Три причины освободить Игаля Амира
Пишет д-р Лариса Амир
«Освободить Игаля Амира». Довольно большое количество людей поддерживают этот лозунг, хотя не всегда могут точно сформулировать, почему.
На мой взгляд, существуют три причины, каждой из которых было бы достаточно самой по себе. В совокупности же они не только не противоречат, но усиливают друг друга.
Приведу в порядке усиления важности.
1.
Аргумент о равенстве перед законом. «Кровь ПМ не краснее крови рядовых граждан».
В Израиле не существует как такового пожизненного заключения. Все осужденные так или иначе освобождаются - в результате ограничения срока или сделок по обмену пленными и прочих «жестов доброй воли». Вопрос лишь о продолжительности срока. Раньше многие «пожизненные сидельцы» освобождались, не отбыв и 15-20 лет (с учетом трети за «примерное поведение»), а до этого регулярно выходили в отпуска.
Со временем и ростом преступности в Израиле сроки начали удлиняться, а условия досрочного освобождения ужесточились. Тем не менее, ни один заключенный, будь то уголовник или террорист, не предполагает, что останется в тюрьме до своей естественной кончины. Что же касается установления срока, то в случае ИА нужно принять во внимание необычно жесткие, в сравнении с другими, условия заключения - 25 лет одиночки, что беспрецедентно не только по израильским, но и почти по всем мировым масштабам.
Против этого аргумента практически нечего возразить никому. На нем пытался - и до сих пор пытается - строить свою линию адвокат Шефтель. Однако слабость его состоит в том же, в чем его сила: не вызывая противодействия, он не вызывает никакой эмоциональной реакции.
По большому счету, кого интересуют нормы, формальности и абстрактная справедливость?? Кто готов - не то что бы положить жизнь, но хотя бы потратить время и деньги на то, чтобы условия одного преступника приравняли к условиям другого? «Да гори они все синим пламенем!» Тем более, что всегда находится некто, вызывающий живое сочувствие и/или раскрученный СМИ. Не знаю, как в «большом мире», но в Израиле деятельность международных и местных правозащитных организаций более чем ограничена и сводится, по сути, к поддержке лоббируемых ими групп. Тким образом, аргумент этот , безусловно, справедлив, однако силу его воздействия не стоит преувеличивать.
2.
«Не он убил». Это не убийство, а покушение. Рабин погиб не в результате выстрелов Игаля, но от пуль другого человека, имя которого до сих пор не названо.
Это наиболее распространенный аргумент, и пусть вас не удивляет, что я не называю его самым важным.
На эту тему существует такое количество теорий и спекуляций, что ими можно заполнить не одну толстенную монографию, а целое собрание сочинений.
В большинстве теорий правда, ложь, домыслы и фактические ошибки перемешаны в произвольных пропорциях, так что только очень сведущий человек может разобраться и разложить по полочкам часть материала, примирившись с тем, что остальное будет отнесено к разряду белых пятен.
Образцом такой мешанины служит самое известное произведение из этой серии - книжка Барри Хамиша, влияние которой можно оценить двояко: с одной стороны, данный автор был блестящим пиарщиком, и благодаря ему, в частности, эта тема получила столь широкое распространение. С другой стороны, труд его, как и некоторых других исследователей-дилетантов, недобросовестен, включает разнообразные неточности и побудил многих серьезных людей отвернуться от так называемых «теорий конспираций», посчитав их достоянием сомнительной кучки «чудаков».
На данный момент, дело обстоит так. ИА стрелял в Рабина. Он нажимал на курок в уверенности, что стреляет настоящими пулями. По ходу дела, обнаружилось большое количество фактов, не укладывающихся в рамки официальной версии, а некоторые (всего несколько, их можно пересчитать по пальцем одной руки, но и этого достаточно) - прямо противоречащие ей. Не буду перечислять здесь эти , наиболее веские и однозначные факты, чтобы не утяжелять и без того длинный текст. Когда-то я уж приводила то, что кажется наиболее убедительным из имеющихся исследований; при желании, могу написать об этом еще раз.
