Давно сюда ничего не писала... Всем привет! :))
Знаете… нормальные люди, может, и не поймут, и это прекрасно :))
Но вот уже с месяц, наверное, хожу и радуюсь очень простым вещам, которые сумела оценить только сейчас. Тому, что можно, оказывается, выражать свои чувства и желания прямо - да, вот именно «словами через рот» :)) Что можно не искать в чужих словах какого-то другого смысла - намеков, сарказма, двойных посланий, - а если что-то вызывает сомнение, спросить напрямую, что собеседник имеет в виду. Не бояться, что собеседник поймет твои слова криво, услышит в них, вдумает, вчитает какой-то двойной смысл и обидится на ровном месте. И, в свою очередь, не вкладывать этот другой смысл…
Оказывается, это такая свобода - отвечать ровно за то, что и как ты говоришь и делаешь. А не за то, что не смогла в очередной раз добиться, достучаться в глухую стенку, заставить, убедить собеседника услышать себя, понять правильно. Это уже - его свобода и его выбор.
Я, конечно, не имею в виду, что можно говорить кому-то действительно обидные, оскорбительные, нарушающие границы вещи, а потом делать невинное лицо: мол, это не я обижаю, это он обижается… Мог ведь и не обижаться! И не могу сказать, что сама резко перестала проявлять пассивную агрессию - это, увы, выскакивает как условный рефлекс, особенно в ответ на такую же, особенно при телефонном общении с читателями в редакции… Но теперь, по крайней мере, вижу механизм этого, вижу, что происходит и что с этим можно сделать…
А еще как-то неожиданно увиделся в ином свете один эпизод из Нового Завета, который меня, помнится, несколько смущал.
В Евангелии от Иоанна, когда арестованного Христа ударил служитель первосвященника Анны со словами: «Так отвечаешь Ты первосвященнику?» - Иисус ответил ему: «Если я сказал худо, покажи, что худо, а если хорошо, что ты бьешь Меня?».
Мне это казалось неким моментом слабости. Чем-то вроде униженной мольбы о пощаде. Потому, что в моем представлении если уж кто-то решил тебя побить, то он уже себе придумал, за что. И тебе об этом вряд ли скажет - сам должен догадаться и чувствовать себя виноватым! Либо со страхом гадать, за что же прилетит тебе в следующий раз…
Поэтому спрашивать «за что» - означает только унижаться или вставать в заведомо оправдательную позицию, признавать тем самым, что бьющий вправе тебя за что-то судить и наказывать. Бессмысленно. Жалко. Недостойно. Другое дело - в ответ на побои дерзить, язвить, делать назло, отвечать с достоинством, свысока, да просто презрительно молчать, демонстрируя свою несломленность и превосходство над противником…
Видимо, на этот эпизод в Евангелии так смотрела не только я. Помните?
"...Выведя арестованного из-под колонн в сад, Крысобой вынул из рук у легионера, стоявшего у подножия бронзовой статуи, бич и, несильно размахнувшись, ударил арестованного по плечам. Движение кентуриона было небрежно и легко, но связанный мгновенно рухнул наземь, как будто ему подрубили ноги, захлебнулся воздухом, краска сбежала с его лица и глаза обессмыслились. Марк одною левою рукой, легко, как пустой мешок, вздернул на воздух упавшего, поставил его на ноги и заговорил гнусаво, плохо выговаривая арамейские слова:
- Римского прокуратора называть - игемон. Других слов не говорить. Смирно стоять. Ты понял меня или ударить тебя?
Арестованный пошатнулся, но совладал с собою, краска вернулась, он перевел дыхание и ответил хрипло:
- Я понял тебя. Не бей меня".
Может, я, конечно, ошибаюсь, и Булгаков не имел в виду этот евангельский эпизод (дело даже не в том, что первосвященник и игемон, служитель и Марк Крысобой - разные люди). Но для меня они какое-то время стояли где-то рядом. Хотя, если разобраться, что между ними общего?
Ответ Иисуса на самом деле полон достоинства - это вовсе не покорное: «Я понял. Не бей меня». Он апеллирует не к силе и власти слуги первосвященника над связанным узником, а к разуму человека, способного понимать. На минуточку - храмового служителя, а не держиморды. Ведь в предшествующем кратком разговоре с первосвященником Спаситель не сказал ничего особенно дерзкого или крамольного. Анна спросил о Его учении и учениках, а Тот не стал повторять перед ним Нагорную проповедь или униженно оправдываться. Он просто сказал, что не учил ничему тайному, всегда говорил открыто, в синагогах, храмах, собраниях. И предложил расспросить людей, которые слышали Его: пусть, мол, они сами расскажут о Его учении…
Это не пренебрежение к первосвященнику, не высокомерие, не дерзость, а тем более не та же пресловутая «вежливая» агрессия - это просто четкая расстановка границ, вещей на свои места. Ведь первосвященник не позвал Христа для разговора, для богословской беседы, чтобы узнать о Его учении - Его привели к нему связанным, как обвиняемого к судье для допроса. А раз ты взял на себя роль судьи или следователя, что тебе Мои слова, ты людей спроси. Опроси свидетелей, они подтвердят… Так же уверенно, спокойно отвечает Иисус и ударившему Его служителю: если Я сказал что-то не так, объясни, что именно, а нет - так зачем ты Меня бьешь?
Он не просит пощады - Он ясно даёт понять, что запугать Его или сбить с толку, поставив в положение оправдывающегося подсудимого, не получится. Потому что оправдываться Ему не в чем. В Своем общении с мучителями Он не нуждается ни в гордой героической патетике, ни в нарочитой кротости с называнием всех «добрыми людьми». Он целен настолько, насколько может быть человек (или Человек). Ну а почему мне в этом эпизоде виделось нечто иное - это уже вопрос моего искаженного невротического восприятия.
И это ещё искажение на душевном уровне - а уж сколько таких вывихов, поди, на духовном…