Прабабушка
Прабабушку мою Анну Герасимовну Берестову я видела всего два раза. Первый раз совсем ещё в детстве, она тогда гостила в Рубцовске в доме моей бабушки. Казалась она мне тогда какой-то чужой и даже немного неприветливой. Она никогда не старалась как-то приласкать меня, пообщаться со мной , как со своей правнучкой. Держалась стороной. Может быть, воспринимала нас, бегающих и галдящих девчонок, как помеху своему покою? А может быть, стеснялась и обижалась, что мы сами не подходим к ней? Я не знаю.
Однажды я закрыла прабабушку в огороде. В огород из двора вела глухая высокая деревянная калитка, которая запиралась накидывающимся на гнутую петлю толстым железным крючком, звонко гремящим крючком. Я не увидела, что прабабушка была в огороде и закрыла дверь на крючок. Для нас, детей, такая мелочь была вовсе не помехой - ну, подумаешь, не велика беда, лезь через забор! На худой конец, перелезь через совсем невысокий огородный штакетник в пыльные кусты сирени, на дорогу, обойди дом и войди в калитку! А тут прабабушка... Она, видимо, стала стучаться и звать на помощь, бабушка её услышала, выпустила и отругала меня за невнимательность. Казалось бы - вот пустяк. Но этот случай почему-то запал мне в душу. Я тогда вдруг ясно поняла, как беспомощны могут быть взрослые люди. Отчаянно так, тоскливо беспомощны, до саднящей боли где-то на дне души. Они, такие мудрые, взрослые, такие сильные и опытные, требующие уважения, авторитета и послушания - вдруг могут оказаться закрытыми в огороде и даже наверняка умрут там, если их не выпустить. Это так ужасно! И так ужасно, что от меня зависела, получается, чья-то жизнь!
В другой раз я видела прабабушку уже в Барнауле, где она жила у своей второй дочери. Я была постарше, а прабабушка - ещё более старенькой. Она сидела днями у себя на кровати, никогда не выходя на улицу, и время от времени доставала свой ингалятор - "пшикалку", чтобы принять дозу бронхолитика. Прабабушка была астматиком. И она по-прежнему оставалась для меня чужой.
Прожила она больше 90 лет, пережила двоих своих сыновей. Один погиб на тепловозе совсем молодым, похоронен в казахском Чимкенте на взгорье, с которого открывается красивая панорама лежащего внизу в дымке города. Что было с другим, я не знаю. Прабабушки давно нет, а я только сейчас восстанавливаю для себя историю её жизни по фотографиям. И составляю как пазл обрывки разрозненных воспоминаний. Только сейчас я начинаю понимать, что она была у меня - моя прабабушка. И что если бы не она, не было бы моей бабушки, моего папы. Да, в общем-то, и меня бы не было на свете.