Статья про Косово
РАНЕНОЕ СЕРДЦЕ СЕРБИИ
«Косово теперь - не горячая точка. Скорее тлеющая, как не до конца потушенный торфяник - того и гляди прорвется где-нибудь язычок пламени, от которого может заняться новый пожар…» Так я хотела начать свой рассказ о путешествии в этот древний, прекрасный и неспокойный край. И вот - снова прорвался язычок… Стреляют на севере Косова - и, глядя на экран телевизора или снимки в интернет-новостях, узнаешь знакомые места и тревожишься за ставших не чужими людей.
Пост Ярине, ныне сгоревший, - через него я проезжала не далее как месяц назад, - оттуда живописный вид на железнодорожный мост над рекой… Лепосавич - тихий уютный городок, где покупала мелкие скороспелые груши и смотрела новую церковь с необычного вида звонницей. А рядом село Лешак - здесь живет Валентина. Валентина Питулич, преподаватель эвакуированного из Приштины университета в Косовской Митровице, которая показывала мне монастыри Соколица и Баньска. Каково ей сейчас, уже пережившей 1999 год, когда в разбомбленной столице края для не успевших уехать сербов началась другая война - погромы, грабежи, убийства, избиения со стороны бывших соседей, когда смертельно опасно было выйти на улицу, на рынок, в магазин?.. Станет ли это началом нового пожара, или еще нет, вновь призатухнет, не успев разгореться? До поры до времени…
Эта поездка была моей давней мечтой - с тех пор, как всерьез увлеклась историей и культурой Сербии, ее народными песнями, героическим и сказочным эпосом, ее святыми, средневековыми храмами и монастырями, немалая часть которых находится в сердце этой земли - на Косово. Да, сербы говорят «на Косово» - и это разница более принципиальная, чем «на Украине - в Украине», хотя и несколько иного порядка: под Косовом имеется в виду скорее Косово поле - равнинная местность, где в 1389 году произошло знаменитое сражение с турками, положившее начало пятисотлетнему османскому игу. Сам же край правильно именуется Косово и Метохия, или, сокращенно, Космет. Метохия в переводе с греческого означает «монастырские земли» - так называется западная часть края, отделенная от Косова горами. В древние времена многие пашни и виноградники в этих плодородных солнечных долинах и на холмах принадлежали православным монастырям - «задужбинам» (обителям, где молятся за душу основателя) сербских властителей. Здесь, близ города Печи, располагалась и резиденция сербского патриарха - в монастыре, который до сих пор именуется Печка Патриаршия (Печская патриархия).
Сейчас этот дивный средневековый монастырь, как и расположенные в пятнадцати километрах Високи Дечани, отделен от города мощными кордонами международных сил КФОР и рядами колючей проволоки, посетителей туда пускают лишь в определенные часы и по документам. Такая мера охраны мирных албанских жителей от кровожадных сербских монахов вполне оправданна - иначе и Патриаршию, и Дечаны постигла бы судьба монастыря Святых Архангелов неподалеку от Призрена, до основания разрушенного в 2004-м, когда охранявшие обитель иностранные миротворцы просто отступили в сторонку и наблюдали, как озверевшая толпа крушит остатки снесенных динамитом стен и пляшет на могиле царя Душана - величайшего объединителя сербских земель XIV века, чья крепость-столица располагалась на горе над монастырем. Или монастыря Зочиште, взорванного в 1999-м. Или прекрасной церкви в Самодреже, где причащалось сербское войско перед Косовской битвой, а теперь поруганные стены завалены мусором и нечистотами. Или… Впрочем, продолжить этот список просто не позволит формат газетной статьи.
Наверное, на косовскую проблему может быть две точки зрения. Так считают люди, оперирующие мантрами «цивилизованный мир», «толерантность» и «мировое сообщество». Ну, не знаю. Представьте, что ваш - ну пусть не квартирант, а сосед по коммуналке - жил с вами вроде бы мирно, а потом обзавелся семьей, его дети выросли и нарожали своих, и теперь, на том основании, что его семья многочисленнее вашей, этот самый сосед претендует и на вашу часть квартиры. Он даже вроде бы и не против (по крайней мере на словах), чтобы вы оставались здесь жить - где-нибудь в уголочке рядом с туалетом или под лестницей, как Гарри Поттер, - но на деле старается сделать ваше пребывание там как можно более невыносимым. А на ваше справедливое возмущение призывает в свидетели весь дом - караул, агрессия, обижают!..
