AI
усё ўжо прыдумана да нас
- Вот, извольте видеть, так называемая эвристическая машина, - сказал старичок. - Точный электронно-механический прибор для отвечания на любые вопросы, а именно - на научные и хозяйственные. Как она у меня работает? Не имея достаточно средств и будучи отфутболиваем различными бюрократами, она у меня пока не полностью автоматизирована. Вопросы задаются устным образом, и я их печатаю и ввожу таким образом к ей внутрь, довожу, так сказать, до ейного сведения. Отвечание ейное, опять через неполную автоматизацию, печатаю снова я. В некотором роде посредник, хе-хе! Так что, ежели угодно, прошу.
Он встал за машинку и шикарным жестом перекинул тумблер. В недрах машинки загорелась неоновая лампочка.
- Прошу вас, - повторил старичок.
- А что это там у вас за лампа? - подозрительно спросил Фарфуркис.
Старичок ударил по клавишам, потом быстро вырвал из машинки листок бумаги и рысцой поднес его Фарфуркису. Фарфуркис прочитал вслух:
- «Вопрос: что у нея… гм… у нея внутре за лпч?» <…> Что ещё за лэпэчэ?
- Лампочка, значит, - сказал старичок, хихикая и потирая руки. - Кодируем помаленьку. - Он вырвал у Фарфуркиса листок и побежал обратно к своей машинке. - Это, значит, был вопрос, - произнёс он, загоняя листок под валик. - А сейчас посмотрим, что она ответит…
Члены Тройки с интересом следили за его действиями. Профессор Выбегалло благодушно-отечески сиял, изысканными и плавными движениями пальцев выбирая из бороды какой-то мусор. <…> Между тем старичок бодро постучал по клавишам и снова выдернул листок.
- Вот, извольте, ответ.
Фарфуркис прочитал:
- «У мене внутре… гм… не… неонка».
[Старичок] хлопал на меня красными веками столь жалостно, и весь вид его являл такое очевидное обещание век за меня бога молить, что я не выдержал. Я неохотно встал и приблизился к машине. Старичок радостно мне улыбался. <…> Я осмотрел агрегат и сказал:
- Ну хорошо… Имеет место пишущая машинка «ремингтон» выпуска тысяча девятьсот шестого года в сравнительно хорошем состоянии. <…> Короче говоря, ничего нового данная печатающая конструкция, к сожалению, не содержит. Содержит только очень старое…
- Внутре! - прошелестел старичок. - Внутре смотрите, где у неё анализатор и думатель… <…>
- Вывод, - сказал я. - Описанная машинка «ремингтон» в соединении с выпрямителем, неоновой лампочкой, тумблером и шнуром не содержит ничего необъяснённого.
- А я? - вскричал старичок.
Роман с Витькой показали мне хук слева, но этого я не мог. <…>
- А вот всё-таки у меня есть вопрос, - продолжал Хлебовводов. - Как же это она всё-таки отвечает? <…>
Наука в моём лице потеряла дар речи. <…> Зато Выбегалло отреагировал немедленно.
- Эта… - сказал он. - Так ведь я и говорю, ценное же начинание! Элемент необъяснённости имеется, порыв снизу… Почему я и рекомендовал. Эта… - сказал он старику. - Объясни, мон шер, товарищам, что тут у тебя к чему.
Старичок словно взорвался.
- Высочайшие достижения нейтронной мегалоплазмы! - провозгласил он. - Ротор поля наподобие дивергенции градуирует себя вдоль спина и там, внутре, обращает материю вопроса в спиритуальные электрические вихри, из коих и возникает синекдоха отвечания…
У меня потемнело в глазах. Рот наполнился хиной, заболели зубы, а проклятый нобль вё все говорил и говорил, и речь его была гладкой и плавной, - это была хорошо составленная, вдумчиво отрепетированная и уже неоднократно произнесённая речь, в которой каждый эпитет, каждая интонация были преисполнены эмоционального содержания, это было настоящее произведение искусства, и, как всякое настоящее произведение искусства, речь эта облагораживала слушателя, делала его мудрым и значительным, преображала и поднимала его на несколько ступенек выше. Старик был никаким не изобретателем - он был художником, гениальным оратором, достойнейшим из последователей Демосфена, Цицерона, Иоанна Златоуста. Шатаясь, я отступил в сторону и прислонился лбом к холодной стене…
- Вот, извольте видеть, так называемая эвристическая машина, - сказал старичок. - Точный электронно-механический прибор для отвечания на любые вопросы, а именно - на научные и хозяйственные. Как она у меня работает? Не имея достаточно средств и будучи отфутболиваем различными бюрократами, она у меня пока не полностью автоматизирована. Вопросы задаются устным образом, и я их печатаю и ввожу таким образом к ей внутрь, довожу, так сказать, до ейного сведения. Отвечание ейное, опять через неполную автоматизацию, печатаю снова я. В некотором роде посредник, хе-хе! Так что, ежели угодно, прошу.
