Течение времени
Вчера, гуляя с коляской по дачной дорожке, именуемой с детства "до Никоновых" (потому что дорожка эта хоть у дома наших соседей Никоновых и не заканчивается, но всегда делилась именно так - до никоновых и после, и до Никоновых можно было самостоятельнов детстве кататься, например,на велике, а после уже нини) - я вспоминала, как мама мне рассказывала про то, как на этой самой дорожке укачивали меня все поочереди, и как кузен Бабася придумал про меня стишок:
Не боится трясочки
Кукслер наш в колясочке.
Хлопья на макушечке
Он сделал потягушечки.
И вот, я иду, вспоминаю, говорю этот стишок вслух, понимая, что он ровно про Маркуна. Он не боится трясочки (его фиг укачаешь, если ему не надо, будет глазеть в оба и не спать), у него реально хлопья на макушечке (ну это еще называется. как я теперь знаю "молочная корочка"), и он обожает делать потягушечки - и я этот момент тоже обожаю, он такой смешной, что не передать. Так серьезно, со знанием дела потягивается, ручки наверх, сам изогнется чрвячком, щеки надует, губку выпятит и опустит нижнюю, будто обиделся на кого, а брови наоборот наверх ползут. Словом, полный угар.
А вся эта присказка к тому, что на дорожке той случилось у меня вчера схлопывани времени, когда одновременно ощущаешь прошлое-настоящее-будущее в себе ли, или вокруг, непонятно - но это мое любимое состояние невозможной одновременности, когда ты и мать и младенец, например, в одном лице. Словом, шэд-энд-шолдерс какой-то. И ведь так и есть, ты тот самый кукслер в колясочке, и та самая мама, которая этого кукслера везет. Только с разницей в тридцать лет. Но о ней забываешь, когда перед тобой коляска и дорожка твоего детства. И кукслер, сладко потягивающийся в полудреме. Жизни круг, однако, красивая штука. Да и по болшому счету, "мама", "ребенок" - понятия вечные, и не важно, какая это мама, - твоя ли, или ты сама, или твоя дочь (ну или сын, тут не про то) - мы все, пожалуй, одно в данном случае. Главное, что есть это продолжение, что времени есть куда течь дальше, по дорожке до Никоновых...
Не боится трясочки
Кукслер наш в колясочке.
Хлопья на макушечке
Он сделал потягушечки.
И вот, я иду, вспоминаю, говорю этот стишок вслух, понимая, что он ровно про Маркуна. Он не боится трясочки (его фиг укачаешь, если ему не надо, будет глазеть в оба и не спать), у него реально хлопья на макушечке (ну это еще называется. как я теперь знаю "молочная корочка"), и он обожает делать потягушечки - и я этот момент тоже обожаю, он такой смешной, что не передать. Так серьезно, со знанием дела потягивается, ручки наверх, сам изогнется чрвячком, щеки надует, губку выпятит и опустит нижнюю, будто обиделся на кого, а брови наоборот наверх ползут. Словом, полный угар.
А вся эта присказка к тому, что на дорожке той случилось у меня вчера схлопывани времени, когда одновременно ощущаешь прошлое-настоящее-будущее в себе ли, или вокруг, непонятно - но это мое любимое состояние невозможной одновременности, когда ты и мать и младенец, например, в одном лице. Словом, шэд-энд-шолдерс какой-то. И ведь так и есть, ты тот самый кукслер в колясочке, и та самая мама, которая этого кукслера везет. Только с разницей в тридцать лет. Но о ней забываешь, когда перед тобой коляска и дорожка твоего детства. И кукслер, сладко потягивающийся в полудреме. Жизни круг, однако, красивая штука. Да и по болшому счету, "мама", "ребенок" - понятия вечные, и не важно, какая это мама, - твоя ли, или ты сама, или твоя дочь (ну или сын, тут не про то) - мы все, пожалуй, одно в данном случае. Главное, что есть это продолжение, что времени есть куда течь дальше, по дорожке до Никоновых...