почему -то догадывалась я, папа думал о том, что курица для меня должна быть упитанной, а, значит, более вкусной… А потом эту курицу готовила мама. Запах от нее разносился по квартире. Наверное, всем - и маме, и папе, и брату - хотелось хотя бы попробовать эту курицу, ведь, если откровенно, мы не так часто ели курятину, чаще - свинину…
- Нет, нет, выбрасывай… , - в некоторых вопросах Лида проявляла недюжинную твердость.
Я не могла своими руками разрушить с теплом и любовью сотворенное дома - мне в дорогу - чудо. Операцию по уничтожению курицы я доверила Лиде. Надеюсь, она осчастливила какую-нибудь бездомную собаку.
В Ленинград мы прибыли вечером. Справа от Московского вокзала - Гончарная улица. Рита, улыбаясь, открыла дверь. Она расспрашивает о маме, ее братьях и сестре. Ей интересно, почему мы выбрали Карелию. Мы выкладываем все свои доводы:
- Да там же такие озера! А скалы! К тому же, нас свозят на Кижи.
Рита приготовила нам диван и кресло. После двух ночей в поезде спим как убитые.
Наутро завозим вещи на Финляндский вокзал и - ура - мы в Ленинграде.
- В музей Некрасова? - уточняю я. В прошлый приезд я была в музеях Достоевского (и тоже в него влюбилась, и тоже перечитала воспоминания о писателе), и в Технологическом музее, и в Исаакиевском соборе, и в музее Пушкина, и… Но так уж мы устроены, что хочется показать то, что задело больше всего, чтобы и другого (другую, подругу) это также задело…
Лида не возражает.
Увы. экскурсию вела другая экскурсовод и я ревниво сравнивала свое впечатление с той девушкой и, увы, оно было не в пользу нынешней. Была точно такая же информация, но не было того девичье-человеческого трепетно- сочувствующего понимания судьбы поэта. Экскурсия почти заканчивалась, когда в музей вошла моя «знакомая». Она сменила прическу….. Я была рада ее увидеть. По идее, надо было бы подойти и сказать: «Спасибо за Некрасова».
По Невскому спешим к Эрмитажу. Заходим в кулинарию, выбираем салат и чай с вкусными пончиками и даже заглядываем в парикмахерскую. Вот удача - нет очереди.
- Садитесь, - приглашает меня девушка. Она - моя ровесница. Но столько в ней изящества, простоты…
- Что же мы хотим?
- Да я как-то и не думала, - залепетала я, - мы в турпоход идем, убрать лишнее, чтобы не мешало…
- Что же, - держа в руках мои волосы, - проговаривает девушка.- с такими волосами - много возможностей…. Волосы у вас для этого - самое то. Правда, быстро не получится.
Лида машет рукой: «Соглашайся, успеем».
Девушка моментально включается в работу. Волосы то разделяет, то соединяет… Как приятно, когда твоя голова и ножницы в уверенных руках мастера. Вдруг в салон вбегает молодая женщина и что-то шепчет моему мастеру:
- И очередь заняла? - переспрашивает она.
- Ну да! - с отчаянием в голосе восклицает напарница и почему-то укоризненно смотрит на меня. - Девочки, - обращается ко мне парикмахерша, - а вы не посидите немного без меня, .там апельсины выбросили… Так хочется…
- Да-да, - киваю я наполовину оформленной головой…
Девушка снимает фартук и убегает, а я переглядываюсь с Лидой… Нам же еще в Эрмитаж, а потом на вокзал… Лида пожимает плечиком…
Ждали, действительно, недолго. Девушка вбежала в парикмахерскую с авоськой апельсинов. на какое-то мгновение в салоне стало так ярко, что мы все невольно заулыбались. Парикмахер пытливо осматривает мою голову и тут же включается в работу…
Потом вдруг останавливается, выбирает из сетки два апельсина и протягивает их Лиде:
- Девчонки, это вам - за терпение…..