В таком же положении оказались и косовские сербы, которых в XX веке стало значительно меньше, чем албанцев-косоваров. Во времена османского ига, когда православные, спасаясь от насильственного «потуречивания», бежали на север, их места занимали албанцы, принявшие ислам. В прошлом же веке Тито разрешил селиться на землях Косова беженцам из Албании, от диктаторского режима Энвера Ходжи. При этом сербки рожали мало - по одному-два ребенка, а албанки - по пять-десять. Вот и получилось, что с распадом социалистического лагеря на земле Югославии появился еще один субъект, претендующий на независимость. А боевики новоиспеченной «Армии освобождения Косова» (албанская аббревиатура звучит как УЧК) из числа бандитов, террористов и наркоторговцев повели войну с сербами, устраивая нападения на полицейские посты, убивая и похищая мирных жителей, сжигая и взрывая их дома и церкви. «Здесь было как у вас в Чечне», - сказал мне водитель Милан по пути из анклава Грачаница в Метохию.
На самом деле албанцы жили на Косово и в прежние времена - как и цыгане, турки, горанцы, греки и другие народности, которых здесь множество. И жили бы, думаю, под властью Сербии и дальше, никем не притесняемые и не дискриминируемые, как живут сейчас представители их народа в том числе и в Белграде. А вот сербам под властью, претендующей на государственность «независимого Косова», не жить. У меня есть туристская карта Балкан, изданная в Македонии, где Косово обозначено отдельным государством, где нет ни одного сербского названия, все албанские. На обороте карты, как обычно, помещена небольшая справка о достопримечательностях каждой страны: у Греции, разумеется, Парфенон, у Македонии - монастырь святого Климента, у Боснии - знаменитый мост в Мостаре и старинный квартал в Сараево… У Косова, судя по этой карте, единственной и главной гордостью, достойной лицезрения туристами, являются небоскребы в Приштине, построенные на американские деньги. Нет ни Газиместана - монумента на Косовом поле, ни Грачаницы, ни Дечан, ни Печкой Патриаршии, ни двенадцати средневековых церквей Великой Хочи, ни статуи Божией Матери в Соколице. Не нужны они ни «независимому государству», ни, видимо, тем, кто эту независимость признает. Поэтому перспективы этих святынь можно себе представить…
Косово - сердце Сербии, - говорят сами сербы, и это не просто красивые слова. Здесь - колыбель сербской государственности и сербской духовности, здесь величайшая святыня - Косово поле, на котором растут алые дикие пионы-божуры, выросшие, по легенде, из крови, пролитой в 1389 году в Косовской битве, определившей не только земную, но и метафизическую судьбу сербского народа. Есть предание, что князю Лазарю, молившемуся перед битвой у себя в шатре, явился ангел и спросил, что он выбирает: земное царство или Небесное? Князь выбрал Небесное, ведь, как поется в старинной песне:
«Земное - лишь на малое время,
А Небесное - вовек и до века…»
Наутро князь объявил свой выбор воинам, и они согласились с ним. Была отслужена литургия, и все войско причастилось перед сражением. В этой битве сербы потерпели поражение (турецкое войско султана Мурата почти втрое превышало численность сербского), но это было такое поражение, о котором даже турки потом вспоминали с невольным преклонением перед отвагой и силой духа своих противников. Сербский воевода, княжеский зять Милош Обилич под видом перебежчика пробрался в турецкий лагерь и убил султана спрятанным под одеждой ножом, за что и сам был казнен. Шестидесятилетний Лазарь доблестно сражался на переднем крае, под ним дважды убивали коней, и сам он получил множество ран, прежде чем его взяли в плен и обезглавили по приказу сына Мурата Баязида.
