Обидчивая барышня
Посвящается Наташе, которая не имеет к обидчивой барышне никакого отношения, но всегда проявляла интересовалась остальными моими барышнями.
Обидчивая барышня жила в высоком тереме с резными башенками. Окна терема были длинными и узкими и надежно закрывались ставнями, украшенными деревянным кружевом. Запирались они наглухо, и обидчивая барышня осторожно посматривала наружу через тонкие щели, стоя за белой занавеской. А дверей в тереме обидчивой барышни не было и вовсе.
День за днем, обида за обидой возводила барышня свой терем. Все силы направляла на то, чтобы он был красивым, изящным, а главное неприступным. Подруга забыла поздравить барышню с днем рождения младшего сына - хоп, готова новая башенка. Супруг уселся на диване с книжкой вместо того, чтобы поговорить с барышней - еще одна лесенка. Дочка отказалась есть печенье, что напекла барышня, - вот и черепица появилась. Все выше и выше растет терем обидчивой барышни, все ближе и ближе поднимается к облакам. И все дальше она от семьи, от друзей и от остального люда.
Смотрит барышня вниз - и не верится ей, что когда-то она на земле жила. В маленьком домике, что стоял в саду среди черешневых деревьев. У барышни тогда были папа и мама. Мама носила ее на руках и прижимала к сердцу, а папа подбрасывал в воздух, смешил ее и смеялся сам. А потом барышня стала подрастать, и родители стали учить ее, как жить среди других людей. Они показывали ей, как чистить зубы, объясняли, что нельзя рвать черешневые цветы, иначе они никогда не станут ягодами. Но родители не умели сказать этого твердо и ласково, им так трудно было запрещать что-то своей малышке. Поэтому им приходилось сначала рассердиться на нее, а потом уже учить, как и что. А учить приходилось многому. Нельзя рисовать на обоях красками, нельзя бить соседских детей по голове, нельзя смотреть слишком много мультиков и есть слишком много сладкого!.. Эти нельзя были такими большими и грозными, а барышня - такой маленькой и слабой, что ей оставалось только плакать. Ведь никто не мог защитить ее от сердитых нельзя, даже любящие мама с папой. Барышня не могла рассердиться на папу с мамой, ведь мама по-прежнему прижимала ее к сердцу, а папа подбрасывал в воздух и смеялся. Барышне оставалось только обижаться. Она была очень внимательной и впечатлительной девочкой и молниеносно реагировала на любую несправедливость, на любое колкое замечание, на любую бестактность - обиженным сопением и слезами.
- Дочка, ну куда ж ты смотрела?! У него же шишка во весь лоб! - закричала мама, поднимая с пола орущего братца.
А барышня только и смотрела, что на мальчика, и ой как несправедливо было обвинять её в невнимательности. Но братец был очень уж прыткий и умудрился вывалиться из кроватки в ту секунду, когда она поднимала брошенную им же погремушку.
И тогда барышня заложила первый камень своего терема. А дальше камни покатились и стали складываться сами собой. Камень за камнем, обида за обидой, год за годом.
Однажды барышня сидела на диванчике в своем тереме и вязала белоснежную салфетку. Как ни старалась барышня наводить чистоту в своем тереме, в нем откуда ни возьмись появлялись серые пятна и гниль. И барышня не придумала ничего лучше, кроме как накрывать их кружевными салфетками. Час назад она ужасно обиделась на мужа. Барышня пожаловалась, что ее мама отказывается сидеть с младшим ребенком, и ждала от него сочувствия. А муж ответил, что по меньшей мере странно ожидать помощи со стороны той, кого постоянно критикуют. Барышня крикнула что-то о нелюбви, разрыдалась и убежала. Она бы еще обязательно хлопнула дверью напоследок, но в ее тереме дверей не было.
И вот теперь барышня услышала под окном его смущенное покашливание. Барышня уселась поудобнее и продолжила вязание, с удовольствием прислушиваясь к шороху за окном. Она представляла, как муж переминается с ноги на ногу, не решаясь начать разговор. Барышня знала наперед, что спустит с него семь потов прежде, чем он вымолит у нее прощение, и заранее радовалась своей маленькой мести.