В салоне пахнет апельсинами и чем-то необычным от моих волос… Еще несколько минут и мастер снимает с меня накидку.
- Люд, как здорово, - шепчет откуда-то сзади Лида…
В зеркале вижу свою голову со спины: по центру спускается мощная прядь волос, по бокам лишние волосы сняты.
- Это - ласточкин хвост, - объясняет девушка…- Я эту стрижку второй раз делаю. На вас получилась просто отлично. Потому что волосы - густые…
Расплачиваюсь, благодарим и почти бежим в Эрмитаж. Похоже, мы чуть ли не единственные, кто заходит в музей в столь позднее время:
- Что ж вы так запоздали? Не успеете ..., - укоряет нас кассир.
- Сколько успеем …, - словно извиняется Лида.
Ходить по всем отделам у нас нет времени. Лида умело ведет меня в зал французской скульптуры. Мы буквально проносимся мимо статуй, которые я хотела бы рассмотреть,
и, может быть, что-то о них узнать… , но Лида ведет меня все дальше и дальше.
Вот еще один зал, переход в другой и наконец вниз, к переходу в другой зал и в нем-то , наконец, Лида останавливается…
- Вот она, - Это - Роден. «Вечная молодость».
Парень и девушка склонились друг к другу. Мы стояли, потрясенные.
После этого была долгая жизнь….И было в ней всякое. Думаю, не последнюю роль в складывавшихся или в нескладывавшихся отношениях с парнями сыграла роль и эта статуя. Запечатленная в ней нежность всегда отторгала, отталкивала, когда на первом месте были хамство и грубость… Всегда искала только нежность. Возможно, многое в личных отношениях не складывалось, потому что не было в отношениях такой же нежности… Без нее всякие иные отношения становились ненужными, лишними, наносными…
Залы уже закрывались, мы шли к выходу. Молчали…. Вот и приоткрылаась еще одна страничка жизни. Вечная молодость затмевала все…
На обратном пути проходим мимо «Медного всадника»…
Оглянувшись: никого, читаю стихи. Вслух, свои:
- Медный всадник - в снегу,
в теле - дрожь от восторга,
вот-вот ринется конь, полетит на врага,
но ликующий миг остается лишь в бронзе
и коня нетерепенье
будет длиться века.
Мчатся дни, идут годы,
пролетело столетье,
но застыла навеки в летящем Петре
его страстная вера, что только победа
будет символом русскихна земле.
- Твое?
- Да, после второй поездки … Помнишь, я зимой ездила… Медный всадник был в снегу… Концовка, конечно, какая-то примитивная…
- Да нет, - успокаивает меня Лида, - в духе этого памятника.
Мы спешим к вокзалу….Следующую ночь проведем в поезде…
Впереди - Петрозаводск.
КАРЕЛИЯ.
Купив билеты на автобус до турбазы «Косалма», прильнули к киоску. Ну разве не чудо: спокойно стоят книги «Дети капитана Гранта». А вот еще, и еще …
К сожалению, киоск закрыт на перерыв, а нам уже пора на автобус. Решение приходит мгновенно.:
- Мы ведь первые два дня на турбазе будем, значит, сможем приехать сюда еще раз..
Пишу записку, в которой прошу киоскера отложить нам по 2 экземляра книг- и перечисляем то, что увидели через стекло. Записку передаем киоскерше, работающей в киоске напротив. А сами садимся в автобус.