Нетленное тело сербского князя, причисленного православной Церковью к лику святых, покоится теперь в некогда им же построенном среди лесистых гор монастыре Раваница, в церкви с дивным каменным кружевом. А сербы отныне называют себя небесной нацией - то есть той, чье счастье будет обретено лишь в Царстве Небесном. Не зная этого, трудно понять вообще дух и характер сербского народа, его несгибаемое упрямство и какой-то трагический оптимизм в сочетании с изрядной долей пофигизма в бытовом плане.
И особенно невозможно понять сербов косовских. Проезжая по горным и долинным дорогам Метохии и южного Косова, видя повсюду красные флаги с черными орлами, пафосные монументы террористам-«освободителям» из УЧК, вывески на албанском языке, замазанные краской сербские надписи на дорожных указателях, слыша объяснения шофера, указывающего на зарастающие травой развалины у обочин: «Здесь жили сербы… Здесь был сербский дом… а здесь церковь…», - неотвратимо понимаешь, что попал в какую-то другую страну, которая уже - не Сербия и никогда ею не будет, где навсегда и без остатка уничтожены следы всего сербского. Но, оказываясь в анклавах - на разбросанных в безбрежном враждебном море маленьких островках Сербии, где в любом селе - церкви двенадцатого, тринадцатого, четырнадцатого веков, и в каждой - потрясающие фрески с живыми глазами, взгляда которых не могут выносить ненавистники христианства (у многих нижних фресок глаза святых выцарапаны - выколоты глумившимися над храмом турками, безбожниками социалистических времен или шиптарами-албанцами рубежа нынешнего тысячелетия), - общаясь с обитателями сербского гетто, невольно и столь же неотвратимо проникаешься их иррациональной, даже какой-то безумной надеждой на то, что Косово не потеряно, что оно по-прежнему - Сербия. Сербия, переживающая очередное иго похуже турецкого, но которая когда-нибудь поднимется и стряхнет со своих плеч все чуждое, враждебное, злое. А что не стряхнет, то переварит, ассимилирует, примет в объятия, сделает родным, как турецкий кофе и турецкие словечки в старинных песнях, что пелись в окруженных виноградниками окрестностях Ораховца и Великой Хочи, где бабушки до сих пор носят шальвары-димие и домотканые передники с узором - элементы костюма призренских сербок…
Надеются люди на Бога и - как ни странно! - на Россию, на помощь своих славянских православных братьев. «Мы здесь говорим: у нас новую дорогу построили как раз такой ширины, чтобы прошли четыре русских танка», - полушутя, полусерьезно сказал монах Дионисий из монастыря Зочиште, показывая мне новенькую церковь, построенную взамен той, что взорвали террористы в 1999 году. Прежняя церковь, пережившая османское иго, датировалась XIII-XIV веками, но при раскопках в ее фундаменте были обнаружены камни IV-VI веков. Новую постарались сделать точной ее копией, даже покрытую неровно отколотыми свежими плитками природного сланца, но воскресить взорванные средневековые росписи, увы, не под силу никакому реставратору…
Помнят здесь и знаменитый марш-бросок на Приштинский аэродром, и попытку русского КФОРа отбить у головорезов из УЧК охваченный погромами и убийствами сербов Ораховац. И потому русскому, попавшему на Косово, неизбежно достается и слегка шокирующая своей личной незаслуженностью волна всеобщей любви, и горький привкус вины и ответственности, когда читаешь в глазах собеседника отчаянное и слегка наивное ожидание: ну когда же, когда придете и спасете?!
