Я очень люблю путешествовать
и не только в гугле. Хотя в гугле тоже. Это повелось с тех незапамятных времен, когда мама заметила, что если постелить политическую карту мира, то ковер не пахнет ничем. А карты и книги в доме были из-за отца и из-за того, что двумя этажами ниже был книжный магазин. А из-за матери был уют.
Все было очень красочно и объемно, особенно внутри черепа. Но путешествовать всем телом я тоже любил всегда. Мне нравилось созерцать, подмечать, вглядываться, вдумываться, окидывать, постигать. Трудности и перипетии меня не смущали. Тем более, что я был молодым, здоровым, сильным, выносливым. И стул у меня был регулярным независимо от того, ем я или нет.
Да и потом, перемещение в пространстве делали меня более активнее, а невозможность зафиксироваться на любимом пятне на обоях вводила меня в пресловутое пограничненькое состояньице, мобилизовывало всякие смекалки, уверенности и т.д. Это называется становиться легким на подъем во время подъема. Кочевники, например, вообще ни за что не парятся, им не за что париться.
Но великим путешественником я так и не стал. И не потому что деньги или диплом. Просто, когда я выбегал с игрушечным грузовиком из подъезда, а впереди был ручей и оползни и сели и пещеры троллей и всему этому не было границ в отличие от голенищ моих голубеньких сапог, то вполне мог попасться муравей прямо в двух метрах от дома, а через пять часов приходилось идти домой. Оказалось, вселенная устроена таким образом, что ни один её сегмент не удивительней остальных, и это свойство развито в ней гораздо шибче, чем кто бы то ни было может предполагать.
При этом диванная осведомленность призвана делать мои путешествия осмысленней. Мне как-то женщина в купе поезда на третьи сутки сказала, что у неё спираль стоит. "Да? да ты что. Смотри, смотри.. Смотри - Енисей!" Потому что я ждал его, я знал, чувствовал, куда он течет. И зачем.
С женщиной мы в последствии поженились на пять лет, а путешествовать я до сих пор люблю. Бывало выйду в магазин за ватными палочками для ушей, а сам с пивом уже другой двор исследую, пытаюсь представить чью-нибудь жизнь здесь. Как хороша эта разрушенная корнями сирени бетонная бздема. И главное, здорово понимать, что не понятно, когда ты пойдешь домой. Может быть сейчас как раз тот миг, когда "ничего еще не предвещало" того, что будет в следующий. Это меня Шпенглер обозвал "мещанином позорным, космополитом, обитателем мировых столиц без рода и племени, интеллектуальным кочевником". Ну что теперь поделаешь.
Все было очень красочно и объемно, особенно внутри черепа. Но путешествовать всем телом я тоже любил всегда. Мне нравилось созерцать, подмечать, вглядываться, вдумываться, окидывать, постигать. Трудности и перипетии меня не смущали. Тем более, что я был молодым, здоровым, сильным, выносливым. И стул у меня был регулярным независимо от того, ем я или нет.
Да и потом, перемещение в пространстве делали меня более активнее, а невозможность зафиксироваться на любимом пятне на обоях вводила меня в пресловутое пограничненькое состояньице, мобилизовывало всякие смекалки, уверенности и т.д. Это называется становиться легким на подъем во время подъема. Кочевники, например, вообще ни за что не парятся, им не за что париться.
Но великим путешественником я так и не стал. И не потому что деньги или диплом. Просто, когда я выбегал с игрушечным грузовиком из подъезда, а впереди был ручей и оползни и сели и пещеры троллей и всему этому не было границ в отличие от голенищ моих голубеньких сапог, то вполне мог попасться муравей прямо в двух метрах от дома, а через пять часов приходилось идти домой. Оказалось, вселенная устроена таким образом, что ни один её сегмент не удивительней остальных, и это свойство развито в ней гораздо шибче, чем кто бы то ни было может предполагать.
При этом диванная осведомленность призвана делать мои путешествия осмысленней. Мне как-то женщина в купе поезда на третьи сутки сказала, что у неё спираль стоит. "Да? да ты что. Смотри, смотри.. Смотри - Енисей!" Потому что я ждал его, я знал, чувствовал, куда он течет. И зачем.
С женщиной мы в последствии поженились на пять лет, а путешествовать я до сих пор люблю. Бывало выйду в магазин за ватными палочками для ушей, а сам с пивом уже другой двор исследую, пытаюсь представить чью-нибудь жизнь здесь. Как хороша эта разрушенная корнями сирени бетонная бздема. И главное, здорово понимать, что не понятно, когда ты пойдешь домой. Может быть сейчас как раз тот миг, когда "ничего еще не предвещало" того, что будет в следующий. Это меня Шпенглер обозвал "мещанином позорным, космополитом, обитателем мировых столиц без рода и племени, интеллектуальным кочевником". Ну что теперь поделаешь.