Карельские пейзажи. Низкорослые березки, то с одной стороны автобуса, то с другой мелькают окошечки озер. … Мы из -за них - карельских озер - сюда и ехали. Турбаза, нас расселяют по комнатам. Собрание группы. Наш инструктор - Виктор Зайцев. Худощавый, спокойный. Оказывается, он со своим помощником уже все рассчитал. Объявляет распределение по лодкам. Старшим нашей лодки назначается Родионов Миша. Он нас постарше, невысокий, темноволосый, все время молчит. Лида вспоминает, что по профессии Миша - врач. А четвертым в нашу лодку определяют довольно крупного подростка - Пашку, который, кстати, приехал с отцом. Все понимают, что папаше совсем не хочется нянчиться с сыном еще и в отпуске. Но тихонечко ворчим по этому поводу только мы: ведь нам придется делить с Пашкой не только лодку, но еще и палатку. Конечно, тесниться из-за его сына-увальня должны мы.
Затем мы идем в пункт проката, где нам выдают рюкзаки, штормовки, спальные мешки.
На следующий день - экскурсия по Петрозаводску. Мы просим разрешения остаться в городе, чтобы выкупить заказанные книги. Спешим на автовокзал. Возможно, мечтаем мы, киоскер откликнулась на нашу просьбу. Киоскерша приветлива с нами и охотно вынимает откуда-то из-под полы пачки с книгами:
- Берете все, что попросили? - спрашивает она.
- Конечно, - захлебываясь от восторга, киваю я, сама меж тем просматриваю витрину:
- И вот эту дайте, и вон ту…, вчера их не было… Как у вас хорошо с книгами, - у нас такого нет, чтобы вот так, свободно, да еще несколько дней стоял тот же Жюль Верн- да никогда..
- Да просто - новое поступление. А все эти книги нашего, Петрозаводского издательства.
Мы благодарим, расплачиваемся, уходим. На прощание оборачиваюсь и благодарно киваю продавцу киоска напротив, той самой, которая согласилась передать нашу записку. Она приветливо машет нам рукой.
Выйдя с автовокзала, ищем почту. Не ехать же с такими пачками на турбазу. К тому же, напоминаю я Лиде, у нас есть планы и на оставшуюся часть отпуска.
На второй день - экскурсия в Марциальные воды. Помню, что какую-то часть пути идем пешком и рвем голубику.
Огромное впечатление прозвела экскурсия на Кижи. Помню, было чувство какой-то личной сопричастности к этим красивейшим церквям, к тому времени где-то прочла, что по одной из версий мои предки с такой же как у меня фамилией перебрались в глушь Вятской губернии откуда-то с Новгородчины, где умели рубить избы без единого гвоздя. Всегда, когда вижу вижу такие творения рук человеческих, как Кижи или Малые Корелы, невольно думаю о своих предках и кажется мне, что и я могла бы участвовать в строительстве этой красоты, когда дощечка к дощечке, да без единого гвоздя….
Отплытие. Мы получаем лодку, палатку, укладываем свои рюкзаки и я вижу, что для нас вроде бы как уже и нет места. Проблему быстро решает Миша: он перекладывает наши мешки так, что мы с Лидой спокойно занимаем одно из сидений. Миша на первом сиденьи. Пашка - за рулем.