Помню, как, направляясь смотреть старинную церковь Святого Николая, расположенную на кладбище, на холме над Великой Хочей, встретила старушку в черном платье и платке (и темно-красном домотканом фартуке с орнаментом по краям). Та, сразу признав неместную, спросила: откуда? - и услышав: «Из Русии», - неожиданно расплакалась и кинулась меня целовать, рассказывая сквозь рыдания и тоже совершенно фольклорные причитания, что ее сына и невестку убили УЧКисты, а муж с тех пор от пережитого тяжело болен… Потом мне сказали, что другого сына этой бабушки, Лепосавы Савелич, боевики похитили, но потом его каким-то образом освободили (кстати, очень редкий случай), и он и сейчас живет здесь в селе. Но разыскивать этого человека и расспрашивать о том, что он пережил в плену, как-то не хватило духу, равно как и бабушку пытать о подробностях, бередить и без того не зажившие раны. Тут - только посочувствовать, поплакать вместе - и пожалеть в очередной раз, что от тебя одного зависит очень мало…
Впрочем, от российского правительства тоже зависит не так уж много - ведь даже добровольцев для охраны сербских анклавов и монастырей нельзя прислать без воли на то сербского правительства. А оно сейчас усиленно рвется в Евросоюз, жертвуя ради этого то одним, то другим защитником своего народа… Лет через десять-пятнадцать, как сказал мне один человек, здесь может начаться новая война - когда уйдут международные войска и с Косова начнут выдавливать последних сербов. А в том, что их будут выдавливать, можно не сомневаться - несмотря на показательные акции самозваного государства по возвращению кое-где на прежние места выселенного коренного населения, процесс выселения продолжается - правда, уже не насилием, а скупкой за бесценок сербских домов и земель. И продают, и уезжают, не видя перспективы - работы-то нет и за детей страшно…
Однако, несмотря на утверждения многих сербов, кому я задавала вопрос: «Кто остается на Косово?», - что остаются лишь самые бедные, кому просто некуда ехать, есть люди, которым удается наладить свою жизнь и в таких условиях. Кто-то открывает лавочку или кафе, а кто-то промышляет частным извозом, как, например, Миленко, житель городка Липляна, где после войны осталось около трехсот сербов, курсирующий на своем стареньком микроавтобусе между селами в окрестностях Грачаницы (с отдаленными анклавами транспортная связь плохая - в лучшем случае раза два в неделю ходят автобусы, принадлежащие местным общинам или благотворительным организациям). Кто-то занимается сельским хозяйством - практически все поля, принадлежащие сербам, обихожены и засеяны пшеницей, кукурузой, овощами... Хотя до недавнего времени работать на полях или виноградниках за пределами села было опасно - могли убить, похитить, изувечить…
В Великой Хоче я жила в доме Саши (полностью - Савва) и Снежаны Михайловичей, которые, помимо того, что недорого сдают комнаты приезжим, делают и продают ароматнейшее вино с собственного виноградника («У нас свое предприятие: жена - директор, я рабочий», - смеется Саша). Метохия со своими солнечными склонами холмов и монастырскими традициями - винодельческий край с древнейших времен, а продукция Дечанской монастырской винницы не только поставляется во все косовские церкви и монастыри, но известна и за пределами Сербии.
Готовят здесь и крепкий виноградный напиток - ракию-лозовачу, причем есть умельцы, которые разливают ракию в бутылки с собранными внутри деревянными крестами. Такое сочетание не считается чем-то кощунственным - даже в монастыре гостю в первую очередь наряду с традиционным кофе предложат рюмочку ракии. Но пьяных в стельку я на улицах не видела - культура пития все-таки развита, и в кафану (буквально - кофейню) приходят обычно не надраться, а пообщаться, обсудить насущные дела, посплетничать, поспорить, пофилософствовать, поговорить о футболе и о политике.
Как и у наших людей, в Сербии разговор между случайными попутчиками, встречными на улицах, в кафе очень быстро переходит в высокие сферы, касающиеся мироустройства, веры, «вечных» и «проклятых» вопросов. Другая излюбленная тема при знакомстве касается семейного положения собеседника. Это может показаться не слишком тактичным вторжением в частную жизнь, но для сербов с их достаточно традиционным укладом жизни семья - это действительно святое. Несмотря на то, что демографическую войну косовские сербы по всем статьям проиграли, едва ли не главное, что поразило меня в косовских анклавах, - сколько здесь детей. Большинство из них родились уже после войны - видимо, когда приходит настоящая беда, перестают работать штампы современного человека об «ответственном родительстве» и «не плодить нищету», а включается нормальный инстинкт выживания, сохранения рода. И очень хочется верить, что будущее у этих ребят есть. Несмотря ни на что…
«Косово теперь - не горячая точка. Скорее тлеющая, как не до конца потушенный торфяник - того и гляди прорвется где-нибудь язычок пламени, от которого может заняться новый пожар…» Так я хотела начать свой рассказ о путешествии в этот древний, прекрасный и неспокойный край. И вот - снова прорвался язычок… Стреляют на севере Косова - и, глядя на экран телевизора или снимки в интернет-новостях, узнаешь знакомые места и тревожишься за ставших не чужими людей.