Итак, стрелял (или, во всяком случае, нажимал на курок), но не убил. В плане освобождения выводы очевидны. За попытку покушения, на ПМ или на самого Папу Римского, не дают пожизненное заключение. Другое дело - что перевести это из разряда досужих, «кухонных», разговоров в область практического , то есть юридического, действия, крайне трудно.
Мы видим, как трудно добиться повторного суда даже тогда, когда за него выступает семья жертвы и имеется поддержка значительной части СМИ, - естественно, имею в виду дело Романа Задорова.
Большая часть неоспоримых противоречий в деле Рабина была уже рассмотрена судом средней и высшей инстанции. Мы можем утверждать, что суд был показухой (и это правда), но это не поможет нам действовать в рамках судебной системы: она не принимает жалоб на саму себя. Было бы необходимо широкое общественное давление, но таковое отсутствует за ненадобностью: ни горячим поклонникам Рабина, ни его семье не интересно обнародовать имя его убийцы, а других, вроде существующей «Группы по расследованию правды об убийстве Рабина», это занимает на уровне хобби.
Тем не менее, факты остаются фактами. Непонятного очень много: самое главное - кто и когда поменял пули; на этот вопрос не может ответить и сам Игаль. Но из того, что известно, следует однозначный вывод: стрелял, но не убил. А 25 лет за покушение - это преувеличенный срок, по всем меркам.
3.
И, наконец, третий аргумент - на мой взгляд, самый значимый из всех. Единственный , если так можно выразиться - по сути поступка. Это, собственно, анализ поступка Игаля в соответствующем историческом и общественном контексте - трагедии Осло и преступлений руководителей, эти договоры подписавших. Это самый тяжелый путь аргументации, по двум причинам.
Во-первых, любое утверждение о том, что к ноябрю 95 года не осталось уже никаких неиспробованных законных мер протеста, и крайний шаг, на который пошел Игаль, был (по крайней мере, в его глазах) единственным способом остановить несущийся в пропасть локомотив, чревато обвинением в «оправдании убийства» и «поддержке насилия». Это демагогия, и ни в коем случае нельзя давать затыкать ею рот, но она работает весьма эффективно.
Вторая же причина состоит в том, что в течение 25 лет, все без исключения политики и общественные деятели, функционировавшие в те годы, сделали все, чтобы снять с себя ответственность за происшедшее: левые - за намеренное или неосознанное пособничество врагу, которому они сдавали страну и жизни граждан, правые - за бездействие, пассивность и трусость, в результате которых они оказались не способны противостоять преступному сговору Осло.
Мантры, повторяемые и теми, и другими, давно уже вошли в общественное сознание и сделались его неотъемлемой частью. Не так много тех, кто помнит ощущения 93-95 годов, а среди тех, кто помнит, совсем уже мало тех, кто готов вернуться и проанализировать ситуацию непредвзято, оторвавшись от продиктованных эмоциями клише.
По двум этим причинам данный способ аргументации является самым непростым. Но он же, по моему убеждению, самый важный, поскольку затрагивает самые существенные моменты, а отнюдь не технические детали: не порядок пуль в магазине и расположение охранников, а экзистенциальный конфликт, нашего с вами пребывания здесь: связанный с еврейским характером государства, миссией нашего народа, отношением к его прошлому, святыням, традиции, а также с ответственностью руководителей перед теми, кто их избирает. Все это актуально и сегодня, как и тридцать, и пятьдесят лет назад.
Итак, говорить об этом тяжело, но можно. Более того - не опасаясь, что это прозвучит высокопарной риторикой, - вижу свою и нашу общую задачу в том, чтобы разоблачать пропаганду и промывку мозгов, на которой растут поколения наших детей и внуков.
Что же касается освобождения Игаля, то все очень просто: около 30 лет здесь было совершено преступление. Это преступление унесло жизни тысяч людей, и могло бы унести жизни десятков тысяч.
Игаль, пошедший на крайний шаг для того, чтобы остановить преступление, заплатил за свое решение огромную цену. Нет никакой причины, чтобы он продолжал ее платить в то время, как преступники, заключившие соглашения и воплощавшие их в жизнь, не понесли никакой ответственности, а благоденствовали до конца своей жизни (а некоторые продолжают благоденствовать и сегодня).