Когда я объявляла, что умею грести веслами, я была уверена, что - умею, но не понимала, что несколько преувеличила эту информацию. Я выросла на большой реке Каме, мой папа имел две моторные лодки и с Чуса, поселка, где мы жили, до Лойно, куда мы ездили навещать бабушку, плыли на моторной лодке. А гребла я два-три раза - в … огороде у дома. Когда Кама выходила из берегов, то заполняла собой и луг за нашим домом и огород. Вот в этом, естественно, огороженном пространстве я впервые взяла в руки весла… Грести-то я гребла, но - как? Моя неточность огорчила Мишу: он уже понял, что Пашка грести не умеет,а тут и мой хваленый опыт оказался липой. Оставалась Лида, которая ничего не обещала, а просто гребла и гребла. В первые дни нашего лодочного маршрута нам пришлось нелегко. Во-первых, у меня не было перчаток и в первый день мои ладони покрылись мозолями. Лида всегда была более отвественной: не помню, были у нее перчатки или нет, но врезалось в память её лицо, напряженное, со сжатыми губами. Думаю, что и ей не всегда было легко. Труднее всех пришлось Мише. Если мы с Лидой менялись, то он греб без отдыха. К тому же в первое время ему приходилось ставить и снимать палатки, выносить и и вносить в лодку рюкзаки. Одним словом, он вел себя как настоящий джентльмен. Если бы я уловила на себе его более чем пристальный взгляд, я бы него влюбилась. Но как-то быстро поняла, что я со своими мозолями, некоторой неуклюжестью и чрезмерной болтливостью ему совсем не нравлюсь… Как-то Лида заметила, что у костра он поглядывает на девочек из другой лодки… Ну что ж, понятно, что мы ему и в лодке надоели. Спать приходилось в одной палатке. Как я уже писала, Пашка занимал не одну четверть, а одну треть палатки. Нам троим приходилось с этим мириться. Я спешила занять место у «стенки». Лида - рядом. Мы уже почти спали, когда в палатку залезал деликатный Миша и долго пристраивал свой спальный мешок где-то с Пашкиной стороны. Через несколько дней мозоли зарубцевались, кто-то дал мне перчатки и я все--таки научилась грести в такт и даже рулить, что наполняло меня гордостью: наконец-то я могла считать себя полноправным гребцом. Однажды мы даже обогнали лодку инструктора Вити Зайцева, чем очень загордились и полуоттенок этой гордости мне удалось уловить на всегда сосредоточенном лице Миши Родионова.
Десять дней. Гладь озер и изящество узеньких речушек. Сочно-зеленые берега. Перекаты. Костры. Песни, от которых кружилась голова. Дежурства на кухне. Ведро картошки. Ведро каши. Чай с травами. Почему-то врезался в память один эпизод. Как-то мы с Лидой решили поплавать по озеру. Сели в лодку, догребли до середины и даже обогнули небольшой островок. Конечно же, пели песни. Сколько себя помню, музыка и пение (когда я сама пою) меняют мое настроение. Я буквально готова на подвиги. Вот и в тот раз - напевшись , я приняла решение поплавать, для чего храбро перевалилась из лодки в воду. Наплавалась так, что почувствовала, как устали руки. Попыталась взобраться в лодку - не получилось. Это вызвало смех. Лида пыталась помочь мне - лодка накренилась… И из-за вдруг охватившего меня смеха и из-за того, что я побоялась опрокинуть лодку - решила не рисковать, а доплыть до берега. Как избирательна наша память. Странно, что этот ничего не значащий эпизод врезался в память. До сих пор помню спокойную гладь озера, прозрачно-бирюзовую глубину, в которой можно было проследить взвивающуюся вверх, к свету стебелек кувшинки, камушки на дне озера…
Еще по дороге в Москву я предлагала Лиде продолжить наши путешествие после Карелии. Например, съездить в Онегу Архангельской области, где живут мамины тетя и дядя. Я не была с ними знакома, просто каждую неделю домой приходили письма, написанные четким убористым почерком маминого дяди - Маркина Ивана Николаевича. Но - если откровенно - меня больше манило море, ведь Онега находилась на берегу Белого моря. А из Карелии до этого моря - рукой подать … К тому же у нас еще есть целых две недели отпуска. Наверное, я умела убеждать…
И озера, и перекаты, и вечерние посиделки у костра были для нас праздником. А праздники не могут длиться вечно. Вот и Косалма, знакомый причал, ночь в цивилизованном номере турбазы, питание в столовой, где есть не только ложки, но и вилки…. Уже сданы в пункт проката спальные мешки и рюкзаки и мы все, сплоченные пением у костра, перекатами, когда все невольно помогают друг другу, когда в глазах каждого из нас еще синели озера, смотрим друг на друга другими глазами, как на родных….