Он встал за машинку и шикарным жестом перекинул тумблер. В недрах машинки загорелась неоновая лампочка.
- Прошу вас, - повторил старичок.
- А что это там у вас за лампа? - подозрительно спросил Фарфуркис.
Старичок ударил по клавишам, потом быстро вырвал из машинки листок бумаги и рысцой поднес его Фарфуркису. Фарфуркис прочитал вслух:
- «Вопрос: что у нея… гм… у нея внутре за лпч?» <…> Что ещё за лэпэчэ?
- Лампочка, значит, - сказал старичок, хихикая и потирая руки. - Кодируем помаленьку. - Он вырвал у Фарфуркиса листок и побежал обратно к своей машинке. - Это, значит, был вопрос, - произнёс он, загоняя листок под валик. - А сейчас посмотрим, что она ответит…
Члены Тройки с интересом следили за его действиями. Профессор Выбегалло благодушно-отечески сиял, изысканными и плавными движениями пальцев выбирая из бороды какой-то мусор. <…> Между тем старичок бодро постучал по клавишам и снова выдернул листок.
- Вот, извольте, ответ.
Фарфуркис прочитал:
- «У мене внутре… гм… не… неонка».
[Старичок] хлопал на меня красными веками столь жалостно, и весь вид его являл такое очевидное обещание век за меня бога молить, что я не выдержал. Я неохотно встал и приблизился к машине. Старичок радостно мне улыбался. <…> Я осмотрел агрегат и сказал:
- Ну хорошо… Имеет место пишущая машинка «ремингтон» выпуска тысяча девятьсот шестого года в сравнительно хорошем состоянии. <…> Короче говоря, ничего нового данная печатающая конструкция, к сожалению, не содержит. Содержит только очень старое…
- Внутре! - прошелестел старичок. - Внутре смотрите, где у неё анализатор и думатель… <…>
- Вывод, - сказал я. - Описанная машинка «ремингтон» в соединении с выпрямителем, неоновой лампочкой, тумблером и шнуром не содержит ничего необъяснённого.
- А я? - вскричал старичок.
Роман с Витькой показали мне хук слева, но этого я не мог. <…>
- А вот всё-таки у меня есть вопрос, - продолжал Хлебовводов. - Как же это она всё-таки отвечает? <…>
Наука в моём лице потеряла дар речи. <…> Зато Выбегалло отреагировал немедленно.
- Эта… - сказал он. - Так ведь я и говорю, ценное же начинание! Элемент необъяснённости имеется, порыв снизу… Почему я и рекомендовал. Эта… - сказал он старику. - Объясни, мон шер, товарищам, что тут у тебя к чему.
Старичок словно взорвался.
- Высочайшие достижения нейтронной мегалоплазмы! - провозгласил он. - Ротор поля наподобие дивергенции градуирует себя вдоль спина и там, внутре, обращает материю вопроса в спиритуальные электрические вихри, из коих и возникает синекдоха отвечания…
У меня потемнело в глазах. Рот наполнился хиной, заболели зубы, а проклятый нобль вё все говорил и говорил, и речь его была гладкой и плавной, - это была хорошо составленная, вдумчиво отрепетированная и уже неоднократно произнесённая речь, в которой каждый эпитет, каждая интонация были преисполнены эмоционального содержания, это было настоящее произведение искусства, и, как всякое настоящее произведение искусства, речь эта облагораживала слушателя, делала его мудрым и значительным, преображала и поднимала его на несколько ступенек выше. Старик был никаким не изобретателем - он был художником, гениальным оратором, достойнейшим из последователей Демосфена, Цицерона, Иоанна Златоуста. Шатаясь, я отступил в сторону и прислонился лбом к холодной стене…