- Эй, душечка, - позвал, наконец, муж.
Барышня вздохнула, закатила глаза и подошла к оконцу. Муж выглядел таким растерянным, что ей даже стало жаль его. Но барышня тут же отмела это чувство в угол сознания. Надув губки, она облокотилась на узенький подоконник и выжидающе посмотрела на мужа. Он кашлянул еще раз, прежде, чем начать, и заговорил, не поднимая глаз на жену.
- Послушай, душечка, так дальше продолжаться не может. Ты как дитё малое - обижаешься и обижаешься целыми днями. Я не могу больше. Я пойду, пожалуй.
И бросив на нее один короткий взгляд, в котором соединились и смущение, и сознание собственной правды, он повернулся и пошел прочь.
Ни слова не сорвалось с губ обиженной барышни, но она заметалась по комнате словно русалка, прищемившая хвост. Она глядела вслед уходящему мужу и не знала, как остановить его. Она умела только заходить в свой терем, а выходить не умела. И рада была бы барышня разрушить его до основания и бросится за мужем - да не могла. И она легла на свой диванчик и уткнулась носом в белоснежную салфетку и заплакала - сначала громко, завывая и сотрясаясь всем телом. А потом тихо - как озябший щеночек. И так она лежала долго-долго, пока не заснула.
Дети остались где-то снаружи, не могла же она взять их в свой терем. А барышня больше не могла выйти. Терем перестал расти ввысь, у него начали шириться стены. Постепенно из тоненького деревянного сооружения на каменном фундаменте он превратился в уродливый замок, в котором было холодно как в пещере. И даже затейливые белые салфеточки не прикрывали уже плесени и гнили, которые разрастались из углов. Все силы барышни уходили теперь на то, чтобы вывести эти пятна, она терла и скоблила их с утра до вечера, но за ночь они снова выходили наружу - отвратительные, зловонные. И барышня плакала от бессилия и не понимала, что она делает в этой берлоге.
Однажды ранним утром мимо терема шел человек. Он остановился напротив окошка и заглянул внутрь. Это был очень высокий человек, поэтому он встретился взглядом со взглядом барышни. Окошко к тому времени стало совсем-совсем маленькое - только глаза и было видно через него. Человек смотрел на барышню долго-долго, а потом спросил:
- Зачем ты обижаешься?
Барышня хмыкнула:
- Ну не могу же я не обижаться?
- Можешь. Не обижаться, - пожал плечами человек. - Ты можешь не обижаться, - повторил он и, помахав барышне рукой, пошел своей дорогой.
«Легко сказать, - можешь не обижаться, - фырчала про себя барышня. - Легко сказать!» Но тут она сама себя поймала на том, что улыбается. И на душе, и правда, стало легко. Словно пристальный взгляд человека позволил ему разглядеть что-то внутри нее, что-то большее, чем она сама и ее терем. В этот день она не стала скоблить гниль, она начала разбирать свою пещеру. Очень медленно шла ее работа, но она знала, что где-то снаружи ее ждут дети. И может быть, муж не успел уйти слишком далеко… Сначала барышня расширила окно, и внутрь ворвался ветер, разгоняя затхлый воздух помещения. Барышня увидела небо и где-то вдалеке - сад. А через некоторое время в окно просунулась черешневая веточка, и барышня заплакала от радости. День за днем убирала она камни со своего пути, стирая в кровь руки, отчаиваясь и нагромождая их снова. Но снаружи ее ждали люди: дети, друзья и просто прохожие подбадривали ее и звали наружу.
И вот настал день, когда она смогла выйти из своего терема. Она глядела вокруг и не узнавала знакомые места. Как красиво и солнечно вокруг! Как могла она сама, по своей воле запереться в тереме? Она прошла несколько метров по зеленой траве и опустилась на землю, силы оставили ее. Ей было грустно и горько оттого, что в такой день она не может больше ступить ни шагу, не может танцевать и петь, что потратила все свои силы на борьбу. Но обиды не было. Она чувствовала, что теперь вольна сама выбирать: обижаться ей или нет. И в это мгновение за ее спиной рухнул терем обиды.