Петрозаводский железнодорожный вокзал. Куда ни пойдем, встречаем «своих». Вот уже уехала первая партия «наших», потом мы провожаем вторую партию. И тут кто-то спросил, а что же мы не садимся, ведь этот поезд идет в Ленинград. И тут я - измученная нелюбопытством друзей-туристов - объявляю, что мы едем не на юг, как все, а на север… Вначале в Беломорск, потом - в Онегу … Как же все удивились!
- До Онеги? - изумлялись девчонки, - Ну вы даете…-
- А оттуда - до Архангельска, - добиваю я этих, уже туристов-домоседов.
- А когда же домой? Вы ведь из Ульяновска.
- Долетим на самолете, я узнавала: есть такой рейс…
- Смотрите - ка, тихони-тихони, а что удумали…, - с восхищением смотрели на нас друзья - туристы…
Это был наш (по крайней мере - мой) звездный час.
БЕЛОМОРСК
И вот поезд «Петрозаводск - Мурманск» мчит нас на север. Меняются пейзажи, с каждой станцией все скуднее и скуднее, и в то же время - так нам кажется или просто нам этого- очень-очень - хочется: воздух - свежее, он пахнет севером и морем. Наконец поезд останавливается - ради нас - других пассажиров я и не помню - на станции города Беломорска. Состав окутал нас плотным от утренней прохлады дымом и умчался дальше, на север, в Мурманск. Где-то к вечеру с той же стороны примчится еще один поезд и повезет нас уже вдоль Белого моря к городу с красивым названием Онега.
А пока будем знакомиnься с Беломорском. Есть города, в которые влюбляешься сразу…. Такое чувство появилось у меня в Малой Вишере, куда мы -года два назад, с мамой, заезжали по пути в Ленинград. Было лето, мы шли по почти деревенской улице со скромными , но такими уютными домами. Окна домов скрывали пышные бело-сиреневые кусты сирени и рябины… Пока я разглядывала эти палисадники, мама со своей сестрой ушла вперед, а я вдруг встретилась глазами с идущим навстречу парнем. Его рассмешило мое странное по его мнению любопытство к окнам и он вдруг распахнул руки, словно захотел обхватить меня. Я ловко увернулась. «Эх..,»- с шутливо-досадливо вздохнул он и пошел дальше. В этом жесте не было пошлости, грубости, он был веселым, а я была смешливой…
С Беломорском этого не случилось. Мы провели в нем около шести часов и город не произвел на меня никакого впечатления. Растянутый, неуютный…Чтобы как-то скоротать время, мы зашли в книжный магазин, сходили в кино, и фильм не поразил меня,…В те годы я не знала, что отсюда, из Беломорска чуть ли не рукой подать до Соловков, что, отведенное расписанием поездов время мы могли бы потратить экскурсией на почти заросший некогда знаменитый Беломорканал.
ОНЕГА
С мурманско-вологодского поезда мы вышли на крошечной станции Вонгуда… На вокзале узнали, что скоро подойдут вагончики из Онеги… Северный воздух уже заполнил наши легкие, мы были готовы к новым впечатлениям…
С вокзала Онеги еле-еле успеваем на автобус. Пытаемся узнать, где нам выходить. Нас буквально выталкивают уже через 3-4 остановки…
- Вон ваш дом, - показывают на пятиэтажный дом, слева от кинотеатра «Космос»…
Старший брат моего пропавшего без вести в Великую Отечественную деда - Егора Николаевича - покинул родную вятскую землю в середине 50-х и обосновался в Онеге, где работал главным бухгалтером какого-то завода. Он был женат два раза. От первой жены у него было двое детей: сын Александр жил с семьей в Феодосии, дочь Анастасия в Артемовске Свердловской области. Они осиротели еще детьми: их мать как-то простыла и умерла. Иван Николаевич женился второй раз на учительнице Фекле Ивановне. От этого брака у него тоже было двое детей - Николай и Нина. Николай Иванович Маркин - ныне профессор - в ту пору - преподаватель лесотехнического института - жил в Архангельске. Младшая дочь Нина родила сына Руслана и, когда малышу было чуть больше года, пропала. Искали, объявляли в розыск - не нашли. С полуторогодовалого возраста Фекла Ивановна и Иван Николаевич растили внука. Из писем я знала, что мальчик был болезненным, социальные службы города часто отправляли его в здравницы и санатории.