Пост Ярине, ныне сгоревший, - через него я проезжала не далее как месяц назад, - оттуда живописный вид на железнодорожный мост над рекой… Лепосавич - тихий уютный городок, где покупала мелкие скороспелые груши и смотрела новую церковь с необычного вида звонницей. А рядом село Лешак - здесь живет Валентина. Валентина Питулич, преподаватель эвакуированного из Приштины университета в Косовской Митровице, которая показывала мне монастыри Соколица и Баньска. Каково ей сейчас, уже пережившей 1999 год, когда в разбомбленной столице края для не успевших уехать сербов началась другая война - погромы, грабежи, убийства, избиения со стороны бывших соседей, когда смертельно опасно было выйти на улицу, на рынок, в магазин?.. Станет ли это началом нового пожара, или еще нет, вновь призатухнет, не успев разгореться? До поры до времени…
Эта поездка была моей давней мечтой - с тех пор, как всерьез увлеклась историей и культурой Сербии, ее народными песнями, героическим и сказочным эпосом, ее святыми, средневековыми храмами и монастырями, немалая часть которых находится в сердце этой земли - на Косово. Да, сербы говорят «на Косово» - и это разница более принципиальная, чем «на Украине - в Украине», хотя и несколько иного порядка: под Косовом имеется в виду скорее Косово поле - равнинная местность, где в 1389 году произошло знаменитое сражение с турками, положившее начало пятисотлетнему османскому игу. Сам же край правильно именуется Косово и Метохия, или, сокращенно, Космет. Метохия в переводе с греческого означает «монастырские земли» - так называется западная часть края, отделенная от Косова горами. В древние времена многие пашни и виноградники в этих плодородных солнечных долинах и на холмах принадлежали православным монастырям - «задужбинам» (обителям, где молятся за душу основателя) сербских властителей. Здесь, близ города Печи, располагалась и резиденция сербского патриарха - в монастыре, который до сих пор именуется Печка Патриаршия (Печская патриархия).
Сейчас этот дивный средневековый монастырь, как и расположенные в пятнадцати километрах Високи Дечани, отделен от города мощными кордонами международных сил КФОР и рядами колючей проволоки, посетителей туда пускают лишь в определенные часы и по документам. Такая мера охраны мирных албанских жителей от кровожадных сербских монахов вполне оправданна - иначе и Патриаршию, и Дечаны постигла бы судьба монастыря Святых Архангелов неподалеку от Призрена, до основания разрушенного в 2004-м, когда охранявшие обитель иностранные миротворцы просто отступили в сторонку и наблюдали, как озверевшая толпа крушит остатки снесенных динамитом стен и пляшет на могиле царя Душана - величайшего объединителя сербских земель XIV века, чья крепость-столица располагалась на горе над монастырем. Или монастыря Зочиште, взорванного в 1999-м. Или прекрасной церкви в Самодреже, где причащалось сербское войско перед Косовской битвой, а теперь поруганные стены завалены мусором и нечистотами. Или… Впрочем, продолжить этот список просто не позволит формат газетной статьи.
Наверное, на косовскую проблему может быть две точки зрения. Так считают люди, оперирующие мантрами «цивилизованный мир», «толерантность» и «мировое сообщество». Ну, не знаю. Представьте, что ваш - ну пусть не квартирант, а сосед по коммуналке - жил с вами вроде бы мирно, а потом обзавелся семьей, его дети выросли и нарожали своих, и теперь, на том основании, что его семья многочисленнее вашей, этот самый сосед претендует и на вашу часть квартиры. Он даже вроде бы и не против (по крайней мере на словах), чтобы вы оставались здесь жить - где-нибудь в уголочке рядом с туалетом или под лестницей, как Гарри Поттер, - но на деле старается сделать ваше пребывание там как можно более невыносимым. А на ваше справедливое возмущение призывает в свидетели весь дом - караул, агрессия, обижают!..