Обидчивая барышня жила в высоком тереме с резными башенками. Окна терема были длинными и узкими и надежно закрывались ставнями, украшенными деревянным кружевом. Запирались они наглухо, и обидчивая барышня осторожно посматривала наружу через тонкие щели, стоя за белой занавеской. А дверей в тереме обидчивой барышни не было и вовсе.
День за днем, обида за обидой возводила барышня свой терем. Все силы направляла на то, чтобы он был красивым, изящным, а главное неприступным. Подруга забыла поздравить барышню с днем рождения младшего сына - хоп, готова новая башенка. Супруг уселся на диване с книжкой вместо того, чтобы поговорить с барышней - еще одна лесенка. Дочка отказалась есть печенье, что напекла барышня, - вот и черепица появилась. Все выше и выше растет терем обидчивой барышни, все ближе и ближе поднимается к облакам. И все дальше она от семьи, от друзей и от остального люда.
Смотрит барышня вниз - и не верится ей, что когда-то она на земле жила. В маленьком домике, что стоял в саду среди черешневых деревьев. У барышни тогда были папа и мама. Мама носила ее на руках и прижимала к сердцу, а папа подбрасывал в воздух, смешил ее и смеялся сам. А потом барышня стала подрастать, и родители стали учить ее, как жить среди других людей. Они показывали ей, как чистить зубы, объясняли, что нельзя рвать черешневые цветы, иначе они никогда не станут ягодами. Но родители не умели сказать этого твердо и ласково, им так трудно было запрещать что-то своей малышке. Поэтому им приходилось сначала рассердиться на нее, а потом уже учить, как и что. А учить приходилось многому. Нельзя рисовать на обоях красками, нельзя бить соседских детей по голове, нельзя смотреть слишком много мультиков и есть слишком много сладкого!.. Эти нельзя были такими большими и грозными, а барышня - такой маленькой и слабой, что ей оставалось только плакать. Ведь никто не мог защитить ее от сердитых нельзя, даже любящие мама с папой. Барышня не могла рассердиться на папу с мамой, ведь мама по-прежнему прижимала ее к сердцу, а папа подбрасывал в воздух и смеялся. Барышне оставалось только обижаться. Она была очень внимательной и впечатлительной девочкой и молниеносно реагировала на любую несправедливость, на любое колкое замечание, на любую бестактность - обиженным сопением и слезами.
- Дочка, ну куда ж ты смотрела?! У него же шишка во весь лоб! - закричала мама, поднимая с пола орущего братца.
А барышня только и смотрела, что на мальчика, и ой как несправедливо было обвинять её в невнимательности. Но братец был очень уж прыткий и умудрился вывалиться из кроватки в ту секунду, когда она поднимала брошенную им же погремушку.
И тогда барышня заложила первый камень своего терема. А дальше камни покатились и стали складываться сами собой. Камень за камнем, обида за обидой, год за годом.
Однажды барышня сидела на диванчике в своем тереме и вязала белоснежную салфетку. Как ни старалась барышня наводить чистоту в своем тереме, в нем откуда ни возьмись появлялись серые пятна и гниль. И барышня не придумала ничего лучше, кроме как накрывать их кружевными салфетками. Час назад она ужасно обиделась на мужа. Барышня пожаловалась, что ее мама отказывается сидеть с младшим ребенком, и ждала от него сочувствия. А муж ответил, что по меньшей мере странно ожидать помощи со стороны той, кого постоянно критикуют. Барышня крикнула что-то о нелюбви, разрыдалась и убежала. Она бы еще обязательно хлопнула дверью напоследок, но в ее тереме дверей не было.
И вот теперь барышня услышала под окном его смущенное покашливание. Барышня уселась поудобнее и продолжила вязание, с удовольствием прислушиваясь к шороху за окном. Она представляла, как муж переминается с ноги на ногу, не решаясь начать разговор. Барышня знала наперед, что спустит с него семь потов прежде, чем он вымолит у нее прощение, и заранее радовалась своей маленькой мести.