Старенькие, но такие родные Иван Николаевич Маркин и его жена Фекла Ивановна - всплескивают руками после наших рассказов:
- Вот как! На лодках плавали…. Путешественницы!
Дедушка Иван Николаевич - старший брат моего пропавшего без вести деда Маркина Егора Николаевича. Последнее письмо датировано февралем 45-го: дедушка сообщал, что был ранен в руку. Больше мы о нем ничего не знали. Не помню, было ли извещение о том, что он пропал без вести. После войны, году в 48-ом, от сильнейшего пожара сгорел дом, где, наверное, были его фотографии. Поскольку ни у кого не было фото дедушки, я предполагаю, что он был похож на брата.
Я забрасываю Ивана Николаевича вопросами: «А где была деревня Чудово, в которой родилась мама?», «А откуда родом бабушка - Евдокия Кузьмовна Пестрикова?» , «А каким был дедушка - Егор Николаевич?». Вечерами Иван Николаевич делал записи в большой амбарной книге. Фекла Ивановна, смеясь и в то же время, гордясь мужем, показала, что такими книгами заставлена вся полка над дверью на кухню:
- Каждый день пишет…,
Прошу разрешения полистать одну из тетрадей. «Руслан начал ходить. масло подорожало. Президент США выразил …». Жалею, что не выпросила хотя бы одну из них. Все равно потом чужие безжалостные руки выбросили их на помойку.
Мы с Лидой погуляли по городу, покупались в реке Онега. «Есть какая-то тайна в онежской воде…», - в такт шагам прямо-таки выливались строки. Жаль, нам не показали - некому было, а сами не догадались - остров Кий….
Нам - пора. Из Онеги на маленьком «Як-40» летим в Архангельск.
АРХАНГЕЛЬСК
Под крыльями самолета видна впадающая в море река Онега, вокруг зеленое «море» онежских лесов и озер. Мы - в Архангельске. Что я знаю об этом городе? Что в нем есть район Соломбалы (из книги … «Детство в Соломбале») и есть район Маймакса, где мы намерены остановиться дня на два. Мы также знаем о недавно открывшемся музее под открытым небом - Малые Корелы. В автобусе уточняем, где нам - в Маймаксе, лучше выйти на ул. Байкальскую… Пахнет деревом: как и в Онеге, некоторые тротуары в Маймаксе - деревянные. Николай Иванович Маркин - сын Ивана Николаевича и Феклы Ивановны. Знакомимся с его женой - Валентиной, узнаю дочку Ингу, с которой Николай Иванович как-то приезжал в Ульяновск. Вечер расспросов. О доме, маме с папой, о родне, потом - о поездке, удивление «И что же, потом в Беломорск, и в Онегу… Ну вы, и лягушки-путешественницы !!! ». Нас угощают, ставят на стол вазочки с вареньем. Мы с Лидой придвигаем их к себе. До чего же вкусно…. Вдруг замечаю, что Николай Иванович то и дело бегает с ложкой на кухню, возвращается с ложкой варенья. Догадываюсь, что что-то тут не так и стараюсь незаметно отодвинуть от себя вазочку…
- Да ешьте, ешьте. - замечает мою растерянность Николай Иванович,- это мы не досмотрели. Так и надо - каждой по вазочке. Только вам теперь лучше обменяться, потому что в одной - варенье черничное, а в другой - голубичное.
Мы с удовольствием следуем этому совету.