В таком же положении оказались и косовские сербы, которых в XX веке стало значительно меньше, чем албанцев-косоваров. Во времена османского ига, когда православные, спасаясь от насильственного «потуречивания», бежали на север, их места занимали албанцы, принявшие ислам. В прошлом же веке Тито разрешил селиться на землях Косова беженцам из Албании, от диктаторского режима Энвера Ходжи. При этом сербки рожали мало - по одному-два ребенка, а албанки - по пять-десять. Вот и получилось, что с распадом социалистического лагеря на земле Югославии появился еще один субъект, претендующий на независимость. А боевики новоиспеченной «Армии освобождения Косова» (албанская аббревиатура звучит как УЧК) из числа бандитов, террористов и наркоторговцев повели войну с сербами, устраивая нападения на полицейские посты, убивая и похищая мирных жителей, сжигая и взрывая их дома и церкви. «Здесь было как у вас в Чечне», - сказал мне водитель Милан по пути из анклава Грачаница в Метохию.
На самом деле албанцы жили на Косово и в прежние времена - как и цыгане, турки, горанцы, греки и другие народности, которых здесь множество. И жили бы, думаю, под властью Сербии и дальше, никем не притесняемые и не дискриминируемые, как живут сейчас представители их народа в том числе и в Белграде. А вот сербам под властью, претендующей на государственность «независимого Косова», не жить. У меня есть туристская карта Балкан, изданная в Македонии, где Косово обозначено отдельным государством, где нет ни одного сербского названия, все албанские. На обороте карты, как обычно, помещена небольшая справка о достопримечательностях каждой страны: у Греции, разумеется, Парфенон, у Македонии - монастырь святого Климента, у Боснии - знаменитый мост в Мостаре и старинный квартал в Сараево… У Косова, судя по этой карте, единственной и главной гордостью, достойной лицезрения туристами, являются небоскребы в Приштине, построенные на американские деньги. Нет ни Газиместана - монумента на Косовом поле, ни Грачаницы, ни Дечан, ни Печкой Патриаршии, ни двенадцати средневековых церквей Великой Хочи, ни статуи Божией Матери в Соколице. Не нужны они ни «независимому государству», ни, видимо, тем, кто эту независимость признает. Поэтому перспективы этих святынь можно себе представить…
Косово - сердце Сербии, - говорят сами сербы, и это не просто красивые слова. Здесь - колыбель сербской государственности и сербской духовности, здесь величайшая святыня - Косово поле, на котором растут алые дикие пионы-божуры, выросшие, по легенде, из крови, пролитой в 1389 году в Косовской битве, определившей не только земную, но и метафизическую судьбу сербского народа. Есть предание, что князю Лазарю, молившемуся перед битвой у себя в шатре, явился ангел и спросил, что он выбирает: земное царство или Небесное? Князь выбрал Небесное, ведь, как поется в старинной песне:
«Земное - лишь на малое время,
А Небесное - вовек и до века…»
Наутро князь объявил свой выбор воинам, и они согласились с ним. Была отслужена литургия, и все войско причастилось перед сражением. В этой битве сербы потерпели поражение (турецкое войско султана Мурата почти втрое превышало численность сербского), но это было такое поражение, о котором даже турки потом вспоминали с невольным преклонением перед отвагой и силой духа своих противников. Сербский воевода, княжеский зять Милош Обилич под видом перебежчика пробрался в турецкий лагерь и убил султана спрятанным под одеждой ножом, за что и сам был казнен. Шестидесятилетний Лазарь доблестно сражался на переднем крае, под ним дважды убивали коней, и сам он получил множество ран, прежде чем его взяли в плен и обезглавили по приказу сына Мурата Баязида.