- Эй, душечка, - позвал, наконец, муж.
Барышня вздохнула, закатила глаза и подошла к оконцу. Муж выглядел таким растерянным, что ей даже стало жаль его. Но барышня тут же отмела это чувство в угол сознания. Надув губки, она облокотилась на узенький подоконник и выжидающе посмотрела на мужа. Он кашлянул еще раз, прежде, чем начать, и заговорил, не поднимая глаз на жену.
- Послушай, душечка, так дальше продолжаться не может. Ты как дитё малое - обижаешься и обижаешься целыми днями. Я не могу больше. Я пойду, пожалуй.
И бросив на нее один короткий взгляд, в котором соединились и смущение, и сознание собственной правды, он повернулся и пошел прочь.
Ни слова не сорвалось с губ обиженной барышни, но она заметалась по комнате словно русалка, прищемившая хвост. Она глядела вслед уходящему мужу и не знала, как остановить его. Она умела только заходить в свой терем, а выходить не умела. И рада была бы барышня разрушить его до основания и бросится за мужем - да не могла. И она легла на свой диванчик и уткнулась носом в белоснежную салфетку и заплакала - сначала громко, завывая и сотрясаясь всем телом. А потом тихо - как озябший щеночек. И так она лежала долго-долго, пока не заснула.
Дети остались где-то снаружи, не могла же она взять их в свой терем. А барышня больше не могла выйти. Терем перестал расти ввысь, у него начали шириться стены. Постепенно из тоненького деревянного сооружения на каменном фундаменте он превратился в уродливый замок, в котором было холодно как в пещере. И даже затейливые белые салфеточки не прикрывали уже плесени и гнили, которые разрастались из углов. Все силы барышни уходили теперь на то, чтобы вывести эти пятна, она терла и скоблила их с утра до вечера, но за ночь они снова выходили наружу - отвратительные, зловонные. И барышня плакала от бессилия и не понимала, что она делает в этой берлоге.
Однажды ранним утром мимо терема шел человек. Он остановился напротив окошка и заглянул внутрь. Это был очень высокий человек, поэтому он встретился взглядом со взглядом барышни. Окошко к тому времени стало совсем-совсем маленькое - только глаза и было видно через него. Человек смотрел на барышню долго-долго, а потом спросил:
- Зачем ты обижаешься?
Барышня хмыкнула:
- Ну не могу же я не обижаться?
- Можешь. Не обижаться, - пожал плечами человек. - Ты можешь не обижаться, - повторил он и, помахав барышне рукой, пошел своей дорогой.
«Легко сказать, - можешь не обижаться, - фырчала про себя барышня. - Легко сказать!» Но тут она сама себя поймала на том, что улыбается. И на душе, и правда, стало легко. Словно пристальный взгляд человека позволил ему разглядеть что-то внутри нее, что-то большее, чем она сама и ее терем. В этот день она не стала скоблить гниль, она начала разбирать свою пещеру. Очень медленно шла ее работа, но она знала, что где-то снаружи ее ждут дети. И может быть, муж не успел уйти слишком далеко… Сначала барышня расширила окно, и внутрь ворвался ветер, разгоняя затхлый воздух помещения. Барышня увидела небо и где-то вдалеке - сад. А через некоторое время в окно просунулась черешневая веточка, и барышня заплакала от радости. День за днем убирала она камни со своего пути, стирая в кровь руки, отчаиваясь и нагромождая их снова. Но снаружи ее ждали люди: дети, друзья и просто прохожие подбадривали ее и звали наружу.
И вот настал день, когда она смогла выйти из своего терема. Она глядела вокруг и не узнавала знакомые места. Как красиво и солнечно вокруг! Как могла она сама, по своей воле запереться в тереме? Она прошла несколько метров по зеленой траве и опустилась на землю, силы оставили ее. Ей было грустно и горько оттого, что в такой день она не может больше ступить ни шагу, не может танцевать и петь, что потратила все свои силы на борьбу. Но обиды не было. Она чувствовала, что теперь вольна сама выбирать: обижаться ей или нет. И в это мгновение за ее спиной рухнул терем обиды.