Спим на диване в зале. Ночью обнаруживаю, что на моей шее лежит любимец Маркиных с Маймаксы сиамский кот. Помня предостережение: «Он у нас - кот гордый, не любит резких движений, может и цапнуть…»- смиряюсь с его присутствием: зато шее - тепло-тепло.
На следующий день нам показывают город. Запомнилась Набережная, памятник Петру Первому. почти такой же стоит в Петрозаводске. На следующий день едем в Малые Корелы. Это настоящий мини-музей северного деревянного зодчества под открытым небом. Я впитываю в себя все, что сегодня объединяют понятием «русский север». Люблю все русское, северное… Чувствую, что связана с этими северными теремочками, северными игрушками и даже северным говором - чуть ли не с седьмого или восьмого колена. Через семь лет, задумав уехать из родного города - держала перед собой два адреса: Онега и Харьков. И там и там жили мамины тетки. В Онеге - Фекла Ивановна с внуком Русланом ( Ивана Николаевича к тому времени не стало) и живущая в Харькове тетя Маруся. Тасовала эти адреса как карты и все-таки выбрала не такой яркий, не такой солнечный и теплый, как Харьков, город на берегу Белого моря. Еще Бродский советовал: « Когда так много позади всего, в особенности горя, сядь в поезд, высадись у моря». Но это будет потом…
В кассе аэропорта покупаем билеты на самолет. Вылет - ночью, в час или два. Самое благоразумное - выехать в аэропорт вечером и там ждать самолет. Николай Иванович собирается провожать нас. Мы протестуем.
Лида приводит свои доводы: «Да вам же завтра на работу, а как же вы доедете обратно…»
- Лииида, - почему-то тянет Николай Иванович имя подруги, - Никаких возражений, - мой дядя непреклонен. - Это не столько вам надо, сколько мне. А то буду думать, сели вы в самолет или еще куда-то рванули… Мне потом перед сестрой двоюродной отчитываться…
Приходится подчиниться. Наши чемоданы несет Николай Иванович, а мы с легкими сумками спешим за ним. Помню пустынный аэропорт, теплый августовский воздух… Николай Иванович прилег на лавку, лицо его прикрыто газетой. Стараясь не шуметь - а вдруг спит? - мы с Лидой вдыхаем в себя теплый ночной воздух северного города. Мне хочется бегать, прыгать:
- Слушай, а ведь отсюда вполне можно долететь до ….., - мечтательно начинаю я..
- Нет уж, - проявляет твердость Лида, - я домой хочу….
Вот и наш самолет. Николай Иванович следит, чтобы мы не забыли вещи, просит не разбить банки с северным вареньем - гостинцы двоюродным братьям и сестрам…
- Спасибо, спасибо…, - кричим мы ему и машем рукой.
Час в небе… Лида спит, а я переполнена радостью и даже успеваю поделиться своим состоянием с кем-то из пассажиров:
- Представляете, наш маршрут начался с Ленинграда и Карелии…
Удивляются: «Эх, молодость…».
Так закончился отпуск 1977-го года…
Отпуск, начавшийся с нежности «Вечной молодости» Родена, с песни Макаревича про перекаты с костров на берегах и изящно - долговязой, до самого корешка, кувшинкой в прозрачной воде карельского озера, беломорских валунов, онежских амбарных книг с наивными записями маминого дяди, и закончившийся вареньем из северных ягод и деревянной птицей счастья…. Порой перебираю хранящиеся в коробке подборки открыток, проспектов из музеев и карт, блокнотик с адресами…
Через несколько месяцев Иван Николаевич прислал тетради со своими записями. Он написал их после нашей встречи. Думаю, что его вдохновили мои вопросы, да и ему, как самому старшему нашего рода захотелось записать нахлынувшие воспоминания. Одну из них дал мне, вторую - двоюродному брату Василию Маркину.
После такого - с туристическим уклоном знакомства - мы с Лидой стали общаться, вместе бывали на концертах и вечерах поэзии.И, конечно же, еще не раз ходили туристскими маршрутами.