Нетленное тело сербского князя, причисленного православной Церковью к лику святых, покоится теперь в некогда им же построенном среди лесистых гор монастыре Раваница, в церкви с дивным каменным кружевом. А сербы отныне называют себя небесной нацией - то есть той, чье счастье будет обретено лишь в Царстве Небесном. Не зная этого, трудно понять вообще дух и характер сербского народа, его несгибаемое упрямство и какой-то трагический оптимизм в сочетании с изрядной долей пофигизма в бытовом плане.
И особенно невозможно понять сербов косовских. Проезжая по горным и долинным дорогам Метохии и южного Косова, видя повсюду красные флаги с черными орлами, пафосные монументы террористам-«освободителям» из УЧК, вывески на албанском языке, замазанные краской сербские надписи на дорожных указателях, слыша объяснения шофера, указывающего на зарастающие травой развалины у обочин: «Здесь жили сербы… Здесь был сербский дом… а здесь церковь…», - неотвратимо понимаешь, что попал в какую-то другую страну, которая уже - не Сербия и никогда ею не будет, где навсегда и без остатка уничтожены следы всего сербского. Но, оказываясь в анклавах - на разбросанных в безбрежном враждебном море маленьких островках Сербии, где в любом селе - церкви двенадцатого, тринадцатого, четырнадцатого веков, и в каждой - потрясающие фрески с живыми глазами, взгляда которых не могут выносить ненавистники христианства (у многих нижних фресок глаза святых выцарапаны - выколоты глумившимися над храмом турками, безбожниками социалистических времен или шиптарами-албанцами рубежа нынешнего тысячелетия), - общаясь с обитателями сербского гетто, невольно и столь же неотвратимо проникаешься их иррациональной, даже какой-то безумной надеждой на то, что Косово не потеряно, что оно по-прежнему - Сербия. Сербия, переживающая очередное иго похуже турецкого, но которая когда-нибудь поднимется и стряхнет со своих плеч все чуждое, враждебное, злое. А что не стряхнет, то переварит, ассимилирует, примет в объятия, сделает родным, как турецкий кофе и турецкие словечки в старинных песнях, что пелись в окруженных виноградниками окрестностях Ораховца и Великой Хочи, где бабушки до сих пор носят шальвары-димие и домотканые передники с узором - элементы костюма призренских сербок…
Надеются люди на Бога и - как ни странно! - на Россию, на помощь своих славянских православных братьев. «Мы здесь говорим: у нас новую дорогу построили как раз такой ширины, чтобы прошли четыре русских танка», - полушутя, полусерьезно сказал монах Дионисий из монастыря Зочиште, показывая мне новенькую церковь, построенную взамен той, что взорвали террористы в 1999 году. Прежняя церковь, пережившая османское иго, датировалась XIII-XIV веками, но при раскопках в ее фундаменте были обнаружены камни IV-VI веков. Новую постарались сделать точной ее копией, даже покрытую неровно отколотыми свежими плитками природного сланца, но воскресить взорванные средневековые росписи, увы, не под силу никакому реставратору…
Помнят здесь и знаменитый марш-бросок на Приштинский аэродром, и попытку русского КФОРа отбить у головорезов из УЧК охваченный погромами и убийствами сербов Ораховац. И потому русскому, попавшему на Косово, неизбежно достается и слегка шокирующая своей личной незаслуженностью волна всеобщей любви, и горький привкус вины и ответственности, когда читаешь в глазах собеседника отчаянное и слегка наивное ожидание: ну когда же, когда придете и спасете?!
Помню, как, направляясь смотреть старинную церковь Святого Николая, расположенную на кладбище, на холме над Великой Хочей, встретила старушку в черном платье и платке (и темно-красном домотканом фартуке с орнаментом по краям). Та, сразу признав неместную, спросила: откуда? - и услышав: «Из Русии», - неожиданно расплакалась и кинулась меня целовать, рассказывая сквозь рыдания и тоже совершенно фольклорные причитания, что ее сына и невестку убили УЧКисты, а муж с тех пор от пережитого тяжело болен… Потом мне сказали, что другого сына этой бабушки, Лепосавы Савелич, боевики похитили, но потом его каким-то образом освободили (кстати, очень редкий случай), и он и сейчас живет здесь в селе. Но разыскивать этого человека и расспрашивать о том, что он пережил в плену, как-то не хватило духу, равно как и бабушку пытать о подробностях, бередить и без того не зажившие раны. Тут - только посочувствовать, поплакать вместе - и пожалеть в очередной раз, что от тебя одного зависит очень мало…
Впрочем, от российского правительства тоже зависит не так уж много - ведь даже добровольцев для охраны сербских анклавов и монастырей нельзя прислать без воли на то сербского правительства. А оно сейчас усиленно рвется в Евросоюз, жертвуя ради этого то одним, то другим защитником своего народа… Лет через десять-пятнадцать, как сказал мне один человек, здесь может начаться новая война - когда уйдут международные войска и с Косова начнут выдавливать последних сербов. А в том, что их будут выдавливать, можно не сомневаться - несмотря на показательные акции самозваного государства по возвращению кое-где на прежние места выселенного коренного населения, процесс выселения продолжается - правда, уже не насилием, а скупкой за бесценок сербских домов и земель. И продают, и уезжают, не видя перспективы - работы-то нет и за детей страшно…
Однако, несмотря на утверждения многих сербов, кому я задавала вопрос: «Кто остается на Косово?», - что остаются лишь самые бедные, кому просто некуда ехать, есть люди, которым удается наладить свою жизнь и в таких условиях. Кто-то открывает лавочку или кафе, а кто-то промышляет частным извозом, как, например, Миленко, житель городка Липляна, где после войны осталось около трехсот сербов, курсирующий на своем стареньком микроавтобусе между селами в окрестностях Грачаницы (с отдаленными анклавами транспортная связь плохая - в лучшем случае раза два в неделю ходят автобусы, принадлежащие местным общинам или благотворительным организациям). Кто-то занимается сельским хозяйством - практически все поля, принадлежащие сербам, обихожены и засеяны пшеницей, кукурузой, овощами... Хотя до недавнего времени работать на полях или виноградниках за пределами села было опасно - могли убить, похитить, изувечить…
В Великой Хоче я жила в доме Саши (полностью - Савва) и Снежаны Михайловичей, которые, помимо того, что недорого сдают комнаты приезжим, делают и продают ароматнейшее вино с собственного виноградника («У нас свое предприятие: жена - директор, я рабочий», - смеется Саша). Метохия со своими солнечными склонами холмов и монастырскими традициями - винодельческий край с древнейших времен, а продукция Дечанской монастырской винницы не только поставляется во все косовские церкви и монастыри, но известна и за пределами Сербии.
Готовят здесь и крепкий виноградный напиток - ракию-лозовачу, причем есть умельцы, которые разливают ракию в бутылки с собранными внутри деревянными крестами. Такое сочетание не считается чем-то кощунственным - даже в монастыре гостю в первую очередь наряду с традиционным кофе предложат рюмочку ракии. Но пьяных в стельку я на улицах не видела - культура пития все-таки развита, и в кафану (буквально - кофейню) приходят обычно не надраться, а пообщаться, обсудить насущные дела, посплетничать, поспорить, пофилософствовать, поговорить о футболе и о политике.
Как и у наших людей, в Сербии разговор между случайными попутчиками, встречными на улицах, в кафе очень быстро переходит в высокие сферы, касающиеся мироустройства, веры, «вечных» и «проклятых» вопросов. Другая излюбленная тема при знакомстве касается семейного положения собеседника. Это может показаться не слишком тактичным вторжением в частную жизнь, но для сербов с их достаточно традиционным укладом жизни семья - это действительно святое. Несмотря на то, что демографическую войну косовские сербы по всем статьям проиграли, едва ли не главное, что поразило меня в косовских анклавах, - сколько здесь детей. Большинство из них родились уже после войны - видимо, когда приходит настоящая беда, перестают работать штампы современного человека об «ответственном родительстве» и «не плодить нищету», а включается нормальный инстинкт выживания, сохранения рода. И очень хочется верить, что будущее у этих ребят есть. Несмотря ни на что…